Фаберже для русской красавицы - Мария Жукова-Гладкова

А я по пути домой думала о том, что изменилось в доме после того, как я оттуда съехала.

Разбросанных женских вещей я нигде не заметила – хотя Лидка могла часть забрать, а остальное разложено и развешано по шкафам. Никаких новых вазочек и безделушек не появилось. Или Некрасов уже убрал Лидкины нововведения?

Но на одну вещь я обратила внимание. Несмотря на огромную новую кровать – морскую звезду, в комнате нашлось место и для одной прикроватной тумбочки. На ней стояла настольная лампа, некрасовская борсетка, лежала книга в тонкой обложке с изображением зверской морды и окровавленного ножа, а также портсигар, по виду – золотой, с инкрустацией драгоценными камнями. Но Некрасов никогда не курил да вроде бы и не начинал в последнее время. Ведь сколько раз он ночевал у меня и ни разу не брал в рот сигарету.

Зачем ему портсигар? И откуда он взялся?

Я посмотрела на часы. Звонить старшему следователю городской прокуратуры было уже поздно. А вот Ильич Юрьевич, наверное, вернулся не так давно, если вообще поехал отсюда домой.

Я позвонила ему на сотовый и попросила завтра на нашу утреннюю встречу взять каталог английской выставки.

Красивые вещицы в последнее время вызывают у меня подозрение.

Он взял вещь в руку. Интересно, она видела или нет? Хотя если и видела, то что? Может, он купил кому-то подарок. Может, друг забыл. И она ведь ничего не спросила.

В любом случае нужно от вещицы избавиться. И как раз есть кандидат. Он к нему уже давно собирается.

Замок оказался хлипким, все прошло легко. Его никто не видел.

Поставив машину, я посмотрела на Сонины окна. В гостиной горел приглушенный свет. Зайти или не зайти? Хотя, возможно, у нее сейчас какой-нибудь мужик. Мне очень хотелось задать вопрос про Лидку Красавину. Ладно, перекушу, а там видно будет. Некрасов, кстати, поужинать мне не предлагал.

Он хотел меня побыстрее отправить из дома.

Я открыла дверь, сбросила кроссовки и замерла. В квартире пахло дешевым табаком. Я вообще болезненно реагирую на запах дыма. Наверное, если бы у меня был ребенок, он не смог бы курить даже в самом глубоком подполье. Я бы все равно сразу же все унюхала.

Броситься бежать? Додумать мысль я не успела. Из моей гостиной, в которой свет не горел, появился мужчина. Он не скрывался и, сложив руки на груди, замер в освещенном коридоре, давая себя рассмотреть.

Я его узнала – и у меня внутри все похолодело…

Это был рецидивист Красавин.

– Не бойся, лапа, – сказал он абсолютно нормальным человеческим голосом. «А ты думала, что он будет рычать, как дикий зверь?» – спросила я себя. – Убивать не буду. Бить не буду. Поговорить хочу. Раздевайся, проходи, – пригласил он меня в мою же квартиру. – Только я тут у тебя немного похозяйничал. Но ничего, потом уберешься.

Я сбросила куртку, надела тапки и на ватных ногах пошла в гостиную.

Бардак, конечно, был не такой, как у Сони в свое время, но Красавин тут явно что-то искал. Я судорожно вспоминала, где у меня ценности.

– Бабки твои я не брал, – сообщил он, словно читая мои мысли. – Вон все сложены. Только нашла бы ты для них какое-то место понадежнее…

Я опустилась в кресло, деньги пересчитывать не стала, правда, положила в валявшуюся рядом сумочку, чтобы глаза не мозолили и гостя не искушали лишний раз. Красавин сел в другое кресло, где обычно располагался Некрасов.

– Как вас зовут? – спросила я.

Он слегка удивился вопросу, но ответил:

– Игорь Георгиевич. Можно просто Игорь. А ты не знала?

Я задумалась, потом покачала головой. Если мне и называли это имя, оно у меня в голове не отложилось.

– А почему этот вопрос – первый? – слегка улыбнулся Красавин.

– Ну мне же надо к вам как-то обращаться. Вопрос второй: а почему вы ничего не взяли? Или…

– Золотишко тоже можешь проверить, – сказал он. – В спальне. Во-первых, я этим не занимаюсь. Во-вторых, слишком мелко. В-третьих – и это самое главное, – мне нужно, чтобы ты ответила на мои вопросы. А разве ты стала бы, если бы я тебя обокрал?

Я обвела глазами бардак.

– Это уберешь, – махнул он рукой. – И, кстати, правильно делаешь, что крупы и макароны держишь в магазинной упаковке. У Соньки пришлось из банок все высыпать, а у тебя все цело.

– Значит, это вы у Сони?..

Игорь Георгиевич кивнул.

– А что вы ищете-то?

– Как – что?! – пораженно воскликнул он. – Что и все. Английскую коллекцию.

– У меня? У Сони?! Ну ладно еще она. Это я могу понять. Любовница Самохвалова, который коллекцию перевозил. Он вполне мог прятать ценности у нее. Но у меня-то им откуда взяться?!

– Сейчас я уже проверяю всех, – тяжело вздохнул старый рецидивист. – Где-то мы ошиблись в расчетах и умозаключениях.

– А на кого вы думали вначале? – полюбопытствовала я. – На Самохвалова?

Игорь Георгиевич скривился и пренебрежительно махнул рукой, потом вдруг сказал:

– А я ведь жаркое приготовил.

– Что?! – Я от такого перехода просто опешила.

– Ага, – кивнул он. – Ты есть хочешь? – При виде моего выражения лица добавил: – Да не отравлю я тебя, не бойся. Можем из одной латки есть. Понимаешь… хобби у меня такое. Люблю готовить и вкусно поесть. У каждого из нас есть свои маленькие человеческие слабости. – Он улыбнулся. Искренность удивительно преобразила лицо немолодого мужчины, изрезанное глубокими морщинами. – Пошли на кухню? Там порядок. Я все убрал. Не могу видеть бардак.

На кухне в самом деле оказался порядок (не совсем мой, поскольку Красавин явно не помнил точно, что где стояло), но на полу ничего не валялось.

Когда он открыл латку, из нее пошел такой аромат, что у меня просто потекли слюнки… Красавин же орудовал так, словно давно тут живет, выставил тарелки, положил вилки и ножи.

– Или все-таки из латки?

Я покачала головой и с аппетитом принялась за еду. По ходу дела гость еще лекцию мне прочитал о том, как надо выбирать мясо и специи.

– Вы меня замуж не возьмете? – спросила я, отваливаясь от стола, как насосавшаяся крови пиявка.

Игорь Георгиевич расхохотался. Кстати, он не пил. На мой вопрос ответил, что, во-первых, за рулем, во-вторых, вообще позволяет себе крайне редко – и здоровье загублено в местах не столь отдаленных, и от алкоголя дурной становится, даже от пары рюмок. А ему сегодня нужна трезвая голова.

– Кстати, про мужа, – серьезно сказал Красавин. – Подонок твой Некрасов редкостный. Я не в отношении тебя имею в виду, с тобой он, в принципе, нормально обошелся… – Игорь Георгиевич сделал широкий жест рукой, словно обводя мою квартиру. – А вот Лидку мне жалко… Все-таки родная кровь, хотя и дура набитая, а он так…