Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир - Джон Дикки

Вторым событием стало распространение английского образования среди сначала очень узкого, но потом все увеличивающегося круга индийцев, а также увеличение количества рабочих мест для образованных местных жителей в имперском государственном аппарате. Выгодно это было бенгальским индусам, жившим в имперской столице Калькутте. Но индуизм масонами воспринимался с подозрением. Подавляющее большинство масонов из местных жителей до 1870-х годов были парсами, сикхами и мусульманами. Индусы от них отличались. Действительно, индуизм не лучшим образом сочетался с христианским менталитетом викторианского империализма. Британцы, масоны или нет, постоянно эксплуатировали оскорбительные стереотипы об индийских религиозных группах. В подавляющем большинстве случаев они предпочитали мусульман (мясоедов, поборников единобожия и патриархата), а не индусов (вегетарианцев, худых и долговязых с не поддающимися исчислению богами). В конституциях масонства было сказано, что многобожие — такое же табу для масонов, как и атеизм. Не было ясно, каким может быть индуистский аналог Библии или Корана, а ведь Писание было важнейшей частью масонского ритуала. Индуистская кастовая система также казалась многим братьям шокирующим оскорблением идеалов братства (при этом то же по отношению к эгалитаризму чувствовали индусы). Отчасти из-за подобных предрассудков ни одна ложа в Бенгалии не могла принять индийца, не обратившись сначала за одобрением к Провинциальной великой ложе.

Все это, еще и приправленное старым добрым расизмом, достигло своего пика в 1863 году, когда для инициации в ложе Калькутты был представлен упрямый бенгальский торговый агент Просонно Кумар Дут (по вероисповеданию индуист). Досточтимый мастер обратился за разрешением к Великому мастеру Провинциальной ложи, и ему было отказано на том основании, что индусы на вступление не имеют права. Однако Дут не стал с этим мириться и обжаловал решение в Объединенной великой ложе Лондона, которая поддержала великий масонский принцип терпимости. Индусы имели полное право на посвящение, и никакое вето Провинциальной великой ложи не могло помешать. Последовали девять долгих лет разбирательств: Провинциальная великая ложа Бенгалии не хотела уступать («наша раса отличается во всех существенных моментах от азиатской») и попыталась отменить указ лондонской ложи. В конце концов 22 августа 1872 года брат Дут был посвящен, открыв тем самым двери лож по всей Индии для своих индуистских собратьев.

Во всяком случае формально. Конечно, даже после случая Дута путь в масонство для индусов был непрост. Отдельные ложи по-прежнему сохраняли за собой право принимать только тех, кого желают, а отказывать без объяснения причин. Расовая дискриминация все еще была очень распространена. При всем этом политический климат в Индии был таков, что случай Дута приобретает особую важность. Шестью годами ранее, в мае 1857 года, солдаты из числа коренного населения бенгальской армии подняли восстание. Имперские власти потеряли контроль над большей частью Северной Индии, так как целый ряд недовольных слоев населения, от местных правителей до крестьян, взялись за оружие. Английским войскам потребовалось время, чтобы погасить последний огонь жестокого восстания. После этого корона приняла на себя все полномочия, которые ранее принадлежали Ост-Индской компании. Отношение британцев изменилось. До мятежа они самовлюбленно считали себя проводниками цивилизации, которые помогают местным жителям встать на путь прогресса. Теперь же они смотрели на индейское население сквозь призму расовой принадлежности. Старые стереотипы о разномастном населении Индии приобрели более жесткие очертания. Какую бы религию они ни исповедовали, индийцы стали считаться биологически неполноценными, а потому неподвластными культурному преображению. Таким образом, политика открытых дверей масонства в отношении индийцев после дела Дута противоречила господствующей идеологической тенденции.

К тому времени, когда Редьярд Киплинг стал масоном, «искусство» в Индии находилось на долгом и медленном пути адаптации. Тактика XVIII века по принятию в ложи дружественных местных правителей приобрела новый смысл после мятежа 1857 года. Материнская ложа Киплинга «Надежда и настойчивость» № 782 в Лахоре приобрела официальный статус в 1859 году. Вскоре после этого в нее был принят сикхский правитель сэр Рандхир Сингх, махараджа Капурталы, который был ревностным сторонником англичан во время восстания. Махараджа умер в 1870 году, но его младший брат Сардар Бикрама Сингх Бахадур все еще был членом ложи, когда Киплинг прошел церемонию посвящения 5 апреля 1886 года. Во многих частях британских владений в Индии местные правители теперь были марионетками, лишенными реальной власти, но со всеми внешними регалиями. Так британское правление приобретало красивый индийский фасад. Масонство было частью этого договора с короной. К началу Первой мировой войны в Индии было как минимум десять братьев, у которых в графе «профессия» значилось «махараджа».

Набор в ложу значительно расширился с тех пор, как были приняты первые местные царьки. Большинство индийцев, с которыми Киплинг обменивался тайными рукопожатиями и паролями в Лахоре, были купцами, но иногда попадались и врачи. Среди индийских братьев были и купец-парс Е. К. Джуссавалла, помощник комиссара мусульманин Мухаммед Хайят Хан, и бенгальский адвокат индуист П. К. Чаттерджи. Но с количеством белых им было не сравниться: в то время в ложе было не более восьми индийских братьев, и еще один присоединился к ним, пока там был Киплинг. Так что «Надежда и настойчивость» № 782 не была той самой материнской ложей из стихотворения.

В ноябре 1887 года Киплинг уехал из Лахора, получив должность в крупной газете. Ему пришлось проделать почти тысячу километров на юго-восток в крупный административный центр Аллахабад, расположенный в месте впадения чистых вод Джамны в мутно-желтый Ганг. Здесь в апреле 1888 года он присоединился к ложе, которая питала его воображение больше, чем «Надежда и настойчивость» в Лахоре. Действительно, новая ложа «Независимость и человеколюбие» № 391 в то время принимала очень много братьев из местных. До 1883 года в нее вступил только один индиец. Когда же спустя пять лет к ложе присоединился Киплинг, их было уже минимум двадцать, а еще трое пришли в течение следующего года, прежде чем Киплинг уехал в Англию. Из сорока трех человек, присоединившихся к ложе «Независимость и человеколюбие» в 1887 и 1888 годах, было восемнадцать индийцев. Да, этническая и религиозная принадлежность этих мужчин была не столь разнообразна, как в вермонтских фантазиях Киплинга, но среди них, безусловно, были и мусульмане и индусы.

Некоторые из этих новых индийских братьев были коммерсантами. Один или два из них были врачами. Больше было служащих, особенно тесилъдаров (местных сборщиков налогов и по совместительству магистратов). Но не менее половины индийских масонов, которых знал Киплинг, были юристами, которых здесь называли вакилами. Перспективы этих людей зависели от их круга знакомств и доброго имени среди британской правовой иерархии. Духовный диалог между братьями из разных религиозных общин был далеко не первым пунктом в их списке мотивов для вступления. Более очевидным мотивом было наличие среди британских членов ложи сэра Джона Эджа. Сэр Джон перевелся из своей лондонской ложи в декабре 1886 года и по прибытии в Аллахабад занял пост председателя Верховного суда Северо-Западных провинций Индии. Какой бы ни была их религия, многие индийские вакилы стали масонами, желая оказаться поближе к влиятельной персоне.