Круги на воде - Сьюзен Виггз

– Меня удивляет, – заметил Стивен, почти не вдумываясь в свои слова, продолжая налаживать лебедку, как этот зверь умудряется находить дорогу домой и спать в твоей спальне.

Юлиана бросила на него изучающий взгляд. Она любила наблюдать за мужем в такие моменты. Ей очень нравилось, когда Стивен забывал, что он хозяин, и самозабвенно работал над свои изобретением.

– С каких это пор тебя интересует, кто или что спит в моей спальне?

Он даже не взглянул на Юлиану, но она почувствовала, как напряглись его загорелые скулы.

– Нравится нам это или нет, ты моя баронесса, и я бы не потерпел, если бы мое имя было запятнано.

– Факт, что я сплю с борзой, может стать причиной особенно интересных сплетен, – презрительно усмехнулась Юлиана.

Стивен набрал горсть воды, напился и взглянул на нее. Лицо его стало необыкновенно красивым. Затем он снова принялся за насос, что-то бормоча о греке по имени Архимед. Юлиана подумала, что Стивен такой же нетерпеливый, как и его сын.

Ей очень хотелось обсудить улучшение здоровья мальчика. Постепенно, шаг за шагом она покончила с ненужной диетой, состоящей из каш и разбавленного эля. Теперь Оливер ел апельсины, салаты, свежее мясо и пил молоко кобылиц. Благодаря новой пище он немного прибавил в весе. Юлиане удалось уговорить его выходить в сад, по крайней мере, раз в день, щеки его немного порозовели на солнце. Благодаря чаю из особой травы – эфедры, которую привозили торговцы из далекой Азии, ему стало легче дышать.

Они с Кристиной боялись говорить об этом даже между собой, но в последнее время у Оливера было всего лишь несколько приступов кашля, и не таких продолжительных, как раньше.

У Юлианы были сомнения: заметил ли Стивен изменения в здоровье сына? Возможно, что нет. Хотя он часто навещал Оливера, он старался избегать разговоров о здоровье мальчика. Как рассказывала Кристина, от навещавших сына врачей и целителей он слышал только безнадежные прогнозы.

Невозможность поговорить об этом с мужем злила Юлиану. Она чувствовала неловкость из-за того, что приходилось прибегать к обману. Она считала, что пришло время признаться, что она вмешалась в процесс лечения Оливера.

– Мой господин, – начала Юлиана, – ваш сын...

Стивен не взглянул на нее, но спина его напряглась.

– Мы договорились не касаться больше этой темы.

– У мальчика есть имя. Его зовут Оливер, или ты забыл?

Наконец Стивен поднял на Юлиану глаза, взгляд их был безжизненным.

– Я не забыл. Черт бы тебя побрал, Юлиана.

Она отважно смотрела в лицо, стараясь вести себя смелее, чем была на самом деле.

– Стивен, мне кажется, ты зол сам на себя. Как жаль, Стивен. Позволь себе любить его.

– Для чего?

И тут она все поняла. Стивен боялся, боялся потерять Оливера. Конечно, для него было ужасной трагедией потерять жену и первого сына, и теперь он готов был сделать все возможное и невозможное, чтобы уберечь Оливера.

Но Юлиана не должна позволять себе жалеть мальчика, не должна поступать, как Стивен. Оливер не должен страдать из-за того, что его отец пребывает в постоянном страхе за его жизнь.

– Стивен, ты помнишь ярмарку лошадей в Чиппенхэме в прошлый вторник?

Он нахмурился, поставленный в тупик тем, что Юлиана неожиданно сменила тему разговора.

– Конечно, помню.

– А чалого мерина, которого купил Ласло?

– Полумертвую клячу, которая еле держалась на ногах?

– Да, для тебя она была именно такой. Пошли, – она взяла его за руку и повела из деревни, время от времени останавливаясь, чтобы поздороваться с прохожими. Атмосфера радостного труда царила среди новых строений. Прядильня получила большой заказ из Фландерса, и в эти дни ткацкие станки работали непрерывно.

Стивен и Юлиана спустились на луг к реке, где расположились цыгане. День был теплым и ясным, листья на деревьях начинали желтеть, ярко выделяясь на фоне голубого неба.

Великолепный день, подумала она. Прекрасный день для любви. Придя в табор, Юлиана провела Стивена туда, где паслись лошади.

– Вот ваша полумертвая лошадь, мой господин.

Стивен во все глаза смотрел на мерина, и Юлиана наблюдала, как менялось его лицо: вопрос, недоверие и, наконец, откровенное удивление.

Он погладил блестящую шею чалого мерина.

– Боже, как ему это удалось?

– Цыгане умеют лечить больных лошадей, когда другие считают их безнадежными. Фермер, который продал мерина, считал, что его уже нужно вести на живодерню.

– И все же Ласло вылечил его?

– Да. Возможно, мерину уже не быть таким быстрым, как твоя Каприя. Но это еще вполне приличная лошадь. – Юлиана сжала руку Стивена. – Неужели ты не понимаешь? То, что один человек считает безнадежным, отвергая всякую возможность исцеления, другой берется лечить и побеждает болезнь.

Стивен вырвал руку.

– Это совсем разные вещи. Моего сына нельзя сравнить с этой чертовой лошадью.

– Совершенно верно, – ответила она, стараясь не обращать внимания на его холодный тон. – Он маленький мальчик. Ты дал ему все, в чем он нуждается, за исключением одного: того, что ему действительно необходимо, – твоей любви.

– Что это изменило бы?

Теперь Юлиана знала, что ответить. Сначала она лишь слегка касалась руки Оливера. А потом, когда он со смехом наблюдал, как Павло пытался поймать кусочек хлеба, она сжимала его плечо. День за днем, час за часом, она становилась все ближе к нему, пока, наконец, они не обнялись: его теплая щека легла ей на грудь, а меленькие ручки сплелись вокруг ее талии.

– Думаю, что многое изменилось бы в жизни твоего сына... и твоей, – Юлиана гладила красивую шею лошади. Животное прижало уши, слушая, как Юлиана разговаривает с ним на знакомом языке по-цыгански.

Лошадь опустила голову и уткнулась в шею Юлианы, пофыркивая. Юлиана повернулась и улыбнулась Стивену:

– Я считаю, это многое изменило бы.

– Черт тебя возьми, – пробормотал Стивен сквозь зубы. – Все, что нужно моему сыну, это ровное дыхание, но я не могу помочь в этом. Я готов пожертвовать своей судьбой, всей своей жизнью и даже заложил бы душу дьяволу, если бы мог вылечить его. Если бы я знал, что луна может излечить его, я нашел бы способ достать ее. Как смеешь ты утверждать, что я чем-то обделяю сына?

– Это так и есть. – Как Стивен красив: глаза холодны и сверкают яростью, лицо горит, кулаки сжаты. И все же она не испытывала никакого страха.

Муж мог ей причинить боль, и она не сомневалась, что он сделает это, но он никогда не поднимет на нее руку.

– Мой господин, – сказала Юлиана, опираясь на шею лошади, – но есть то, чего ты не даешь своему сыну. Свою беззаветную любовь и возможность жить нормальной жизнью.