Кремль 2222. Волоколамское шоссе - Константин Кривчиков

– Как только, так сразу, – сказал Тим.

Показное спокойствие давалось ему с огромным трудом. Его, буквально, заколотило, когда дамп заговорил о девушке. Этой несчастной белокурой девушке, которая сейчас без сознания валялась в коридоре. Он даже не знает, кто она и откуда. Она брела в одиночестве среди этих ужасных развалин. Откуда она взялась? Наверное, она очень храбрая. А еще умеет стрелять из лука…

И тут его осенило. То, о чем он подумал, еще не означало шанса. Но дарило надежду. Он отступил на пару шагов и перепрыгнул через поваленный шкаф – туда, где лежал труп Бума. Бума‑арбалетчика… Тим пригнулся и начал осматривать пол.

– Ты решил от меня шпрятатша, Тим? – Гаж захихикал. – Хошеш поиграть шо мной в прятки?

Бум никогда не расставался с арбалетом. И в коридор он наверняка вбежал с арбалетом в руках. А вот что произошло потом?

Мысли метались в голове Тима с лихорадочной скоростью. Где был арбалет в тот момент, когда Гаж зарубил Бума? Если тот держал его в руках, то, скорее всего, потом выронил. А вот если успел повесить на пояс…

– Тьфу, Тим, я не жнал, што ты такой труш. Вылежай и давай дратша.

За шкафом было очень темно. Он сам по себе загораживал свет, да еще Гаж стоял в проходе. Тим начал ощупывать тело Бума. Так, колчан с болтами здесь…

– Тим, ты коншеный труш, как и вшэ хомо. Я иду к тебе.

Арбалета не было. Не было, черт возьми, арбалета! Значит, он остался на полу в коридоре. И это означало, что шанс исчез, не появившись.

И все‑таки Тим не хотел сдаваться. Он засунул ладонь в колчан и вытащил болты. Сколько их тут, штук пять? Или шесть? Сомнительное, конечно, оружие, но не в его положении привередничать.

Гаж медленно двинулся к нему. Тим выпрямился и, оставаясь стоять за шкафом, положил болты на его боковую стенку. Кроме одного, который зажал ладонью в районе хвостовика. Гаж сделал еще один шаг и остановился. Теперь между ним и Тимом было около трех метров. Включая полуметровую ширину шкафа, закрывавшего Тима примерно по пояс.

Гаж не торопился. И, возможно, колебался. Хорошая была у него позиция для того, чтобы не выпускать Тима из комнаты, превратившейся в ловушку. Но имелось в ней два изъяна.

Во‑первых, Гажу рано или поздно надо было атаковать, а для этого ему требовалось отойти от прохода. Второй изъян заключался в том, что дамп стоял спиной к свету, и контуры его фигуры четко выделялись на сером фоне. А вот Тим находился почти в полной темноте.

И он воспользовался этим положением – взял и метнул в Гажа болт.

Тот не ожидал подобной атаки и почти не отреагировал – лишь суетливо дернулся, заметив движение Тима. К сожалению, нерасторопность противника не помогла Тиму. Он впервые в жизни метал арбалетные болты, и первый блин получился комом – короткая стрела повернулась в воздухе и ударилась о плечо Гажа плашмя. Тот толком ничего и не понял, за исключением того, что Тим – видимо, совсем одуревший от страха – бросил в него какую‑то фигню. Однако оказался в легком замешательстве и застыл на месте.

Что касается Тима, то он, вопреки предположениям Гажа, не собирался паниковать. Он, разумеется, не питал особых иллюзий по поводу того, что сумеет нанести врагу серьезный ущерб, швыряясь арбалетными болтами. В конце концов, это не боевые ножи, а всего лишь стрелки с металлическими наконечниками, предназначенные вовсе не для метания рукой. Расчет Тима заключался в другом.

Он хотел разозлить Гажа, чтобы тот кинулся на него, обегая двухметровый шкаф сбоку. Тогда бы у Тима появилась возможность выскочить из комнаты и добежать до коридора, где валялись мертвые нео. Там бы он вооружился копьем или дубиной и значительно уравнял бы шансы. А с кинжалом против меча, да еще и раненный в правую руку, он шансов не имел.

Вот такой простой расчет, основанный на анализе ситуации, имел Тим. Не гениальный, конечно, расчет, но реализуемый при определенном стечении обстоятельств. Однако на практике, как это чаще всего и случается, произошло иначе.

Жизнь, она всегда вносит свои коррективы. Не зря в народе говорят, что человек предполагает, а бог располагает. У «мусорщиков», к слову, эта мудрость передавалась в таком варианте: «Не то мяшо, што бегает, а то, што в жубах жаштряло». И еще: «Не то мяшо, што на вертеле уршыт, а то, што в животе буршыт». Вот так. И среди дампов иногда попадаются мудрые особи.

Впрочем, Гаж не относился к их категории. Пока он на секунду застыл, Тим изловчился и метнул в него второй болт. На этот раз он применил новую технику броска, и она сработала. Болт спикировал по дуге и благополучно воткнулся сыну вождя куда‑то в район паха – не будем уточнять пикантные детали.

Получилось не смертельно, но достаточно больно. Гаж взревел от ярости и, размахнувшись по своему обычаю от правого плеча, бросился к Тиму. Однако побежал не вокруг лежащего на боку шкафа, на что надеялся Тим, а атаковал в лоб. Видимо, рассчитывая достать врага длинным мечом.

Вариантов при таком раскладе у Тима оставалось немного: либо отскочить к стене, либо вбок – ведь парировать удар было нечем. Не кинжалом же с клинком сантиметровой толщины? Тим инстинктивно отскочил вбок – инстинктивно, потому что времени на раздумья не имел. И оплошал: запнулся о труп Бума и грохнулся на пол между шкафом и стеной.

Этот нечаянный маневр укрыл Тима от разящего удара меча, но повлек за собой иные крупные неприятности. Разъяренный Гаж, не учивший, по понятным причинам, в школе законы Ньютона, не сумел вовремя притормозить. Отчего со страшным грохотом врезался в шкаф, который, опрокинувшись, придавил Тима. И вечер окончательно перестал быть томным.

Сами представьте ситуацию. На полу распластанный Тим (по соседству с мертвым Бумом), над ним железный шкаф, а на нем, для гармонии, рассвирепевший дамп. Прямо братская могила какая‑то с обелиском в виде Гажа.

Будь шкаф поновее и покрепче, Тим мог бы сразу отдать богу душу. Но этот металлический ящик сильно заржавел за двести лет. И стоило Гажу с разбегу навалиться на него, как он буквально рассыпался в труху. Да еще упитанное тело Бума частично смягчило нагрузку пусть и от проржавевшего, но все‑таки массивного, изделия.

В результате Тима не расплющило. Разве что сильно поцарапало, а кое‑где и разодрало, кожу. Зато Тим едва не задохнулся в облаке ржавчины, накрывшем его с головой. И пока он барахтался в этой куче из мелких кусков ржавого железа и ржавчины, Гаж успел вскочить на ноги и даже осмотреться. После чего торжествующе проорал:

– Капеш тебе, сволош!

Тим понимал, что означает для него этот вопль. Но ничего не мог поделать, потому что находился спиной к врагу. К тому же, он почти ничего не видел, чихая и отплевываясь. И мог лишь гадать (если бы имел такое намерение) о том, когда именно – через секунду или через две – обрушится на него отточенный клинок дампа. Клинок, напомню, способный перерубить стальную рукоятку пернача.

Однако клинок все не обрушивался. Ни через секунду. Ни через две. Ни через три… И Гаж почему‑то больше не вопил. Что Тиму было совершенно непонятно.