Жена странного человека - Александр Вин

– Так и знал, так и знал…

С готовностью мама бросилась его утешать.

– Не надо, мама, я всё прекрасно понимаю… И ты тоже унижалась. Мне продавец рассказал, что ты туда приходила… Он описал тебя подробно.

С остановившимся взглядом Пантелеймон стукнул кулачком по столу.

– А его я ненавижу! Ненавижу!

– Ну что ты, сынок! Нельзя же так…

– Ненавижу!

За простором кухонного окна качался на грязной нитке, привязанной к ветке близкого тополя, забытый там после зимы кусок сала, заботливо устроенный когда-то для синиц в холода папой и Пантелеймоном. Теперь стояла тёплая непогода, шёл мелкий дождь и по салу сбегали вниз прозрачные струйки, и изредка, когда дождь ненадолго прекращался, с него падали скопившиеся со временем крупные капли.

Гостей, привычно приглашённых на день рождения и ожидаемых с часу на час, Пантелеймон ни за что не хотел видеть, траурно не выходил из своей комнаты, но мама не оставляла попыток его уговорить.

– Вот видишь, до чего ты доупрямился, со своими принципами…

Папа стоял рядом и внимательно слушал маму, заложив руки за спину.

– Он же весь в тебя, как ты в молодости был, дерзкий…

Папа грустно улыбнулся в ответ.

– Знаешь, я заметила только в последние дни, как вы с ним похожи. У Пони так же, как и у тебя, дрожат губы, когда он сильно обижен… Желваки у обоих. Устали вы с ним со всеми этими ссорами-то… А результат? Ты хоть что-нибудь во всём этом понимаешь?

В сильном порыве папа обнял маму и прямо у окна поцеловал.

– Милая, раньше, в наши времена, у чрезмерно избалованных детей была устойчивая уверенность, что булки растут на деревьях, сейчас же такие персонажики убеждены, что в школу не ходят, а непременно – ездят. Причём обязательно на папином лимузине…

Когда жизнерадостные и красивые гости по очереди поздравили, вручая подарки и одинаково тормоша, печального Пантелеймона, папа пригласил всех в кухню и достал из большого холодильника торт с заранее зажжёнными свечами.

Взрослые гости одинаково ахнули и зааплодировали, дети восторженно закричали.

– А теперь разрешите и мне…

Папа приосанился, пряча под праздничным пиджаком солидный животик.

– Так сказать, по заслугам…

В руках папа держал большой, неловко по углу скомканный, жёлтый канцелярский конверт.

– Наш Пантелеймон взрослеет, достигает определённых успехов в учёбе, читает много познавательных книг, вот поэтому я и решил, так сказать…

Мама тревожно гладила по голове прислонившегося к ней, пригорюнившегося, со скучной улыбкой на усталом лице, сына.

– Сын! Ты ведь смог…, ты поставил цель и добился её! Ты не просто захотел, а приложил труд и волю… Я горжусь тобой! Мы все должны гордиться нашим Пантелеймоном и уважать его! Ура! Держи. Позволь пожать мне твою руку.

И папа неловко передал конверт Пантелеймону.

Под гостевые крики тот не спеша открыл жестяную скрепку на конверте и достал из него Будду.

Маленького деревянного Будду.

Всё так же привычно, в вечернем сумраке, мама с заботой подоткнула детское одеяло, поцеловала сына.

– Ну, теперь-то ты понимаешь, каков наш отец…?

С тех пор прошли годы.

Тогда на этом и закончилась почти печальная, совсем не мужественная история о маленьком деревянном Будде.

И сразу же следом за ней последовала другая – о маленьком счастливом мальчике Пантелеймоне…

Так иногда бывает в нашей жизни.

Всю последнюю неделю августа пышную зелень предместья Куэто сжигала невиданная жара. По утрам и обязательно в наступавшей вечерней прохладе на центральных улицах Сантандера грохотали далёкие военные барабаны.

В сумерках у одного из невзрачных домов, одинаково тесно прятавшихся фасадами на узкой улочке предместья, притормозил длинный тёмный автомобиль.

Стройный офицер легко взбежал по неровным каменным ступенькам к дверям и условно постучал в прочное дерево.

– Да, да! Представляешь, какие возможности открываются перед человечеством! Даже в наше время уже определяются такие перспективы, каких никто из людей и никогда не мог не то, чтобы рассчитывать, а даже и предвидеть!

В просторной комнате разговаривали двое.

Было душно.

Один из них, тот самый офицер, Карлос Зурита, сидел в большом кресле возле наглухо закрытого, с опушенными шторами, окна, а его собеседник, такой же молодой мужчина, высоколобый, с длинными волнистыми волосами, размахивая руками, нетерпеливо ходил от стены к стене.

– Мои расчёты были верны, эксперименты показывают результаты именно такого качества, о котором я тебе говорил ещё в университете!

– Ты выполнил мою работу?

– Послушай…! То, о чём просил меня ты, несомненно, важно и тоже, по-своему, интересно, но речь-то ведь уже идёт о другом, гораздо большем! Совсем скоро мы сможем с невиданной точностью узнавать будущую судьбу любого из людей, живущих на земле! Уже сегодня, немного усовершенствовав систему сбора и обработки статистических материалов, можно с использованием моего изобретения помогать многим людям становиться лучше, избегать собственных жизненных ошибок, болезней, горя, преждевременных смертей!

– Ты сделал то, о чём мы договаривались год назад?

– Ну, Карлос, ты просто не хочешь меня понимать…

Учёный расстроенно взмахнул руками.

– Я?! Не хочу?

Карлос Зурита пружинисто вскочил из кресла, скрипнув по каменному полу подошвами тщательно начищенных сапог.

– Это я чего-то не хочу?! Прошёл всего лишь час, как твой город освобождён от коммунистов, а я уже здесь, у тебя, стою с протянутой рукой, прошу, всего лишь прошу того, что принадлежит мне по праву, а ты…

Бешенство голубых глаз на изящном смуглом лице ломало гневом тонкие губы.

– Я дал тебе много денег, я освободил тебя от забот и опасностей, я поверил тебе…! Ты, Христофор, очень подвёл меня, очень… Какие результаты у тебя уже готовы? Каков прогноз развития военно-политической обстановки в Европе на ближайшие два месяца? Сколько козырей я получу с помощью твоей дурацкой машины?! Ну же, говори!

– Понимаешь ли, Карлос… Действительно, ты потратил много денег, признаю… Но в результате экспериментов я пришёл к выводу, что исходные данные в современной политической жизни слишком абстрактны и неконкретны. Их нельзя использовать при точном прогнозировании, это опасно…

Доктор Христофор встал у окна рядом с курящим Карлосом, попытавшись даже обнять того за плечо.