Оружие уравняет всех - Михаил Нестеров

Поселок давно остался позади, но еще не отпускают возбужденные голоса обитателей.

Живнов отмахал пятнадцать километров, затратив около трех часов. Столько же потребуется на возвращение. Скорость супермегаофигительная, признался он себе, если учесть, в какое время, в каком месте, в каких условиях и в каком качестве он выступал.

Сколько он ни старался, не мог выбросить из головы образы хищников – шакалов, гиен, львов, павианов, зубы которых не уступают зубам хищников. Они мерещились ему на каждом шагу; и тут каждый шорох был подозрительным.

Где-то здесь…

Над головой мерцали звезды и светила ущербная луна. Их света было достаточно для того, чтобы не сбиться с дороги и возвратиться на нее, если придется прятаться. А небо было такое непривычное, что голова шла кругом, ноги то и дело цепляли обочину, как будто Живнов исполнял африканский танец.

Он оставил позади перекресток, впереди еще полкилометра пути. Он так хорошо запомнил это место, что, казалось ему, мог найти с закрытыми глазами. Нужно свернуть с дороги. Вот сейчас нужно свернуть и пройти метров двадцать. Здесь стояла машина, обстрелянная Леонардо. За ней прятались Мэрион с девочкой и Катала, и с зажигалкой наготове стоял сам Живнов.

Стоп! Вот она. Жевун дотронулся до остова «Шевроле», как революционер до крейсера «Аврора». Для него эта машины и была крейсером, застрявшим в африканских песках, крепостью, Москвой, которую он поджег и в ее дыму двинулся навстречу противнику. Вот так это было. Жевун не сомневался, что найдет снайперскую точку. Неделю назад мог найти по запаху, но хищники и насекомые уже сделали свое дело, и скелеты Лео, Кимби и Ниос теперь не восстановит ни один антрополог.

Вот здесь он первый раз пригнулся к земле, припал, как будто напиться, и, глотнув чистого воздуха, попер дальше.

Сто пятьдесят метров. Осталось сто с небольшим. Вот уже готов отстреляться из «горна», как вдруг…

Нет, он еще не до конца оправился от отравления. Сколько нужно времени, чтобы организм освободился от яда?

Здесь он оставил Леонардо, бросив ему на грудь снайперскую винтовку. Здесь же он выбросил из джипа вещи, принадлежащие Мамбо и ее спутникам.

Пора воспользоваться фонариком, единственной вещью, которой обладал Жевун. Он направил луч света себе под ноги, чуть в сторону, еще дальше. В пяти метрах впереди он увидел кучу барахла, среди которого в глаза бросался синий чемодан.

Живнов содрогнулся, представляя картину пиршества не одного, а минимум пары отколовшихся от прайда молодых самцов. Сюда их привлек запах пищи, и они не побрезговали трупами людей, опередив и гиен, и шакалов. Довершили дело крылатые падальщики. Тут и там валялись обрывки одежды, обувь. Лео или Кимби порвали пополам. Об этом говорила брючина с ремнем.

Вот и винтовка. Вещь, которую не тронула бы даже обезьяна. Жевун вынул магазин и передернул затвор, выбрасывая гильзу. Нажал на спусковой крючок, чтобы убедиться в работоспособности ударно-спускового механизма; он работал как часы. Поставив магазин на место, Жевун ощутил прилив сил. С этой винтовкой, считающейся одной из лучших, он обрел былую уверенность. Теперь ему не страшен ни зверь, ни человек.

В поселке ему придется хранить ее в разобранном виде, и Жевун уже сейчас решил потренироваться. Он отсоединил глушитель, обнажая коротенький ствол. Сложил приклад – алюминиевый каркас, обшитый пластмассой. Снова собрал и, прихватив из чемодана запасные магазины, хранящиеся в отдельных гнездах, быстрым шагом направился к африканскому скиту. Улыбнулся – впервые за последние дни: «Только бы мобильник Катала не положил жрице за пазуху». Он простил, почти простил его.

Николаева и Каталина разбудил телефонный звонок. Алексей глянул на экран, на котором высветился номер мобильника, оставленного в ските: звонить мог или выздоровевший Паша, или воскресшая жрица. Отметив время, толкнул товарища, который притворялся спящим. Катала открыл один глаз и недовольным, сиплым со сна голосом огрызнулся:

– Чего?!

– Ничего!

На протяжении многих дней утро для них начиналось одинаково. Они походили на двух заблудившихся в африканской пустыне псов; лаяли друг на друга («Чего?!» – «Ничего!»). Однажды едва не подрались. Остывать пришлось самим – разводил, кроме «маленького доктора», на много миль вокруг днем с огнем не сыщешь.

На этом плато было множество мест, где укрыть машину и укрыться самим сложности не представляло. На одну из террас, которая топорщилась полутораметровыми уступами, представляющими собой природное ограждение этой гигантской полки, они сразу, фактически без разведки, заехали на машине, и случилось это в тот день, когда на их пути неожиданно появилась стая саранчи. Они даже нашли место, где можно было развернуть громоздкий «Лендровер». А под утро они, вооружившись ветками колючего кустарника, похожего на чилигу, заметали следы. Дошли до скита, где над Живновым был совершен жуткий ритуал, заглянули в пролом. Внутри никого, кроме мертвой жрицы, распространяющей на всю округу непереносимый смрад; ее даже гиены не тронули. Николаев дернул головой и отступил назад. «Ты чего?» – шепотом спросил Катала. «Ничего. Иди и нюхай свою Галатею». Каталин пожалел о том, что не запасся вовремя препаратом наподобие ментолового геля, который отбивает любой, даже трупный запах.

Он, по его собственному признанию, «в этой жизни отбоялся». Сейчас был готов забрать свои слова обратно: он до тошноты боялся увидеть не один труп, а два. Ни тем вечером, ни следующим утром им не удалось даже близко подъехать к «Загнувшемуся отшельнику», что входило в планы Каталина.

…В своем джипе Вергельд посадил Сюзон на колени и снова что-то шепнул ей на ухо. Она нашла глазами Николаева и помахала ему рукой. Он по-военному коснулся пальцами виска и улыбнулся девочке. Все произошло так быстро и до некоторой степени неожиданно, что Нико растерялся. Не сразу сообразил, что смотрит вслед удаляющимся машинам и боковым зрением видит джипы, которые остались на месте. «Так оно спокойнее», – слышит он голос Гвидона. Как будто и не было знакомства с Вергельдом, тех немногих, но насыщенных минут, за которые тот успел произвести на собеседника неизгладимое впечатление. Очаровал? До некоторой степени. Он не хочет появляться в публичных местах, быть узнаваемым. Он боится, что это может вырасти до неприличия, когда тебя просто обязаны приглашать, а на деле ты – обуза. И без перехода спросил у Нико, словно был корреспондентом: «У тебя есть мечта?» Николаев мечтал жить на воде – в лодочном домике или на барже. Жить в каюте, ходить по палубе, засыпать под легкий плеск волн – это ли не идиллия. Нет, он не хотел за границу как таковую: ему уехать – только паспорт в карман положить.

Этот сорокакилометровый участок дороги был широким и ровным, как автострада. Три автомобиля, центральным из которых был джип «Пежо», принадлежащий Мамбо, уносились прочь от поселка. Адвокат видел не ночь впереди, а черноту космоса, о которую разбивался земной свет фар. Это ощущение было тем более верным, что вскоре нашло свое подтверждение: оба джипа сопровождения, которые фактически взяли «Пежо» в коробочку, отвалили в стороны на самом широком участке дороги, постепенно сбрасывая скорость, и походили они на ступени ракеты, отработавшие свое на разгонном этапе. Красиво, ничего не скажешь. Вергельд умел встречать и умел провожать. И предупреждать – тоже. И можно было забыть о том, чтобы вернуться к товарищу, который загибался в каменном мешке. Нико в то время был готов убить Каталина. А тому хоть бы хны. Сидит на заднем сиденье и о чем-то шепчется с Мэрион. Прощается, падла! Проникся, сволочь!