Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии) - V.S.

полицейского, выписавшего протокол. Может, слышали такую мантру: «У суда нет оснований не доверять инспектору…»? Сама Вакс, в предвкушении очередной экзекуции над водителем, показывала нам уже знакомый жест: два кулака сворачивают шейку маленькому жёлтому пищащему цыплёнку; этот воображаемый цыплёнок символизировал водителя со всеми его наивными надеждами на справедливость. Как я уже говорил, приводить фото и видео материалы в качестве доводов в пользу своей невиновности было бесполезно, — Вакс просто не воспринимала информацию, запечатлённую на плоском носителе, как не воспринимают таковую животные. У суда, кстати, есть законное основание не принимать в качестве доказательств, сделанные гражданином фото и видео материалы: дескать, неизвестно, — когда вы это сделали и где, может в начале века и на Марсе. Это правило имеет свою мантру: «Фото и видео материалы, сделанные участником дорожного движения, не принимаются в качестве доказательств». В заключение этой темы нужно сказать, что в девяноста девяти процентах случаев виновный в нарушении правил дорожного движения не пойдёт в суд. Как правило, жалоба на действие инспектора становится последним шансом на справедливость, принципом.

Наступил законный и святой для госслужащего обеденный перерыв: все помощники разошлись по мамам-папам, все секретари и специалисты разошлись по заведениям общепита. Я пошёл в столовую и встал в очередь со своим подносом. Сразу за мной пристроился судья Петрик, а за ним ещё один молодой судья. На вид обоим было двадцать лет, наверное, не пили и не курили никогда в жизни. Я забыл думать о судьях и сосредоточился на красивой работнице столовой; когда я брал горячее, буфетчица-бабулька сказала по-татарски куда-то в глубину цехов несколько слов. Я разобрал только «матур малай». На её призыв незамедлительно явилась красавица, которую я упомянул в позапрошлом предложении. Она была свежа и игрива, как и все люди, питающиеся за счёт фирмы. Я был вооружён знанием о том, что не равнодушен ей, но не предпринял ни малейшей попытки вступить в контакт, что свидетельствует об опасности для всего рода человеческого. Надо бы остановиться подробнее на факте снижения моего либидо. Это началось сразу после моего последнего приезда из Питера. После окончания института у меня не было достаточно времени, чтобы наблюдать семейную жизнь моих попугаев; Кешка-то жил с нами давно, а Сашеньку я купил за две недели до своего отбытия. Сейчас я вам объясню, как связана моя половая активность и наблюдение за жизнью попугаев. Терпение. Так вот, когда я уезжал, Сашка только-только познакомилась с Иннокентием, и было ещё непонятно: будет у них любовь до гроба, как у «голубей и католиков», или нет. Кто читал про попугаев — знает, что они влюбляются один раз на всю жизнь, но могут и невзлюбить друг друга, тогда их придётся расселять и находить для каждого новую пару. И вот, когда я в середине августа вернулся, уже было очевидно, что они пришлись друг другу по душе, несмотря на разные темпераменты, жизненный опыт и политические воззрения; за этот месяц с небольшим они попадали в различные передряги, как то: Сашенька застряла между москитной сеткой и приоткрытым окном, а Кешка ринулся её спасать, а ещё Кешенька объелся и у него были проблемы с пищеварением, вследствие чего он упал на дно клетки и лежал, а Сашка сидела рядом с ним и отгоняла всех нас от больного, и другие не менее душещипательные и трогательные истории, в которых птицы доказали свою любовь. А в часы полуденной или вечерней неги эти комки перьев нежно щекочут друг другу клювы и головы. Любой человек, достаточное время наблюдающий за домашними птицами, если он не полный дурак, поймёт глубину и жертвенность любви птиц друг к другу. Как бы они ни боялись, — их любовь заставит пожертвовать собой ради второй половины. А для чего они делают это? Я задал себе этот вопрос и мне пришёл пока только один ответ: для продолжения рода. У девочки-попугая одна забота в жизни — высидеть и выкормить таких же смешных разноцветных дурачков как она и её спутник. Инстинкт выживания велит этому виду любить и заботиться о своём партнёре, который, как я уже говорил, бывает только один. То есть, если кто-то из них исчезнет, то другой уже не будет продолжать попугаичий род. У меня, как у начинающего писать писателя, возникла идея романа, написанного от лица моего друга Иннокентия, — ведь он сменил несколько домов, он был дружен с котом, а потом — со щенком, а ещё с ребёнком, теперь же он, наконец, обрёл большей дом (клетка за пять тысяч) и большую любовь; это мог бы быть роман о непростой судьбе простого парня с птичьего рынка, который в малолетстве, ещё комаром, был продан и куплен одновременно, пережил становление как личность, прошёл тесные клетки и опасности… короче, повидал на своём девятилетнем веку, но не озлобился; название какое-нибудь эпическое, например: «Жизнь Ке. Сага». Виржиния Вульф выбрала пса, а я выбираю птах. I like a bird, потому что.

Теперь вернёмся к моей персоне. Я, изо дня в день, являясь свидетелем чистой и большой любви, просто больше не могу относиться к женщинам как к объектам сексуального вожделения. Когда я вижу красавицу, а не красавиц я просто не замечаю, то сразу на её образ накладывается образ милой маленькой птички, смысл жизни которой высидеть яйца и вывести птенцов. Тут, дорогие читатели, как ни крути, вопрос продолжения рода, а всё остальное подчинено этой главной цели; всё подчинено этой главной цели! А так, как я не стремлюсь к продолжению рода, то срабатывает какой-то предохранитель, который заставляет меня «смотреть сквозь женщин». Даже порно сайты не помогли мне выбросить из головы призрак «главной цели». Пока всё оставалось так. Не знаю, как будет потом. Я разглядывал главные блюда, в то время как девочка разглядывала меня. «Что вам? Сметанки побольше положить?» «Как положено».

Вернувшись из столовой в зал, я приземлился на свой раскладной стульчик и открыл компьютер. Оставалось двадцать минут до окончания обеденного перерыва. Я записал эти строки.

Первым послеобеденным делом было дело о неуплате автотранспортного налога, или как он там называется? Лощеный дядька с интонацией пятилетнего малыша говорил: «Уважаемый суд, сорок пять тысяч рублей налогов в год — это слишком много! Сорок пять! Сорок! Пять!» Вакс, очнувшись ото сна: «Что же вы хотели, миленький… БМВ седьмой серии, триста с лишним лошадиных сил… Уууу…» «Дорого, уважаемый суд, очень и очень дорого!..»

Перед окончанием рабочего дня меня вызвала к себе Наденька Юсуфовна.

— Когда закончишь отписываться? — задала она ожидаемый