Джихад по-русски - Лев Пучков

У этого Голландца в жизни был такой эпизод: один смазливый парниша повадился лазать в окно к его любимой подружке и подвергать ее всеобъемлющему интиму. Гангстер в конечном итоге их застукал — да не просто ворвался в самый неподходящий момент, а тихо пробрался в сопровождении двух мордоворотов, сел в уголке огромной спальни на стульчик и минут пятнадцать наблюдал. Такой вот ловкий разведчик. А эти ребятишки резвились вовсю, не подозревая о присутствии посторонних: такое они друг от друга удовольствие получали, что на все наплевать им было в те минуты. Визжали, покрикивали, кусались и все такое прочее. Затем затейники очень бурно финишировали, и дама — не устала, видимо, прелестница резвая — принялась своему ловеласу дифирамбы петь и по аналогии всячески хаять Голландца. Импотент, мол, полнейший, зануда, скотина, и подмышки у него пахнут скумбрией. Но любит меня, мразь, всех поубивает, только бы я его не бросала, козла недоделанного.

И тут Шульц включает свет… Представляете? Гроза побережья, садист, чудовище по сути свой, именем которого детей пугали, психопат и так далее. Думаете, он принялся палить в воздух, крушить мебель, расчленять заживо незадачливых любовников?

— Я… очень недоволен, — тихо, с расстановкой сказал Голландец. — Вы меня огорчили, друзья мои…

Вот так — век живи, век учись. Теперь полковник держал за правило хорошего тона: в случае неудачи реагировать подобно Голландцу. Понравилась ему такая модель поведения.

— Ты меня огорчил, друг мой, — продолжил Шведов, скрипнув зубами. — Ох, как огорчил! Татьяна, говоришь, позвонила?

— Ага… — Антон виновато опустил взгляд. — Так получилось… Я отсутствовал — сами знаете. Доглядеть не сумел…

В распахнутую форточку ворвался игривый женский визг, перешедший по нисходящей в совершенно непрозрачного свойства нездоровые охи. Команда парилась в бане с домработницами — разговлялись после недельной напряженной работы. Антон украдкой глянул в окно, насупился: если бы не вновь открывшиеся обстоятельства, можно было бы поучаствовать. Дома получился первостатейный облом, Татьяна тереть спинку отказалась. Муж со своими похождениями как раз попал на момент всеобъемлющей реализации основных рекламных героинь — крылатых средств гигиены.

— Ох-ххх! — бесстыдно заорала Галька, высунув веснушчатое личико в крохотное оконце предбанника. Личико пару раз беспорядочно мотнулось и принялось ритмично двигаться — то исчезнет, то вновь появится в окне, бодая лбом провисшую на верхней раме рогожку. Как будто в прятки играет.

— Ох-ххх! Ой! Ой! — а там, сзади, кто-то этак резвенько и азартно покрикивал синкопой, наподобие яра-тура Всеволода, завидевшего внезапно половецкие полчища.

— Да что за еб твою мать! — нервно воскликнул полковник, подскакивая к окну и захлопывая форточку. Стекло жалобно дзенькнуло, едва не разлетевшись вдребезги. — Сосредоточиться не дают, жеребцы стоялые! Все бы им дурью маяться…

Антон покорно изобразил сочувствие. Не хочется полковнику напрягать интеллект. Его хлопцы вежливо вперед пропустили — пока Антон домой ездил, Галька с Иркой как раз мыли шефа в бане. Стресс снимали.

«Правая рука» не вовремя с известием приехал, смазал все удовольствие от удачно проведенной операции. Мог, в общем-то, и сам все сделать — его личный прокол, зачем переваливать на начальственные плечи? Вывез бы в поле, шлепнул, похоронил в галочке и доложил рапортом. Оставалось бы лишь констатировать факт да провести неспешную нравоучительную беседу…

— Очень, очень… очень недоволен… — полковник сунул руки в карманы широких отутюженных брюк и принялся расхаживать по комнате, напряженно размышляя. Антон тихо сидел на табурете, водил лицом по вектору перемещения шефа. Дядя Толя никак не может избавиться от снобистских замашек. Выглаженные брюки, накрахмаленная белая сорочка… на хуторе! Глухомань. Источник электроэнергии — дизель. Галька с Иркой гладят вещи полковника старинным чугунным утюгом, который заправляется углями.

— Ирина, говоришь? Лет тридцать — тридцать пять?

— Ирина Викторовна. Кочергина. Так назвалась по крайней мере, я документы не проверял. Лет тридцать — тридцать пять. Очень хорошо выглядит. Можно сказать — лапочка…

— Есть такое дело, есть… Коля Петров — гад ползучий, протектор хренов… В маразм впал — не иначе… Это Витюни Смоленского доча. Больше некому. Если Петров — друг ее папаньки, значит, точно, Смоленский.

— Вы знакомы? — встрепенулся Антон.

— Бог миловал, — отмахнулся полковник, продолжая сосредоточенно расхаживать по комнате. — Папанька ее тогда был в большой силе, это другой круг, другие люди… С Петровым дружил — я по тогдашнему их уровню был для них никто. Нуль без палочки. Просто знал, что есть такие. Из этого круга тогда всех наперечет знали. У них еще история приключилась одиозная, в столице большой резонанс был… Доча эта — Ирина выскочила замуж за простого инженеришку откуда-то из провинции. И, что самое интересное, родители были не против. Одним словом, эпатировали столичный свет. Так вот…

Внезапно закончив ходить, полковник остановился напротив Антона и ткнул его пальцем в грудь.

— Хороша, говоришь?

— Очень, — грустно кивнул Антон. — Животный магнетизм, понимаете ли…

— И, наверно, жалко дуру до слез. Да?

— Не то слово, — Антон встретился взглядом с собеседником, стараясь уловить выражение его глаз. — Дядь Толь, придумайте что-нибудь, а? Вы же у нас гений. И не из таких переделок выползали… Нехорошо это будет. Не по-христиански. Не по-людски…

— Конечно, конечно, придумаем! — жестко сузив глаза, пообещал полковник. — Конечно… Тут просто все. Смотаемся через Терек, дадим ей пулемет и попросим рассчитать пару чеченских семей. Тогда она при любом раскладе будет молчать как рыба. Сопричастность будет ощущать — всеми фибрами души. Но только до тех пор, пока к специалистам не попадет. Как только ее начнут правильно допрашивать, расколется в момент. До самой попки…

— Совсем необязательно, чтобы ее специалисты допрашивали, — уныло заметил Антон. Спорить с полковником — занятие весьма трудоемкое и зачастую совершенно бесперспективное. — Вы подумайте, подумайте…

— А мне сейчас есть над чем думать, — холодно буркнул Шведов. — Я уже вторые сутки только и делаю, что с утра до вечера думаю…

Помолчали. Возразить было нечего. С того момента, как Ахмед Сатуев неосторожно вякнул про арабского эмиссара, полковника всецело поглотил жар охотничьего азарта. Нужно было во что бы то ни стало быстренько родить красивую комбинацию, исходя из набора, в общем-то, поверхностных и довольно скудных данных. Такой лакомый кусок упускать было нельзя — Шведов потом до конца жизни не простил бы себе, что ему не хватило оперативной смекалки и таланта разработать столь перспективный вариант.

— В общем, давай так, — определился полковник. — Дуй домой, вези ее. Совместно с ее хлопцами. На их джипе… Вопросы?

— Она не из бедных, — дрогнувшим голосом напомнил Антон. — Обещала все отдать, если возьмемся работать…