Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Алексей Ростовцев

Откуда берутся нелегалы? Bee опять же нажинается с наводки. Живет где-то хороший парень: умный, внешне обаятельный, физически крепкий, веселый, общительный, уравновешенный, не теряющий головы в критических ситуациях и во всех отношениях порядочный. Вы скажете: такие парни давно перевелись. Да нет! Есть они! И когда разведка выходит на такого парня, она тут же нажинает давать вокруг него круги. Но исключен и девичий вариант.

Методы проверки кандидатов в агенты-нелегалы чрезвычайно многообразны. Они по сути своей граничат с искусством, с художественным творчеством. К сожалению, я не могу здесь открыть их. В противном случае отдел безопасности спецуправления: Службы внешней разведки России зарубит на корню мою книгу за расконспирацию наисекретнейших методов нашей работы.

Кандидатов в агенты-нелегалы надо обучать радиоделу, тайнописи, правилам проведения тайниковых операций. Надо подобрать им конспиративные адреса для возможной связи с нами через почтовый канал и привлечь к сотрудничеству содержателей этих адресов. А язык! Даже немцев приходилось учить их собственному языку, точнее, вылущивать из их «домашнего» языка диалектизмы. Знаете ли вы, чего стоит обучить в совершенстве иностранному языку русского человека?! Я дал только некоторые штрихи подготовки нелегала. Это невероятно сложный и трудный процесс. Многие не выдерживают высоких требований и снимаются с подготовки.

В течение нескольких лот у меня на связи находился «Клаус», сначала студент, потом инженер, мрачноватый, немногословный парень. Однажды он вышел на встречу через два часа после смерти отца и заявил, что, несмотря на постигшее его горе, готов выполнить мое задание. От выполнения задания я тогда «Клауса» освободил, но про себя решил, что буду готовить его в нелегалы для работы на Западе. За. два года я сделал из него агента высочайшей квалификации. Он умел все: получать наводки, делать установки с легендой прикрытия и без нее, знакомиться с первым подвернувшимся человеком, если это был интересный для нас человек, в течение короткого времени сближаться с ним, входить в круг его интимных друзей. Он умел также устанавливать оперативные контакты и осуществлять вербовки, не имея в кармане ни одного документа прикрытия. «Клаус» прошел специальную подготовку в нашем берлинском Представительстве и был выведен на Запад, где благополучно осел и проработал несколько лет. После возвращения захотел повидаться со мной. Я поехал к нему в отель, где он временно проживал, приводя в порядок потрепанные нервы. Вопреки моим ожиданиям, «Клаус» встретил меня прохладно. Он был хмур и расстроен. Когда я осведомился, в чем дело, «Клаус» ответил:

– Смотрел сегодня ваш фильм про Штирлица. Помнишь, как ваш разведчик укокошил своего верного агента, моего тезку? Когда-нибудь и вы меня вот так же… За минованием надобности…

– Не дури! – сказал я. – Выкладывай, что у тебя на душе. Разберемся вместе.

– Сердце у меня болит. Это от вашей чертовой работы. Скоро сдохну.

– Ерунда. Невроз. Отдохнешь, и все пройдет. Кстати, у меня тоже болит сердце и тоже от нашей чертовой работы.

– С чего болеть твоему сердцу? – спросил он. – Разве ты, сидя тут, каждый день ожидаешь, что за тобой могут прийти?

– Я боялся того, что прийти могут за тобой. И учти, что ты у меня не один такой.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что все эти годы вспоминал обо мне ежедневно?

– Да, вспоминал.

– Не верю тебе.

Я пожал плечами и в качестве последнего аргумента выложил на стол перочинный ножик, подаренный мне «Клаусом» много лет назад. Он как-то сразу сбросил с себя всю колючесть. Мы обнялись и обменялись крепким рукопожатием.

Не знаю, где теперь “Клаус” и жив ли он вообще. Однако его нож храню по сей день. В рукоятку ножа вделано множество железок, полезных в жизненном обиходе. Он всегда при мне, и я всерьез уверовал в то, что это талисман, приносящий удачу.

Были у меня и другие разработки по линии нелегальной разведки. Были удачи, были срывы. Думаю, что нет надобности повествовать об этом в деталях. Расскажу только, как нелегалы переносят свою многотрудную долю. По-разному. Один из них, вернувшись после выполнения задания, заявил:

– Это было самое счастливое время в моей жизни!

– Что ж тебе там так понравилось? – поинтересовался я.

– Отсутствие партсобраний и партучебы. А еще начальство то и дело нахваливало по радио. Боялось, видимо, меня травмировать.

В другом случае вернувшегося с Запада нелегала врачи-психиатры два года вытаскивали из тяжелейшей депрессии…

У читателя может сложиться мнение, что мы в ГДР с утра до вечера занимались интересной и увлекательной оперативной деятельностью. Это совсем не так. Точнее, не совсем так. Бывало, что и глупостями занимались. Произнесет Брежнев речь в каком-либо из дальних уголков нашей бескрайней Родины, а нам – тут же указание: получить реакцию населения ГДР на эту речь (на оперативном жаргоне – реагаж). Населению эта речь до фонаря. Оно о ней и вспоминать не хочет, а ты – кровь из носа, давайреагируй. Однажды пришло совсем уж идиотское указание: реакция населения ГДР на смерть Мао Цзедуна. Я, не выходя из кабинета, сочинил примерно такую шифровку для Центра: «Население ГДР восприняло известие о смерти Мао Цзедуна с чувством глубокого удовлетворения. Рабочие таких крупных предприятий, как “Буна”, “Лойна”, электрохимический комбинат в Биттерфельде, фабрика кинопленки в Вольфене, вагоностроительный завод в Аммендорфе и др., после окончания смены отправились в гаштеты (кабачки), чтобы отметить это событие». Говорили, что моя информация получила положительную оценку.

Много времени уходило на разбор и улаживание последствий разного рода бесчинств, устраиваемых нашими военнослужащими. Как правило, драки и другие конфликты наших с немцами начинались по инициативе советских солдат, прапорщиков или молодых холостых офицеров. Солдат после этого надолго сажали в холодную, а прапорщики и офицеры отписывались и объяснялись со своим начальством и судами чести. Попытаюсь по памяти воспроизвести одну из лейтенантских отписок: «12 ноября 1973 года я, лейтенант Бронников B. C., пошел вместе с другом, лейтенантом Шурыгиным М. И., в гаштет “Белый олень”, чтобы вдвоем отпраздновать день рождения Шурыгина. В гаштете мы выпили по стакану водки и съели по две сардельки. Потом выпили еще по стакану водки и съели еще по две сардельки. После этого нам понравилась официантка Рита. Мы пригласили ее вместе с матерью к столу. Мать Риты тоже работает официанткой в “Белом олене”. Все вместе выпили по полстакана и съели по сардельке. Когда гаштет закрылся, пошли провожать Риту и ее мать домой. По пути нам встретились три гражданина ГДР. Они что-то стали нам говорить. Мы немецкого не знаем (в школе учили английский), поэтому сняли шинели (они у нас тесные) и начали бить граждан ГДР досками, которые оторвали от забора. Тогда один из граждан ГДР ударил меня перочинным ножом. Претензий к гражданам ГДР не имею. В. Бронников». От себя добавлю, что немцы спрашивали у лейтенантов и женщин, как пройти к вокзалу. Оскорблять советских офицеров они и не помышляли. Все немцы оказались в больнице с увечьями разной степени тяжести, а Бронникову его царапину залепили пластырем. Вот потому он и не имел претензий к гражданам ГДР.