📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгВоенныеСтрашная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа "Секретно" - Владимир Поляков

Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа "Секретно" - Владимир Поляков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 100
Перейти на страницу:

Хорошо все разведав, я решил уничтожить эту огневую точку. 9 января, когда стемнело, мы подползли ближе к посту. Румыны отдыхали. Мы открыли по палатке автоматный огонь и бросили две последних гранаты. Дело сделано. Боясь преследования, мы вышли из лесочка на большую поляну и стали идти вниз к Бурульче в сторону Яман-Таша.

Дошли до второй казармы у Бурульчи. Напились воды. Первый раз за десять дней вдоволь. Вброд перешли реку. В казарме горела коптилка. Одна женщина с грудным ребенком варила кукурузную баланду. Узнав, что все кругом спокойно, сели отдыхать. В комнате тепло, есть сено, на котором можно лежать. Рядом со мной мальчик лет 7–8, он весь в пухе, как птица. Женщина сказала, что привела его с Васильковской балки, что он 10 дней лежал возле своего раненого отца из 18-го отряда под навесом, где было пятьдесят раненых. Некоторые к тому времени уже умерли от ран и голода. Все эти дни мальчик не ел, не пил. Потом эта женщина дала нам по кружечке кукурузного супа — баланды. Мы снова ожили, окрепли, погрелись. Спасибо ей. Ведь мы с 28 декабря по 9 января почти двенадцать суток ничего не ели» [57].

А.С. Ваднев: «На Новый год я подарил жене три плитки шоколада. А уже вечером был тяжело ранен. 2.01.44. Вечером ребята сделали носилки и стали спускать меня с Яман-Таша. Приказано всем идти в Васильковскую балку. Пока спускались, меня пять раз роняли с носилок. Проходили через Бурульчу, носилки сорвались, и я упал в реку, намок весь. Мокрого принесли в Баксанскую казарму. Там была печка, растопили ее, с меня сняли мокрую одежду и просушили. Я всю ночь не спал, у меня была температура. В казарме лежат рядом со мной начальник штаба моего отряда (Медведев) и начальник штаба 2-го отряда (Шаров). В Васильковскую балку падали бомбы, немецкие самолеты обстреливали ее. Было сплошное избиение, слышны крики, стоны. Около нас все время находилась моя жена. Мне хотелось жить. Я уже видел румын. Решил ползти на коленках. Прополз метров 30, порвал брюки, побил коленки. Вдруг вижу, бежит Щербина Иван. Вера спрашивает: куда бежишь, там румыны. Он спросил, где командир отряда? Она указала на меня. Он подбежал и говорит: товарищ командир, садитесь на плечи. Я засмеялся и говорю — ты меня не донесешь. Он с яростью говорит: садитесь, я вниз снесу. Он был очень высокого роста, в плечах косая сажень, брюнет с прямым носом. Я ответил, что у меня всего одна рука здоровая, как я могу держаться за тебя. Он ответил — как удобно, так и держитесь.

Я подумал, а может быть, он и вправду меня спасет? Он стал на колени, я приладился к нему на плечи, уцепился рукой за шею. Он пронес метров 250 и возле оврага осторожно положил меня. Мне было холодно, я в одних носках, носки мокрые. Он сказал, что через три минуты вернется, и убежал куда-то. Я понял, что он меня бросил. Прошло три минуты, и Иван вернулся с лошадью. Подошел комиссар отряда (Н.А. Клемпарский). Он снял с себя пояс и помог привязать меня к лошади. С какой-то шубы отрезали кусок и замотали мне ноги, чтобы не отморозил. Мы тронулись в Шумулинскую балку.

Стали слышны голоса румын. Тогда я сказал комиссару, что меня нужно оставить здесь, иначе все погибнут. Он не соглашался, но потом нашел небольшую балочку с двумя уступами. Вера уходить отказалась. Я уговаривал ее уходить, так как не видел смысла погибать вдвоем, но она отказалась. Нас накрыли одеялом и шинелью, принесли графин воды, закрыли листьями, набросали сухих веток, тщательно замаскировали.

Пообещали после боя за нами вернуться.

Прошло часа два. Слышу немецкий разговор. В листьях была маленькая дырочка, и я увидел, что надомной стоит немец, я подумал, что он меня увидел, но он устанавливал пулемет. Потом из пулемета открыли огонь. Горячие гильзы сыпались на меня. Потом пулемет сняли и немцы ушли. Тогда я сказал — ну теперь будем жить.

Так пролежал я трое суток. Продовольствия у нас не было. Вера сохранила только две плитки шоколада. Я сам кушал мало, больше давал ей, чтобы она не ослабла. На третьи сутки я послал жену к старому лагерю за кукурузой. Она пошла, возвратилась, плачет и говорит, что там румыны. Опять залезла ко мне.

Потом мы услышали шаги по замерзшим листьям, но никого не было видно. Через несколько секунд мы увидели немецкую шинель и решили, что это немцы, но оказалось, что это Ваня Щербина. С ним были два бойца. Я поднялся, поздоровался, попросил закурить. Они вытряхнули мне последний табак. Ваня передал мне записку от комбрига Федоренко, но я читать не смог, слезы лились из глаз, плакал как дитя.

Тогда Щербина сказал — брось читать, потом прочтешь, лучше покушай. Он принес мясо, пышки и катык. Продукты принесли, как оказалось, на три дня.

Они нас опять замаскировали и ушли, сказали, что придут через три дня.

Мы экономили продукты, понимая, что товарищи могут быть убиты. Только на седьмые сутки появились Щербина и двое бойцов. Передали записку Федоренко: «Посылаю тебе трех бойцов, чтобы они за тобой ухаживали и снабжали продуктами. Крепись пока. Скоро проклятые уйдут, мы тебя возьмем». Дальше он писал, что румыны находятся на Колан-Баире, в Стреляном лагере, Яман-Таше, Третьей казарме…

Ваня решил найти более удобное место и перенес меня туда. Соврал, что это близко — метров пятьсот, а оказалось, два километра. Это была маленькая, совсем незаметная пещера. Меня затолкали туда. Потом влезла Вера. Наносили в пещеру дров, но пока ходили, потеряли зажигалку. Я разрядил несколько патронов, высыпал порох, ударил капсуль и получил огонь. Ребята развели маленький костер. Потом выход завалили веткам, и они ушли за продуктами. Прошло еще два дня. Вечером ребята вернулись, принесли мясо, фасоли. Из принесенного парашюта мне сделали бинты и стали меня перевязывать. Октябрь Козин прислал марганцовку, и я обработал раны. Прошло еще три дня. Из отряда пригнали Четырех лошадей. Меня вытащили из пещеры. При этом Ваня Щербина каждый раз забирался по пояс в воду. Меня уложили на сани. Там была хорошая перина, подушка, одеяло. Я полулежал и все видел вокруг. Снег был по колено. Из Шумилинской балки мы выехали на Баксан. Я сам себе не верил, что остался жив. В 3-й казарме, у Стреляного лагеря увидел много партизан. Все закричали: Ваднев приехал. Степанов подбежал, поцеловал меня. Я оброс весь, был с бородой, так как не брился шестнадцать суток. Пришел командир бригады. Я хотел приподняться, но не смог. Меня положили под скалу. Первая ночь была трудная, холодно, раны разболелись. На следующий день оборудовали палатку, поставили в нее железную печку. Я разделся, искупался по пояс, Вера помыла мне голову. Командир дал чистое белье. Вечером сказали, что повезут на Большую землю.

Я все спрашивал: расформируют мой отряд или нет. Жалко было. Командир и комиссар сказали, что ни в коем случае» [22, с. 78–79].

В полдень 3-го января в Васильковскую балку вошел взвод кубанских казаков, которые служили в одном из подразделений вермахта. На всех была красивая казачья форма и свастика на плече. Спрятавшийся за кустом Витя Лазоркин увидел, как кубанцы в упор расстреляли раненых.

6 января 1944 в Васильковской балке состоялись похороны. В одну большую могилу положили и раненых и то, что осталось от жертв бомбежки.

1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 100
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?