Золотая химера Борджа - Жюльетта Бенцони

— Так уж я устроен, что мне небезразличны всякие пустяки, — не без иронии сообщил Альдо. — Полагаю, мы отправимся в какое-нибудь приятное местечко, вроде леса, например. Там вам будет удобнее, чем в Париже, избавиться от моего бренного тела.

— Убивать тебя? А на кой? Ты и так уже умер.

— Приятно слышать.

«Ангел-хранитель» помог Альдо устроиться на заднем сиденье машины, вполне, надо заметить, комфортабельной, и сам уселся рядом. Второй типчик разместился на переднем сиденье рядом с шофером. Автомобиль мягко тронулся с места. Они проехали совсем немного, и послышался гудок паровоза, потом невнятное объявление по громкоговорителю и другие шумы, привычные для вокзала.

— Оказывается, и у покойников вроде меня возникает желание покурить, — сообщил Альдо. — Посмотрите, у вас в кармане должны быть мои сигареты.

— А ты не кисляй, — похвалил его сосед. — Одобряю.

Альдо почувствовал у себя между губ тонкую трубочку, потом ему поднесли огонь. Вдохнув дым, он задержал его во рту, прежде чем выдохнуть, и почувствовал, что возрождается. Это не был английский табак, к которому он привык, — французские «житан», к этим сигаретам он тоже относился неплохо. Во всяком случае, курил их время от времени и сейчас наслаждался пахучим теплым дымом, что было особенно приятно в эту холодную влажную ночь.

Ехали молча. Альдо докурил сигарету, почувствовал вдруг невероятную усталость и зевнул.

— Если спать охота, не стесняйся, — сказал сосед. — Нам еще ехать и ехать…

Почему бы и нет, в самом деле? Определить направление ему все равно не удается. Автомобиль, надо признать достаточно мощный, не раз сворачивал то направо, то налево. Единственно, что Альдо знал точно, — они выехали за черту города. Но в каком направлении поехали — на север, юг, запад, восток, — неизвестно. Спутники его сидели молча. Альдо хотелось бы забиться поглубже в угол, скрестив, как он привык, на груди руки, но одна его рука была прикована наручником к руке похитителя. Пришлось откинуть голову на спинку и прикрыть глаза. Еще ему хотелось есть и пить. И совсем не хотелось думать о двойнике, который сейчас, наверное, уютно устроился в вагоне-ресторане. Хотя нет, он, конечно же, заказал себе ужин в купе. Трудно думать, что сходство их так уж велико и выдержит яркий свет. А ужинать в ресторане в каскетке, завернувшись до носа шарфом, тоже не годится.

Что ждет его самого, он узнает, только приехав на место. Ясно одно: занимаются им мастера своего дела и вырваться из их рук — задача не из простых. Если только ему уже не вырыли могилку на краю света…

Не желая огорчать себя сожалениями, Альдо приказал себе не думать, закрыл глаза и — благодарение усталости! — сразу же заснул.

Прошел еще день. Мари-Анжелин, вернувшись из церкви и не снимая пальто, нетерпеливо спросила Сиприена:

— По-прежнему никаких новостей?

— По-прежнему никаких. Но сейчас еще только семь утра. Хотя госпожа маркиза уже попросила подать ей завтрак.

Мари-Анжелин поспешила наверх, шагая через две ступеньки. Она сочувствовала старой даме, которая наверняка в эту ночь не сомкнула глаз. Войдя в просторную спальню, она увидела маркизу. Госпожа де Соммьер сидела на кровати и с тоской, которая как нельзя лучше соответствовала унылому выражению ее лица, смотрела на стоящий у нее на коленях поднос.

— Привередничаем? — громко спросила Мари-Анжелин с порога, изо всех сил стараясь говорить шутливо.

— Не кричите так громко, План-Крепен! Я пока еще не оглохла. Нет, я не привередничаю. Просто мне не хочется есть. Но пусть это не мешает вам позавтракать как следует, — добавила она, увидев, что Луиза, ее горничная, вошла со вторым подносом, обильно нагруженным булочками, крендельками, медом и вареньем, и поставила его на столик возле кровати.

Совместный завтрак издавна вошел у них в обычай. Мари-Анжелин, вернувшись из церкви Святого Августина после причастия, завтракала в спальне маркизы. Госпожа де Соммьер — лежа в кровати, а Мари-Анжелин — сидя рядом за столиком. Заодно компаньока сообщала маркизе новости квартала, которых обычно приносила целый ворох, поболтав с прихожанками храма. Завтрак начинался с ритуального вопроса маркизы:

— Что у нас сегодня нового?

На этот раз она ничего не спросила.

Несколько минут прошло в молчании. Наконец маркиза заговорила:

— Мари-Анжелин! Мы с тобой — две старые идиотки, что это мы так вдруг разволновались? Конечно, Альдо обещал, что позвонит сразу по приезде. Но вспомни, когда прибывает в Венецию Симплон-экспресс? Почти в восемь вечера, а он мог и опоздать. Пока Альдо добрался до дома, потом встреча, разговоры, затем он заказал телефонный разговор, но ему могли предложить подождать два-три часа, в общем, получалось, что звонить нам уже поздно. Он не захотел нас тревожить, да и сам устал. В поезде наверняка спал плохо. Я уверена, что он позвонит нам сегодня утром. Так что ешь, пожалуйста, как следует, а не мусоль с несчастным видом свою тартинку!

План-Крепен положила на стол нож, которым вот уже минут пять водила по тартинке, намазывая на нее масло.

— А я все равно беспокоюсь, и очень сильно. Сама не знаю почему, — отозвалась она.

— Как это ты не знаешь? Мы обе все прекрасно знаем. Да и я тоже беспокоюсь. Хотя это глупо. Слышишь? Кажется, внизу звонит телефон.

Слух у План-Крепен был отменный, она вскочила и вихрем понеслась вниз.

Когда Мари-Анжелин вышла из привратницкой, лицо у нее было бледно-зеленое, и на первой ступеньке лестницы она вынуждена была присесть. Увидев ее в таком состоянии, Сиприен поспешил за коньяком и вложил ей в руку полную рюмку. В общем-то нельзя было сказать, что он обожал План-Крепен. С той поры как она появилась в доме, между ними возникло что-то вроде соперничества. Дорожа привязанностью маркизы, они ревновали ее друг к другу. Но когда бедняжке так плохо!..

— Что случилось? — шепотом спросил он.

— Звонил господин Бюто. Вчера вечером он ездил на вокзал Санта-Лючия встречать Альдо. Но… он не приехал.

— Как это? Князь уехал позвачера вечером. Люсьен заказал ему такси и сам сказал шоферу адрес: Лионский вокзал.

— Да. Так все и было. Однако на поезде, прибывшем в Венецию, князя не оказалось.

— Иисус сладчайший! Что же делать-то? — возопил мажордом, молитвенно складывая руки и поднимая глаза вверх.

План-Крепен тоже посмотрела наверх и ответила:

— Ничего не поделаешь. Придется все ей рассказать.

Она выпила коньяк, который, однако, ничуть не уменьшил ее тревоги, и стала медленно подниматься по той самой лестнице, по которой только что летела вихрем вниз.

Сиприена будто приклеили к мраморному полу вестибюля, он стоял и прислушивался: что там наверху? Ему показалось, он услышал вскрик, потом скрипнула дверь, которую прикрыли, и стало тихо-тихо.

— Это еще не все, — продолжала Мари-Анжелин, наклонившись к маркизе. — Я не сочла нужным сообщать все подробности Сиприену. Как мы понимаем, господин Бюто не уехал сразу с вокзала, а отправился к начальнику поезда, потом поговорил с проводником, тем самым, который отвечает за спальный вагон. Проводник подтвердил, что князь Морозини занимал четверное купе, но он сам до этого ни разу не видел нашего Альдо. В тот вечер князь сказал, что болен, и попросил принести ужин в купе.