Звезда Cтриндберга - Ян Валентин

Послышались странные звуки. Дон оглянулся. Шейные позвонки, лишенные поддержки истлевших связок, были уже не в состоянии удерживать тяжелый череп и один за одним выходили из сочленений. Через мгновение череп повис на последнем сухожилии, но и оно не выдержало. Голова Камилла Мальро с глухим всплеском рухнула в коричневую жижу, затопившую пол мавзолея.

На поверхности забулькали пузырьки воздуха – в пустотах черепа, очевидно, сохранился воздух.

Было время ланча, и многоголосый шум из открытого кафе «Старый Том» проникал в окно четвертого этажа. В номере стоял устойчивый могильный запах. На полу лежали перемазанные грязью останки брюк и носок Дона, а в ванной, после отчаянной попытки их отмыть, бесконечно долго сохли сапоги «Др. Мартене».

Дождь наконец кончился, и сквозь тонкие льняные шторы проникал робкий солнечный свет – слишком робкий, чтобы разбудить Эву и Дона. Они лежали рядом совершенно неподвижно, укрытые одним махровым одеялом.

В номере не было ремонта как минимум лет тридцать. Жирные пятна на обоях, позеленевшие медные трубы над плинтусами… У окна на Гроте Маркт – старенький дешевый телевизор, на левом динамике приклеена записка, извещающая, что пульт дистанционного управления утрачен.

Махровое одеяло зашевелилось. Эва сделала попытку сесть, превозмогая боль в затекших суставах. Она посмотрела в окно, закрыла глаза и потрясла головой, пытаясь сообразить, где находится.

Она посидела немного на краю постели – вставать было неохота. Потом собрала волю в кулак, поднялась и босиком пошла в ванную.

Струи горячей воды помогли ей восстановить в памяти вчерашний день – молочно-белый металл звезды Себа, странное чувство, когда она взяла ее в руки… и эта бумажка, словно переданная Дону мертвой рукой.

Тительман целый час торчал в ледяной воде и сильно простудился. Когда они сели в такси, его начал бить озноб. Она прижимала его к себе, как ребенка, пытаясь согреть…Что еще она могла для него сделать? Он не хотел туда лезть, и свой мрачный подвиг совершил исключительно по ее настоянию.

Эва оделась, вышла из ванной и сняла со спинки стула его пиджак.

Они добрались домой настолько уставшими, что, не говоря ни слова, рухнули спать – у них не было сил даже кратко обсудить короткую записку, найденную в могиле Мальро.

Эва вынула записку из внутреннего кармана и прочитала еще раз.

Elskede Camillle!

Løftet jeg gav er oppfylt. Porten till underjorden er lukket.

Jeg ønsker att jeg kunne vœrt tili mer.

Herfra reiser jeg inn i min egen Niflheimr, hvor det andre fingen vil for alltid vœre skjult[49].

Din Olaf

Эва сунула записку назад в карман и обратила внимание, что у нее сильно дрожат руки.

Она натянула сапоги, взяла в руки плащ и бросила последний взгляд на тощую фигуру под одеялом. Дон спал как убитый.

Эва на цыпочках вышла из номера и тихо закрыла за собой дверь. Бронзовые перила шатались, поэтому она спустилась по крутой лестнице в вестибюль, держась за стенку: ее все еще покачивало. Кивнула администратору за стойкой и вышла на площадь.

Красный флаг на военном музее в Лакенхалле гордо реял в солнечном свете. Эва свернула на Бомгардстраат. Она продиралась сквозь выставленные на тротуаре стенды с одеждой и дешевыми копиями «ролекса» и высматривала местечко потише. На примыкающей улице ей бросился в глаза щит с затейливой надписью «Цветение вишни. Чайная». Ей понравилось, что окна чайной завешены кружевными шторами.

Звякнул колокольчик у двери, и молодая женщина за прилавком приветливо улыбнулась. Эва уселась за самый дальний столик и заказала вафли и чашку шоколада со сливками.

Сделав первый глоток шоколада с приятным ореховым привкусом, она достала из сумки мобильный телефон. Преодолевая чувство вины, набрала префикс для выхода за границу и девятизначный номер. Она знала его наизусть.

Долгие сигналы. Эва хотела уже нажать кнопку отбоя, как на другом конце ответил голос – голос человека, имевшего право знать все.

Фатер плел свою паутину контактов десятилетиями, но сейчас, когда в ней возникла необходимость, ничего не получалось.

Мало того что полиция в далекой северной стране проявила вопиющую расхлябанность – немецкая служба безопасности тоже действовала на редкость вяло. Он никак не мог назвать это сотрудничеством. К тому же ему всегда казалось, что их бесконечные и постоянно меняющиеся аббревиатуры маскируют самую обычную некомпетентность. Когда люди не умеют работать, они придумывают названия: BfV, Федеральное управление защиты конституции, LfV, BND или почему бы не СС или гестапо…

Единственной по-настоящему профессиональной организацией было Министерство государственной безопасности в Восточной Германии. Штази. Штази была выше всяких похвал. Но Штази пошла на дно, и Фатеру стоило немало труда и денег уничтожить в их архивах следы сотрудничества с Фондом. Спасло то, что бывшие сотрудники Штази и советского КГБ наперебой торговали своими секретами.

Каким образом Федеральная служба безопасности, Bundtsnachrichendienst, могла прозевать телефонный звонок, так и осталось загадкой.

Почему? После бесконечных парламентских дебатов они наконец получили возможность вывести прослушку на приличный, не хуже, допустим, чем у тех же французов, уровень.

Но пользоваться этой возможностью они попросту не умели.

Как ему объяснили, в глобальном мире никакого значения не имеет, где именно поставлены ретрансляционные мачты. Не имеет и не имеет… но ему пришлось бесконечно долго торговаться с бюрократами в Центральном управлении внешней безопасности в Париже, пока они не выслали необходимую информацию. Как обычно, чиновники разговаривали нагло и высокомерно – как будто бы не он, а кто-то другой снабжал их все эти годы неоценимой информацией…

Но все хорошо, что хорошо кончается: цветная распечатка спутникового снимка с указанием координат лежала у него на столе. Красные черепичные крыши, серый крест кафедрального собора на большой площади под названием Гроте Маркт. Мачта, через которую прошел разговор, помечена странным сочетанием букв.

VOORUITGANGSTRAAT

Куда владелец телефона переместился в дальнейшем, придется выяснять на месте. Но это уже проще – Фонд может действовать на свой страх и риск, не оглядываясь на надутых государственных кретинов.

Эва вертелась на двуспальной гостиничной кровати – сон не шел. Часы на башне в Суконных рядах только что пробили полночь, а Гроте Маркт по случаю воскресенья давно уже опустела.