«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - Марина Евгеньевна Козлова

Основной причиной распространения «дурных болезней» называли большое количеств тайных, не выявленных немецких проституток в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, «почти на 100% болевших венболезнями»672. Командование СВАГ еще в августе 1945 года потребовало от местных органов самоуправления начать решительную борьбу с проституцией. Публичные дома были закрыты. Местные органы власти должны были устроить жриц любви на работу «на производстве и в сельском хозяйстве», а тех, кто болен венерическими болезнями, привлечь к принудительному лечению673. Оставшись без работы, «сотрудницы» публичных домов вряд ли отказались от своего промысла. Некоторые сами «инициативно» искали клиентов и рассылали советским офицерам «рекламные» письма674. Работали и тайные притоны. По мнению начальника СВА федеральной земли Тюрингия генерал-полковника И. В. Болдина, в 1946 году «таких притонов в Веймаре и Эрфурте и в других городах имелось на учете большое количество»675.

Командование постоянно предупреждало сваговцев об опасностях «неподобающих связей с немецкими женщинами», требовало вести разъяснительную работу (борьба с венерическими заболеваниями была даже включена в план командирской учебы), регулярно проводить профилактические «телесные осмотры» рядового состава, запрещало посещать увеселительные заведения, вылавливала офицеров «на улице с немками» или «на немецкой квартире», усиливало наблюдение за проживавшими в гостиницах офицерами. Каждый случай заражения полагалось расследовать, а заразившихся привлекать к строгой дисциплинарной ответственности676. Само заболевание считалось чуть ли не преступлением перед Родиной.

В конце 1947 года Главноначальствующий констатировал снижение венерической заболеваемости среди немецкого населения и личного состава СВАГ почти в три раза по сравнению с заболеваемостью 1946 года677. (В 1948 году, по мнению сваговских врачей, в зоне риска оставались единицы – наименее устойчивые, «вступающие в половую связь при самых примитивных условиях и обстоятельствах»678.) Одновременно маршал Соколовский попытался цивилизовать отношение к венерическим больным. Во всяком случае, он потребовал уделить «большое внимание сохранению тайны посещения венерологических профилактических пунктов»679. Что, впрочем, никак не повлияло на обычную практику. Как и прежде, на партсобраниях публично ругали проштрафившихся «за половую распущенность» и «потерю политической бдительности, выразившуюся в случайной связи с неизвестной женщиной», наказывали по партийной линии и отправляли в Советский Союз680. Опасаясь получить клеймо на всю жизнь, граждане страны, где личные тайны постоянно становились достоянием здорового коллектива и бдительных парторгов, старались, если была такая возможность, решать свои интимные проблемы самостоятельно. Мало кому хотелось попасть под каток советской «медико-политической» профилактики.

После приезда жен в СВАГ начался настоящий беби-бум. В политотделы хлынули донесения: «…ни одна из женщин в культурно-массовой работе комендатуры участие не принимает, так как все они уже имеют грудных детей или скоро будут иметь»; «…80% жен офицерского состава имеют грудных и малых детей…»681. В январе 1947 года в родильном отделении штабного госпиталя СВАГ новорожденных приходилось укладывать по двое на одну «детскую койку», а роженицы «с наступившими частыми схватками лежали на проходе в коридоре», поскольку «предродовая комната» была занята682. Вполне понятно, что сваговцы предпочитали, чтобы их жены рожали в иных условиях. Искали подходящие немецкие клиники, хотя обращаться к немецким врачам, как упоминалось выше, было категорически запрещено. Но понятно, что заботливый отец семейства всегда выбирает для жены и будущего ребенка лучшее. Если была возможность, никто не задумывался о том, что это покушение на устои, идеологически вредно или запрещено. Главное сохранить подобный поступок (проступок!) втайне от начальства.

В Саксонии нарушителей поймали за руку. В сентябре 1947 года в Дрездене в клинике профессора-гинеколога Варнекросса была обнаружена книга записей пациентов. Наверное, донес кто-то из своих. Среди пациенток оказались жены сотрудников СВАГ – из комендатур, Управления СВА и даже оперативного сектора МГБ… Судя по откликам, немецкая клиника не была похожа на родильное отделение штабного госпиталя, где больные жаловались на грубость персонала, не хватало инструментов, а некоторые из имевшихся, по словам проверяющих, были ржавыми683. Да и акушеры-гинекологи, как с сожалением отмечал начальник отдела здравоохранения СВАГ, за время войны изрядно подзабыли «основные элементы обслуживания женщин во время беременности»684.

А вот книга записей пациентов профессора Варнекросса за 1946 – начало 1947 года была переполнена советскими благодарностями: «Благодаря полученной мною в Вашей клинике… искусной… медпомощи, роды прошли быстро и легко, хотя сами по себе роды были трудные. У меня родился здоровый сын-карапуз»; «…вы вырвали меня из рук смерти»; «…исключительно при Вашей величайшей помощи… родила нормального, здорового сына… Когда наш сын станет взрослым, мы с гордостью расскажем ему у какого большого человека… на руках он родился»; «…спасена, страдания остались позади», «…вы спасли жизнь мне и моему ребенку, сделав такую сложную операцию», «…в клинике чувствовала себя как дома и уезжая, выношу самое приятное воспоминание о ней». Меры против поклонниц немецкой медицины были приняты незамедлительно. На общем собрании были зачитаны записи из «книги благодарностей», а проявление заботы о близком человеке было заклеймено как преклонение перед буржуазной культурой. Провинившиеся семьи были вызваны для беседы в политотдел, «книгу», как вещественное доказательство, передали «кому следует» – пугали госбезопасностью, которая, впрочем, тоже пользовалась услугами немецкого профессора685.