Жить дальше. Автобиография - Ирина Безрукова

Андрей долгое время находился под впечатлением от посещения детского дома – до этого он никогда не видел таких детей и, наверное, даже не подозревал об их существовании. А потом мы еще посмотрели фильм, в котором шла речь про усыновление. Он долго обдумывал увиденное и вдруг выдал: «Мам, а я родной?» «Вот это заявка!» – думаю. «Андрей, ты точно родной. Посмотри на себя. Ты похож на нас на всех – и на папу, и на маму, и на бабушек с дедушками». Но он еще некоторое время продолжал меня пытать: «Точно? Ты ничего от меня не скрываешь?» Я говорю: «Тебя даже в роддоме перепутать не могли, мне же тебя сразу дали в руки, и я тебя рассмотрела как следует, у тебя родинка на шее точно такая же, как у меня». Этот аргумент его убедил.

Когда учеба в институте стала подходить к концу, я опять завела разговор с сыном о том, чем он планирует заняться в будущем. «Я хотел бы помогать планете и человечеству», – объявил мой мальчик. «Так, – говорю, – прекрасный план. Звучит красиво. А как-то конкретно он формулируется? В чем выражается?» – «Я бы хотел работать либо в ООН, либо в ЮНИСЕФ – в международных организациях, которые оказывают влияние на всю планету». Это была не просто идея – Андрей в свои выходные дни действительно стал посещать офис Фонда защиты дикой природы. Они набирали волонтеров, и Андрей с удовольствием к ним присоединился. Однажды пришел домой, а вид такой, как будто он мешки ворочал целый день. «Ты откуда такой уставший?» – спрашиваю. «Понимаешь, мы там устроили мозговой штурм. У фонда мало денег, а сделать надо многое, и мы с волонтерами сидели думали, как продвигать фонд с наименьшими затратами и наибольшей отдачей». – «То есть вы выполняли работу человека, который сидит в этом фонде на окладе? – интересуюсь мягко. – Ты же понимаешь, что за такую деятельность вообще-то деньги платят?» Андрей сначала отмахнулся, мол, сама же учила – делай добро и бросай его в воду. Но, поучаствовав еще в нескольких штурмах, понял, что действительно выполняет чью-то работу. Но благотворительностью заниматься продолжал. Получив зарплату, 10 процентов отчислял фонду. Я в то время тоже помогала различным фондам. Андрей следил за моими действиями и через некоторое время стал эти свои 10 процентов от зарплаты приносить мне – я, мол, лучше знаю, как ими распорядиться. И эта привычка – отдавать часть денег нуждающимся – осталась у него навсегда.

Ни для кого не секрет, что в то время, когда мы познакомились с Сергеем, я была гораздо более узнаваема, чем он. Таблоиды писали: «Молодой артист увел жену у Игоря Ливанова». Но уже тогда было понятно, что у Сергея большой творческий потенциал. Помню, как моя подруга-психолог первый раз попала на его спектакль «Жизнь моя, иль Ты приснилась мне?» в театре Ермоловой. Спектакль был средним, ставился он под местную приму, которая, несмотря на то что была уже в летах, играла Айседору. Сережа играл Есенина. Ему тогда было 23, но, пробуясь на роль, он наврал о своем возрасте, сказал, что он старше. Женщины, проводившие кастинг и принимавшие решение, увидев его, удивились: «25? А выглядишь гораздо моложе!» – «Да ладно, бросьте, бабы!» – сказал он веско. «Бабы» сомлели, и роль досталась Сергею. Играл он шикарно. Мы с подругой сидели в первом ряду, смотрели во все глаза. А после спектакля она мне говорит: «Ты знаешь, мы имеем дело с обыкновенным гением! Да. Я психоаналитик и знаю, о чем говорю». Потом она объяснила, чем гении отличаются от просто талантов. Талантливые люди щедро одарены, но при этом психически слабы и нестабильны. А у гения при тех же творческих данных более крепкая психика. Талантливый человек может впасть в депрессию от отсутствия работы и спиться. С гениями такого не происходит.

Сергей действительно был тогда одним из лучших молодых актеров в стране – невероятно эмоциональный, чувственный и при этом уже в том возрасте обладающий потрясающей актерской техникой.

Когда мы поженились, он служил у Табакова и играл спектакли в театре Ермоловой. Плюс к тому он еще и снимался понемногу. Мне время от времени стали предлагать роли в антрепризах. И пару раз я даже соглашалась. Например, с радостью приняла предложение культурного центра при чешском посольстве сыграть спектакль по абсурдистской пьесе Вацлава Гавела. Я всегда с радостью ходила в этот центр на вечера, которые организовывала моя подруга Мира Гавьярова. Там показывали лучшие чешские фильмы в русском переводе, туда приезжали известные кинорежиссеры, там было очень интересно. И вот она меня как-то зовет к себе в гости и говорит: «Ирочка, у нас возникла такая идея – надо поставить пьесу. Я нашла режиссера, он работает у Марка Розовского и готов нам сделать спектакль. Нам нужны три актера – два мужчины и одна женщина». Я почитала пьесу, она мне понравилась, но показалась короткой, и мы решили добавить туда еще пару пьес Беккета. Спектакль назвали по одной из пьес: «И все это полная белиберда». Мы репетировали где придется, костюмы подбирали из тех вещей, которые могли найти, но были увлечены творческим процессом, и в результате получился прекрасный спектакль. Сыграли мы его настолько успешно, что потом еще ездили с ним на гастроли в Прагу.

Но если Мире я отказать не могла, то, получив еще одно приглашение в антрепризу, пошла советоваться с Сергеем. И он сказал: «Ты знаешь, что такое антреприза?» – «Догадываюсь», – говорю. Сергей говорит: «Ты знаешь, что произойдет, когда ты согласишься? Мы просто перестанем видеться. Я буду ездить на свои съемки, ты отправишься по стране с гастролями. Дан приказ – ему на запад, ей в другую сторону…» И я поняла, что он прав. И, конечно же, я думала об Андрюше. Если честно, у меня возникали мысли о том, что сын в какой-то момент придет и скажет: «Я решил жить у папы». Он имел на это полное право. И я очень переживала, что он этим правом вдруг захочет воспользоваться. Этого не случилось. Андрей виделся с папой, приезжал к нему на выходные, общался и быстренько возвращался.

На Сергея именно в этот момент нашей жизни свалилась настоящая слава, а вместе с ней и все сопутствующие моменты в виде беспрестанных интервью и приглашений на съемки. При этом никакого агента у него не было. Сергей не помышлял тогда об этом. А помощь ему явно была нужна. Он говорил: «Я не успеваю вычитывать интервью, а это плохо – журналисты же могут у себя там понаписать что угодно». Был такой период, когда журналисты считали, что визировать материалы не обязательно, можно писать, что хочешь. Путалось все – имена, фамилии, названия спектаклей и картин. И это было ужасно. Я Сергею говорю: «Давай я тебе буду помогать». Смотрела присланные сценарии, пересказывала Сергею их сюжет, читала в машине вслух, если он был за рулем. Встречала в аэропорту, чтобы он мог хотя бы немного поспать, пока я везла его домой. И перестала думать об антрепризах, все силы бросила на то, чтобы разгрести его дела. Бывало так, что уже за полночь, весь дом спит, а я сижу и правлю эти бесконечные интервью. Но это был мой осознанный выбор и мое решение.

И, кстати, мое давнее хобби – пристраивание мужей на работу – никуда не делось. Сергей никогда не скрывал, как он попал в сериал «Бригада». – «Если бы не Ирина, наверное, я бы не снялся в сериале “Бригада”», – говорил он во многих интервью.

С «Бригадой» получилось так. Продюсер проекта, который планировал снимать сериал и с которым Сергей дважды уже до этого работал, сказал ему: «У нас сценарий есть – бомба. Сага, что-то наподобие “Однажды в Америке”, только русская, про 90-е годы. И там есть главный герой – мы пишем его, ориентируясь на тебя. Роль твоя». А спустя какое-то время кто-то «добрый» сообщил Безрукову, что пробы на главную роль в новый сериал уже давно начались и там успел попробоваться весь российский кинематографический генофонд, порядка 300 человек. Сергей страшно удивился. И обиделся. Сказал: «Если это действительно так, и если на пробы меня не позвали – лучше пусть и не зовут. Пусть снимают, кого хотят». Ну и, разумеется, тут же возник продюсер с предложением прийти на пробы. Продюсер стал всячески выкручиваться, что-то такое Сергею объяснять, уговаривал не обижаться и все-таки приехать. И я помню, как накануне проб Сергей сказал: «Нет, я не поеду, так не делается, это не по-человечески и не по-дружески». Сомневался прямо до последнего. И я его прекрасно понимала – обидная ситуация получилась. Сценарий был очень хорош. Главная мужская роль. Но я понимала, что в лоб действовать нельзя, надо как-то осторожно уговорить его хотя бы попробоваться. И я говорю: «Ты сценарий читал?» – «Да, читал, сценарий отличный, но вот этот момент с пробами… Нет, знаешь, что я решил? Я пойду завтра. И специально им там плохо сыграю!» Я говорю: «Конечно, так и сделай. Пойди сыграй плохо. И они скажут: “Ну да, надо дальше искать, Безруков-то плохой артист, никчемный!”». И вдруг вижу – Сергей сфокусировался на этой фразе, перестал «жевать» свою обиду. И утром встал уже с совсем другим настроением. Я ему говорю: «Пойди и покажи им всем! Даже если они тебя не возьмут, пусть хотя бы увидят, какой ты классный актер!» Вернулся он домой довольный и говорит: «Ты представляешь, я играл сцену, где по моей щеке должна была скатиться скупая мужская слеза. И в первом дубле мне все удалось, слеза скатилась. Но мне говорят – нужен еще дубль. А на кону уже многое: все смотрят на меня, и лицом в грязь ударить совершенно невозможно. И она вытекла именно из того глаза, который был повернут к камере. Просто так получилось. С тех пор в кинематографических кругах гуляет легенда, что Безруков может заплакать тем глазом, которым захочет.