Светлая и Темный - Ольга Гусейнова

Неделю остракизма я выдержала почти без проблем, а дальше начала наваливаться депрессия, отравляя беспросветностью и тоской. Только Кими — супруга Негоя — один раз выдернула меня из серого марева неприятия, в котором я жила. Она оказалась милой пухленькой драканой с чешуйчатым лицом, любопытными добрыми карими глазами и забавным хвостом, который суетливо ходил из стороны в сторону. Под ее чутким доброжелательным руководством мы посеяли семена из монастыря в хозяйском огородике, которым когда-то занималась мать Керо. А на следующее утро кто-то навалил там навоза, сжигая тем самым мои труды.

Расстроившись донельзя, я с каменным лицом ушла в свои покои, а там, в одиночестве, разрыдалась, не в силах больше сдерживаться. Слабая я, ох слабая и подпольную войну против себя вряд ли потяну.

На обед я пришла, пряча от всех красные глаза. Молча села рядом с мужем, мимолетно отметив грусть и сочувствие во взгляде Данкеро. А вот открыв рот, чтобы принять еду из рук Сэбиана, увидела, как пылают его глаза, и в душе разгорается ярость. Выяснять, кто тому причина — я или кто-то другой, — «на людях» категорически не хотела.

Мы заканчивали есть, когда Бетина, образцово вихляя бедрами, подошла к нам с подносом и поставила чаши с элем перед лордами, а потом весьма ловко уронила третий бокал на меня. Я непроизвольно охнула, глядя на грязное уродливое пятно, растекавшееся по голубому бархату, по ногам. И все бы ничего, но в зале кто-то зло хохотнул, отчего я ощутила боль разочарования и обиды. Горькие слезы заволокли глаза, не дав возможности ничего сказать в ответ на преднамеренное оскорбление. А дальше мне пришлось стать свидетелем страшного гнева темного мага.

Тьма главы клана вырвалась из-под контроля, наводя ужас. Драканы, сидевшие за столами или прислуживавшие в зале, испуганно прыснули в стороны, роняя лавки, стулья, посуду с едой. Данкеро пригнулся к столу, прижатый чужой силой, хотя меня Тьма даже не коснулась.

Керо схватил Бетину за волосы, поднял высоко над полом и взял со стола нож, а я в шоке смотрела, как дракана беспомощно болтается на собственной косе, воя от ужаса и боли. Силы небесные, маг смерти в ярости — зрелище не для слабонервных. Я похолодела, хотела было крикнуть, что не стоит испачканное платье чужой жизни, да так и застыла с раскрытым ртом. Милорд по самую макушку отхватил девушке косу, отчего несчастная упала на колени. Затем, подвывая и рыдая, отползала от стола, а Его Темнейшество надвигался следом, едва не наступая ей на пальцы, и смертельно-ледяным голосом своей Тьмы вещал не только для провинившейся, а и для всех:

— Решила, что грант Керо настолько слаб? Что можно питаться болью его жены? Тянуть из меня силы через нее? Ты настолько беспросветно тупа или чересчур обнаглела? А, Бетина? — Маг смерти пнул сапогом в бок женщину, отчаянно скулившую и шарившую по почти лысому затылку руками в поисках косы. И продолжил говорить: — Я поклялся своей жене, что никто и никогда не причинит ей боли. Я не позволю. И терпел вашу неприязнь к ней лишь по одной причине: надеялся, что мой клан и родичи более понятливые, умные и предприимчивые драканы. Так вот, для полных идиотов: кто посмеет нарушить мою клятву, следующим пойдет на корм Тьме! — Сэбиан отвернулся от сурово наказанной драканы со словами: — Этот мусор выкинуть за ров.

Бетина вскочила на ноги и, подхватив юбки, кинулась в поисках защиты к близким, с кем жила вместе много лет, но, стоило ей приблизиться, большинство отвернулось от нее. Мало того, нашлись и те, кто плюнул девушке под ноги.

Душераздирающие рыдания Бетины еще стояли у меня в ушах, когда я, крайне удивленная поведением плевавших ей под ноги сородичей, которые относились ко мне ничуть не лучше, просто им хватило ума помалкивать и не идти на открытый конфликт, повернулась к Данкеро и спросила:

— Почему… косу? И… плюют… в свою же…

— Носить короткие волосы могут лишь бархатники. — Ройван смог, наконец, распрямиться и вытереть пот со лба. — Это привилегия, которая сохраняется за потомками древних родов, дается верховным советом за заслуги перед драканами и правом гранта. Она же — ничтожество, которое посмело остричь волосы. Без права такие — изгои, отщепенцы, которых не примут ни в одном приличном доме. Никто!

— Боже, зачем же так… жестоко? — прохрипела я.

Лорд Данкеро, не разделяя моих чувств, поморщился и с презрением ответил:

— Эта пиявка не заслуживала снисхождения. — Затем бросил короткий взгляд на Керо, стоявшего за моей спиной, и добавил: — Если бы не ваша ранимость, миледи, то… Лично я бы убил ее на месте за оскорбление хозяйки дома, попытку питаться вашей болью и…

Резко подняла ладонь, обрывая его:

— Я поняла, спасибо, лорд. — Встала, испытывая непреодолимое желание скукожиться, уменьшиться, втянуть голову в плечи и не знать подобных жестоких реалий, не видеть и не чувствовать. Тихо обратилась к гранту: — Если позволите, милорд, я хочу побыть одна, прогуляться… во дворе.

Не дожидаясь ответа, сначала медленно, потом ускоряя шаг, вышла из зала, из дома, уходя дальше и дальше, перебежала по крепкому мосту через ров и, приподняв сырой от эля подол, рванула со всех ног в сторону садов.

Вопреки здравому смыслу, истерика набирала обороты, сметая внутренние барьеры, не давая думать, мешая остановиться, заставляя тупо бежать дальше.

Два месяца я находилась в странном подвешенном состоянии, старалась не принимать происходившие события близко к сердцу, не переживать, а думать и делать. Хотя вряд ли у меня это хорошо получалось. Я не могла планировать свою жизнь, поступки, действия, как делала раньше, в той жизни. Старалась не вспоминать о том, чего больше никогда не будет: дом, Землю, друзей, которые, несмотря ни на что, всегда были готовы прийти на помощь, отца, могилы матери, бабушки и деда, за которыми, быть может, больше никто не захочет ухаживать, — все, связанное с прошлой жизнью.

А сейчас…

Вспомнился момент, когда темнота наступала, поглощала сознание, когда я теряла связь со своим телом. Умирала. Холод и дикое одиночество в пустоте, когда искра сознания или души, не раздумывая, кинулась в прорыв к чужому теплу, а боль стала союзницей в борьбе за жизнь. Боль, которой я боялась больше всего на свете — физическая и душевная, поэтому сторонилась сильных эмоций, пряталась в шкурке серой мышки.

Пережить смерть, боль и воскрешение, узнать, что ты теперь не человек, а чешуйчатая полукровка, мало того — уже дважды замужем и даже вдова. День за днем по крупицам собирать информацию, тонуть в чужих кошмарах, с жадными судорожными вдохами выныривать оттуда, ощущая на своих руках кровь разумных существ… А потом снова и снова получать удары судьбы и платить по счетам чужой души… Влюбиться в нечеловека, столкнуться с чудовищной пародией на Свет и Тьму — Эсфадосом, миром, где все перепутано, перевернуто… И снова привыкать, принимать, выживать и обживаться. И даже с Тьмой найти общий язык. С чужим домом разделить свое сознание, а с мужчиной — свои чувства и эмоции…

Я неслась как сумасшедшая, горной козой перепрыгивая камни, задыхаясь от боли в груди, спотыкаясь, но упорно продолжая бежать дальше — не от кого-то, а от себя. Подобно лавине, сорвавшейся с горы и устремившейся вниз, набирая обороты и массу, летела в неизвестность, подстегиваемая чужой яростью и страхом, которые подгоняли меня словно добычу, доводя до невменяемого состояния.