Обратный счет любви - Рина Осинкина

class="p1">Что-то посыпалось ему за шиворот, и там внизу у ребят тоже что-то дробно застучало по каменному полу.

Макс зашипел: «Харэ, пацаны, вылезайте», но Игорь невнятно ответил, что Федька нашел еще один ход и там что-то есть.

Через несколько минут произошел обвал. У ребят. Обвал коротко пророкотал и затих. Макс услышал, как кто-то, то ли Федька, то ли Игорь, коротко вскрикнул. Сделалось тихо.

Макс сначала вполголоса, а потом все громче, перейдя на крик, принялся звать их, но ему отвечало только вязкое эхо. Макс не знал, что ему делать.

Он не мог спуститься вниз! Он не мог спуститься вниз, потому что потом он не сможет забраться обратно. Он не умел подтягивать себя в веревочной люльке, как это делают альпинисты. А просто хватаясь руками и ногами за прочную, но тонкую веревку, ему не забраться никогда. И почему они не взяли с собой веревочную лестницу, уроды? Потому что не круто.

Он перестал стрематься посторонних шумов и даже был бы рад, если бы какой-нибудь шум раздался. Он кричал вниз, в этот проклятый лаз, но лаз молчал страшной могильной тишиной. Потом послышался каменный скрежет. Это Игорь выцарапывал себя из-под обломков. Его завалило, но не так, как Федьку. Федьку пришибло куском треснувшей колонны, который раздробил ему череп, заодно продавив плечи и грудь. Он был мертв.

Макс долго потом видел в тяжелых снах эту упавшую колонну в кляксах крови по краям, освещенную овальным пятном электрического фонаря.

Потом он подтягивал Баскетболиста наверх. Нормальной опоры для ног не было, Макс боялся, что не удержится, и Игорь своим весом утащит их обоих в Федькину могилу. Но вытянул. Игорь почти терял сознание, повезло, что он смог прицепить поясной карабин к спущенному через дыру тросу. Домой Бэтээр волок его на себе.

Они не знали, как сказать Федькиным родителям, и не сказали им ничего. Парня посчитали пропавшим без вести, в то время такое часто случалось. В основном, конечно, исчезали дети всех возрастов и молодые женщины, но и мужики иногда тоже. По крайней мере, у Федькиных матери и отца осталась надежда.

Игорь попал в больницу с травмой головы, контузией и еще с чем-то хреновым. Родителям он сказал, что свалился с платформы. Прокатило, поверили.

Несколько раз Стычкин делал заходы, пытаясь вызнать у Баскетболиста, что все-таки нашел в той яме Федька. Но Игорь уворачивался и нес пургу насчет какого-то церковного архива, а всем было известно, как Федька был повернут на археологии.

Баскетболист валялся с забинтованной башкой и терял сознание при малейшем повышении мышечного тонуса. В такой ситуации приставать с расспросами к нему было трудно и абсолютно безнадежно. И Макс отстал. Про свое диггерство они забыли.

Потом налет на обменник и зона.

Затем снова воля и задница, в которую Бэтээр сам себя засунул, когда решил занять денег у гиены Костоеды.

И чтобы из этой задницы вылезти, Максу срочно и позарез нужны деньги. Или товар. Сейчас много сталкерских сообществ, не то что в те времена. Он пошарит в Интернете, найдет себе напарников и возьмет их в долю. Они достанут эти архивы и найдут кому их толкнуть. А если Ленчик Костоеда будет торопить с выплатой долга и наступать ему на гланды, Макс не станет заморачиваться с экспедицией, а просто найдет покупателя на карту острова сокровищ, которая тоже может стать хорошим товаром.

Баскетболист разжал губы и с трудом произнес:

– Федьку достать надо. Ты прав, Максимка. Достать и похоронить. Родители его как, живы?

– Не знаю. Не узнавал, – огрызнулся Макс, которого тоже ощутимо болезненно цапанули воспоминания, – ну, что, отдашь каракули? У меня времени почти не осталось, скорее решай. Если зажилишь, я снова отправлюсь на зону. Одна радость, что в нашем Редникино без этой мрази Костенко будет почище.

– Сколько тебе надо денег?

После паузы Макс ответил:

– Много. Сразу не отдам.

– А я и не прошу, чтобы ты мне что-то отдавал… сразу.

Игорь, морщась, свесился с кровати, залез в прикроватную тумбочку, пошарил в ящике и вытащил оттуда толстое портмоне. Портмоне сунул Стычкину.

– Мне трудно самому, башка болит. Возьми там авангардовскую кредитку. Пин-код запомнишь, не записывай. Если не хватит, досыплю еще, с другого счета.

– А сколько на этом? – по-деловому осведомился Бэтээр, запихивая карточку в свой бумажник.

– На этом двести тысяч.

– Рублей? – обиделся он.

– Евриков.

– Нормулек, – удовлетворенно произнес Стычкин, – а карта?

– Поправлюсь, вместе пойдем. Хотя давай нарисую.

– Нет. Поправляйся. Припереть тебе жратвы какой-нибудь? Давай я смотаюсь в маркет по-быстрому, а то мне домой хочется поскорее, долг этой гиене в клюв сунуть.

– Да постой ты, не пыли. У меня тут всего навалом из жратвы. Откуда у тебя проблема, лучше расскажи.

Бэтээр пожал плечами и рассказал. Как мыкался в поисках работы, а его никто нанимать не хотел. Он повар классный, только кому нужен работник общепита, окончивший такой колледж? Тогда он решился открыть собственную столовку, и это у него получилось. Он арендовал нежилое помещение в бывшей заводской медсанчасти, которая вплотную примыкала к территории механического завода, а вокруг и около завода вообще сплошная промзона, и покормиться в обед трудовому человеку просто негде. То есть имеется, конечно, заводская столовка, но она внутри проходной и туда не попасть человеку, работающему по соседству на складе стройматериалов, или на овощной базе, или в одной из фирмочек, которые квартируются в трехэтажном кирпичном здании бывшего ПТУ. Так что с нишей Макс Стычкин не прогадал, его столовая процветала. Он сам у плиты и разделочного стола стоял, а чуть позже еще повариху нанял, кассиршу, судомойку и приходящую уборщицу. Все путем было. Если бы не одна завистливая падла. И если бы не жилы-банкиры. Вот, собственно, и все.

Макс развел руками, подводя итог рассказу.

Игорь покивал, соглашаясь насчет падлы и банкиров.

Бэтээр засобирался. Встал со стула, протянул ему широкую ладонь.

– Ну, мне пора, Гарик, – сказал он. – Я, как разберусь с делами, приеду, навещу. Ты давай тут не залеживайся. Дома по-любому лучше.

Лицо Игоря болезненно скривилось, и он плотно закрыл веки. Пальцы, худые, как у узника концлагеря, судорожно стиснули край одеяла.

Макс ругнулся про себя, сообразив, что сказал что-то не то. Как ему может быть лучше дома? Баскетболист теперь остался совсем один.

Стычкин снова уселся, уперев руки в колени. Пожевал губами. Спросил:

– А скажи мне, брателло, вытащил ты тогда что-нибудь из-под завала?

Баскетболист поднял веки, но на Максима так и не посмотрел. Уставился в потолок. Произнес без интонации:

– С десяток николаевских червонцев.