Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны - Миле Белаяц

Дабы обозначить связь между Сараевским покушением и убийством Александра Обреновича, автор выбирает 1903 г. в качестве нижней хронологической границы своих изысканий. С того времени дуэт Аписа и Пашича совместными усилиями стремится к воплощению «Начертания». При этом они понимают, что цели, преследуемые Сербией, настолько неприемлемы для Европы, что их надлежит завуалировать. В этом профессор и видит суть «заговора». Для него несущественно, что Европа почти единогласно поддерживала освободительный поход балканских союзников в ходе войны 1912–1913 гг.[426]Эта же Европа, за исключением Австро-Венгрии, не высказала возражений и в связи с подписанием Бухарестского мира. Ах, нет, это все инспирировано Россией. Однако Кларк, увлекшись, или по незнанию забывает указать, что именно Россия в 1912 г. советовала балканским державам не нарушать мир. Автор преуменьшает значение того факта, что в определенный момент Россия утратила интерес и фактически ушла с Балкан, позволив Австро-Венгрии беспрепятственно осуществлять экспансию. В этом отношении Кларк разделяет точку зрения Ш. Макмикина, обличающего франко-российскую позицию в ходе Июльского кризиса 1914 г. Париж, дескать, дал карт-бланш Петербургу, политику которого олицетворял разжигатель войны Сазонов[427]. Чуть раньше в том же ключе писал американский профессор Джон Этти (John Etty). В глазах перечисленных историков подлинной причиной Первой мировой войны предстает сербский национализм. Но не только. Наряду с Белградом и Веной огромная доля вины за начало войны лежит на России, которая не отступилась от Сербии[428]. На стороне Кларка в этом вопросе еще один автор с дипломом Кембриджа – Мэтью Прайс (Matthew Price), в свое время работавший в Белграде корреспондентом BBC. Уверенный в правоте Австро-Венгрии, он полагает, что «не придается должное значение тому, как дерзко и бесчувственно Сербия отреагировала на покушение (sic!)»[429].

Майкл С. Нейберг отдает должное Кларку за то, что он предъявил доказательства международной поддержки террористической деятельности: «Книга лучше остальных анализирует реальную подоплеку происходившего на Балканах в 1911–1914 гг.»[430].

Макмикину, Прайсу и Кларку следовало бы ознакомиться с замечаниями, которые мы сделали ранее некоторым историкам, спекулирующим по поводу неприемлемости сербского ответа. Указанным авторам пошло бы на пользу внимательное чтение работы Андрея Митровича «Великая война Сербии 1914–1918», опубликованной Лондонским издательством Херст в 2007 г. В книге приведено письмо кайзера собственному министру иностранных дел: «Любые оговорки Сербии, касающиеся отдельных пунктов, я уверен, можно преодолеть с помощью переговоров. Ответ представляет собой полную унизительную капитуляцию, опубликованную urbi et orbi. Поэтому нет оснований для начала войны»[431]. Однако, как уже отмечалось, окружение кайзера сербский ответ не интересовал вовсе.

Прочитав Митровича, коллеги узнали бы, что австро-венгерский поверенный в делах в Белграде Вильгельм фон Шторк (Wilhelm von Storck), «допуская, что покушение в настоящий момент противоречит “концепции руководства Сербии”, тем не менее открыто предлагал Монархии разделаться с Сербией. Он напоминал, что уже раньше призывал воспользоваться первой же возможностью “нанести королевству смертельный удар”»[432]. Шторк едва ли не истерично убеждал собственное министерство, что «пострадает наша репутация великой державы, если мы не покажем кулак». И снова, и снова он требовал «ударить кулаком по столу, потому что сербское правительство понимает только такой язык»[433]. Уже 30 июня Шторк появился в сербском МИДе с намерением своим заносчивым поведением вызвать инцидент. При этом он требовал немедленно доложить ему, что сербская полиция предприняла, чтобы открыть нити заговора, которые, «как всем известно, ведут в Сербию»[434].

В общем, неудивительно, что Макмикин высокого мнения о книге Кларка, которая снова доказала, что Балканы сыграли главную роль в развязывании конфликта. Этим развеивается «разделявшееся до недавних пор многими мнение, что вопрос раз и навсегда решен, что имеется консенсус относительно стремления Германии к войне из опасения дальнейшего усиления России». По Макмикину, это не что иное, как выхолощенное «зацикленное на Германии ортодоксальное представление». И этому автору не дают покоя кровавые описания совершенного в 1903 г. убийства, которые свидетельствуют о «гипернационализме» (а не о психологических нюансах обстановки, в которой заговорщики, безуспешно ищущие короля с королевой, впадают в панику, а подоспевшие войска все еще полагают, что пришли защищать монарха). В заслугу Кларку приписывается основательная и корректная реконструкция сербского заговора в Сараево, разоблачающая «исторические работы, написанные в духе “русского контрнарратива”». Кларк, по словам Макмикина, «продемонстрировал, что австро-венгерский ультиматум был намного мягче того, что НАТО предъявил в 1999 г. накануне войны в Косово». Однако по сравнению с 1999 г. в 1914 г. «сербский ответ ни на йоту не был более примирительным. Он представлял собой “высоко стилизованный отказ”, который должен был произвести впечатление на Францию и Британию, а также побудить Россию поддержать Сербию в войне»[435]. На страницах «Дэйли Мэйл» панегирик Кларку опубликовал Саймон Гриффит (Simon Griffith), утверждающий ни много ни мало, что после появления «Сомнамбул» прежнее единодушное мнение по поводу германской ответственности можно выбросить в мусорное ведро[436].