Седьмая раса - Наталья Нечаева

Рассказ Рощина был коротким и точным. Только констатация фактов.

— У нас давно не было таких потерь, — прикрыл глаза старик. — Значит, время истины близко. Нам противодействуют, потому что чувствуют, как мы сильны! Однако… — Он задумчиво созерцал ближнюю стену, видя, конечно же, не шершавый камень, а нечто иное, далекое, неподвластное чужим глазам. — Почти девяносто лет все магистры присягали на этой реликвии. Мой дед, мой отец, я… Мы должны обрести ее снова, чего бы это ни стоило. Ты понял, Мартин? — Он в упор посмотрел на сына.

— Да, отец, я обещаю. И это произойдет совсем скоро. Но не сегодня! Ты же знаешь, ни один посвященный не имеет права в ночь обряда забирать человеческую жизнь. Поэтому я направил вертолет. А сейчас… я не могу открыть местопребывание шестых ворот посторонним! А посвященные — все здесь…

— Ты хочешь сказать, что мы должны перенести обряд? — недобро поинтересовался старик.

— Отец. Это можешь решить только ты. Ты еще бодр и полон сил. Может быть… — и осекся, напоровшись, как на острый камень, взгляд старика.

— Оставьте меня одного. Мне нужно подумать! — Старик сделал повелительный жест рукой.

* * *

Главврач областной больницы задумчиво подержал в руках трубку внутреннего телефона и осторожно опустил ее на рычаги. Встал, зачем-то тщательно причесался перед зеркалом и пошел к лифту.

У массивных герметичных дверей реанимационного отделения он постоял пару-тройку минут. Несколько раз протягивал палец к звонку и столько же раз отдергивал его обратно, словно опасаясь, что красная резиновая кнопка в ответ на прикосновение ответит смертельным ударом. Наконец, махнул рукой и набрал на цифровой панели хорошо известный код.

За дверью палаты, под завязку напичканной сложнейшим оборудованием, у лежащего в беспамятстве сына вице-губернатора находились два врача. Один снимал показания приборов, второй возился с переключением каких-то прозрачных шлангов.

— Как он? — шепотом спросил главврач.

— Плохо, — хмуро сообщил один из докторов. — Готовимся к повторной очистке крови. Боюсь, что скоро придется переводить на искусственную вентиляцию.

— Готовьте к перемещению в капсулу, — приказал главврач.

— Как? Там же…

— Вы слышали, — твердо ответил начальник.

Зав отделением в своем стерильном небольшом кабинете изучал какие-то выползающие из компьютера графики.

— Митя, — вошел к нему главврач, — вызывай дежурную бригаду. Пусть открывают капсулу и начинают дезинфекцию.

— Я не буду этого делать, — категорично мотнул головой главный реаниматолог.

— Это приказ, ты не понял?

— Понял. Поэтому и не буду.

— Это бунт?

— Это — мой врачебный долг.

— Отказать в помощи умирающему?

— Спасти того, кого можно спасти.

— Уж не Господом ли Богом ты себя возомнил?

— Нет. Врачом с тридцатилетним стажем, не более.

— Дай ключи.

— Не дам.

— Ты что, сдурел? — Главврач не мог поверить в то, что его старинный приятель, его коллега, его подчиненный, в конце концов, здесь, в стенах областной больницы, где он, главврач, и царь и Бог, где одному его взгляду повинуются и врачи, и больные… — Хорошо, тогда открой сам. И вызови бригаду.

— Нет.

— Дмитрий, мне что, взламывать дверь?

— Попробуй. Ты же помнишь, какие там двери? Сам заказывал по каталогу…

— Митя, — главврач устало присел рядом. — Я ведь тоже — врач.

— Был, — спокойно сообщил реаниматолог. — Был. Давно. До тех пор, пока не переквалифицировался и не стал облизывать задницы областному начальству.

— Я это делал для себя? Или для больницы? — взорвался главврач. — Ты что, не знаешь? Да если бы я, как ты изволил выразиться, не облизывал им задницы, не омолаживал их жен, не делал аборты их дочерям и не лечил от алкоголизма и наркомании их сыновей, у нас бы до сих пор в операционной потолок протекал, а в урологии пол проваливался! Я уж не говорю про импортное оборудование!

— Петя, только не делай из себя Героя Советского Союза и социалистического труда, — поморщился реаниматолог. — В городской больнице оборудование не хуже, главный лично до сих пор больных ведет, чтобы квалификацию не терять, и по банкетам и фуршетам не шляется. Ты, Петя, половину своей жизни, пока врачом был, не в том месте провел, и только в последние годы собственное признание отыскал. Холуй ты, Петя, а не доктор!

— Да ты! Да я! — Главврач зло крутил головой, не находя правильных слов. — Ты — уволен!

— Удивил! — хмыкнул реаниматолог. — Я тебе сам заявление написал, забыл?

— Вот и сдай дела. Немедленно! — взял себя в руки главврач. — Давай ключи.

— Дела сдают преемнику. Кого ты назначил вместо меня? Где он? — Реаниматолог дурашливо повертел головой. — Преемник! Ау! Ой, какая очередь выстроилась из желающих возглавить отделение реанимации! И спасать людей дедовскими методами, пока губернаторской любовнице очищают кровь для омоложения организма!

— Прекрати паясничать! — взревел главврач. — Открывай капсулу, вынимай девчонку! Это распоряжение Шубина.

— Да пошел ты вместе со своим Шубиным! — поднялся реаниматолог. — Капсулу вскрою, когда из Москвы прибудет лекарство. Сейчас у нас, — он взглянул на часы, — третий час. То есть примерно через пять часов. И ни секундой раньше. И вообще, шли бы вы домой, Петр Петрович. Толку от вас никакого, геморрой один. Извините, мне надо к больному.

— Ты же уволился? — зло и ехидно осведомился главный.

— Но приказ-то вами еще не подписан! — спокойно парировал зав отделением. — Поэтому буду на посту до конца. — И быстро вышел из кабинета.

* * *

В каменном склепе было так тихо, что Ольга слышала дыхание Макса. Не очень спокойное и, как ей показалось, грустное.

Дыхание может быть грустным? — спросила она у себя. И тут же ответила: а каким еще оно может быть в такой ситуации? Наверху — пять трупов. А может быть, и шесть. Они в каменном мешке, без связи с внешним миром. Без воды и еды. Воздух, наверное, тоже скоро закончится. И тогда что, мучительная смерть от удушья? Как в подводной лодке?

При мыслях о лодке снова вспомнился Леша. Тот, давний, из счастливого метельного лета.

Как он погиб? Может быть, так же, как она сейчас, надеялся на то, что спасут? А воздуха становилось все меньше и меньше? А за корпусом лодки бушевал Ледовитый океан? Она не в океане, вокруг нее — мертвый молчаливый камень. А толку? Кричи — не кричи, зови — не зови, никто не услышит… Хорошо, если жив Влад. Тогда, через много дней, сюда смогут пригнать тяжелую технику, поднимут многотонный камень, запечатавший им путь к спасению, извлекут тела, похоронят…