Сергей Бондарчук. Его война и мир - Ольга Палатникова

Я храню вырезки из итальянской прессы; многие популярные газеты и журналы напечатали некрологи о Сергее Фёдоровиче. Там всё его творчество описано, там столько сожалений, что мастер ушел в расцвете сил, не закончив «Тихий Дон», и это стало колоссальной трагедией для художника.

Вообще Бондарчук в Италии – культовая фигура. Ведь он был связан самой искренней дружбой с гениями итальянского кино: с Росселлини, Феллини, Антониони. Не раз я замечал в разных римских гостиных, как художники, кинематографисты, актёры, музыканты, литераторы, продюсеры уважают его, преклоняются. От него же энергия шла, могучая энергия!

Иногда дождливыми вечерами в Риме коротали время вдвоём. Он опять возвращался памятью к событиям на Пятом съезде, говорил: «Ещё пожалеют, но будет поздно». Не из-за себя переживал, а из-за того, что угробили кинематограф и что не в ту сторону всё идёт. А я старался убедить в ином:

– Сергей Фёдорович, подумайте, сколько прошло времени, и чего только в нашей стране не было, но ведь ни одно великое имя не забыто! Эйзенштейн, Пудовкин, Довженко, Барнет, Ромм, Козинцев, Герасимов, Шукшин, Тарковский – они же остались с нами навсегда, и никакие перевороты никогда их не сметут, потому что они и есть – наш великий кинематограф!

В этом ряду и Бондарчук – величайший наш режиссёр. Я летел из Италии в Ташкент через Москву, узнал, что скончался Сергей Фёдорович, сдал билет и поехал на отпевание в церковь на улице Неждановой. Я на людях не плачу, не падаю на колени и не молюсь, но сердце окаменело. Вечером в кругу близких поминал его и с болью осознал: осиротел наш кинематограф. Вспоминал, как он сокрушённо кивал Никите Михалкову (играл, конечно, ведь Бондарчук – актёр гениальный) и приговаривал: «Я круглый сирота!» Нет, Сергей Фёдорович, это я теперь абсолютно круглый сирота. Впервые осиротел в пять лет, в феврале сорок второго года, когда в боях под Вязьмой погиб мой отец, командир разведвзвода (до войны сценарист и актёр) Иргашали Хамраев. И вот опять осиротел. Да разве только я? Все мои сотоварищи, те, кто относился к Сергею Фёдоровичу Бондарчуку с восхищением и сыновней любовью, – все мы отныне сироты.

Около 100 ролей в кино. Вот некоторые фильмы с его участием: «Дело Артамоновых», «Солдат Иван Бровкин», «Дело „пёстрых“», «Девчата», «Операция Ы и другие приключения Шурика», «Свадьба в Малиновке», «Варвара-краса, длинная коса», «Шельменко-деньщик», «12 стульев», «Иван Васильевич меняет профессию», «Не может быть!», «Новые приключения капитана Врунгеля», «Ах, водевиль, водевиль», «Визит к минотавру», «Бременские музыканты».

Самый страшный порок – это зависть. Ещё Лев Толстой писал, что зависть испепеляет человека. Всех, кто плохо относится к Бондарчуку, снедает именно этот порок, нутро у них завистливое. В нашем мире, я имею в виду мир людей искусства (о других «мирах» не знаю, потому не трогаю), а среди нашего брата, что греха таить, завистники есть, и немало. Я и на себе не раз испытывал их, мягко говоря, не дружественный взгляд. Но если сравнивать с Бондарчуком, на мою долю чёрной зависти выпало куда меньше.

С моей точки зрения, Сергей Фёдорович был человек ни на кого не похожий. Многие сегодня играют в личность, а уж если на них телекамеры наставлены, из кожи лезут, чтоб выставить себя неординарной личностью. А Бондарчуку выставлять себя было не надо, стоило взглянуть на него, перемолвиться словом – и становилось ясно: перед тобой поразительная, неповторимая ЛИЧНОСТЬ.

Сейчас ведь какое положение дел в артистической среде? Молодой человек одну роль в каком-нибудь сериале сыграет – о нём сразу пишут: «звезда сериала»; девочка пару песенок споёт – так же восклицают: «звезда»; и звёзд таких нынче считают не единицами – фабриками. Даже не знаю, как среди сплошных «звёзд» величать Сергея Фёдоровича? Слава Богу, ещё не оприходовали одно точное, объёмное слово, так что, без опаски поставить Бондарчука на одну доску с нынешними тщеславными воронятами, скажу о нём: просто гений. Гениальный артист, гениальный режиссёр и совершенно потрясающий человек. Так утверждает артист Пуговкин, который, между прочим, у режиссёра Бондарчука и не снимался…

Однако в партнёрстве поработать довелось. Впервые мы встретились в 1950 году на съёмках картины «Тарас Шевченко», где Сергей Фёдорович играл Кобзаря, а я небольшой эпизод – пьяного купца. Не помню, что в этой сценке происходило, помню только, что играл я свою маленькую роль в паре с Бондарчуком. Режиссёр Игорь Андреевич Савченко, посмотрев рабочий материал, остался доволен: «Как забавно ты сыграл этого подгулявшего купчишку, как живо», – а в картину эпизод не вошёл. Кстати, в моей актёрской жизни такая история не единичная. Долгие годы я играл в кино вторые роли, и иногда мои работы при окончательном монтаже сокращались или вообще улетали в корзину. Даже у моего любимого режиссера Гайдая был такой случай: в «Операции Ы» роль по объёму у меня была приличная, а на просмотре кто-то из редакторов ему говорит: «Леонид Йович, Пуговкин сыграл здорово, но его надо урезать, иначе он отвлечёт внимание от главного действия». С Сергеем Фёдоровичем у нас тоже похожие разговоры были. Когда он приступил к «Войне и миру», иду как-то по «Мосфильму», останавливаюсь у самого большого павильона, что такое? – за дверью ни стука, ни крика. Странно, говорю, тихо-то как, неужели самый лучший павильон простаивает? А мне в ответ: «Тсс! Там Бондарчук с актёрами репетирует». Ну, я не выдержал: заглянул. Увидел он меня, подошел:

– Мишель (он меня всегда называл – Мишель)! Ты думаешь, я про тебя забыл? Ни в коем случае. Но скажу откровенно: большой, хорошей роли в «Войне и мире» я для тебя не вижу. Ты уж не обижайся. А позвать тебя на роль солдата, занять в Бородинском сражении не могу: очень ты стал популярным: своим появлением на экране можешь все акценты сместить, а заодно меня сместишь, да и Толстого.

С добрым юмором это было сказано. А я про себя подумал: «Не ты первый, Сергей Фёдорович, говоришь о моей комедийной известности и просишь не обижаться, что не зовёшь в свой фильм, я к таким режиссёрским манёврам привык»…

Но вернёмся к временам съемок «Шевченко». Мы тогда толком не познакомились, сыграли на пару эпизод, и всё. Бондарчук был полностью поглощён своей ролью, кроме того, человек он деликатный, скромный… Гораздо ближе мы узнали друг друга года через два, на съёмках у Михаила Ильича Ромма. В 1952 году в Одессе Ромм снимал свою знаменитую дилогию «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы». Я играл матроса Пирожкова, а Сергей Фёдорович – беглого дворового мужика Тихона Прокофьева по кличке Рваное Ухо; и сыграл так, что его герой среди множества других персонажей фильма оказался очень ярким, запоминающимся.

Кроме того, в это время с ним же чудо произошло! Вот сейчас сплошь и рядом твердят: «Сталин тиран и параноик!» Между прочим, этот «тиран и параноик» считал своим долгом руководителя государства смотреть все фильмы, снятые на всех киностудиях СССР! Увидел он Бондарчука в роли Шевченко (не Шота Руставели, а Тараса Шевченко!) – и на следующий день вышел указ о присвоении Бондарчуку звания Народного артиста Советского Союза. Вот так, без проволочек, решил генералиссимус талантливую актёрскую судьбу. И вот в Одессу приходит весть, что Бондарчук сразу махнул в Народного СССР! В то время событие небывалое. Это потом, в 70—80-е годы можно было влиятельному чиновнику подарочек сделать, похлопотать о присвоении этого самого высокого звания, а при Усатом за такие каверзы на Магадан бы услали. Потому и радость была великая – вся группа во главе с Михаилом Ильичём кричала «Ура!». Вечером Сергей Фёдорович устроил банкет. Пригласил всех. На самых почётных местах сидели Ромм и наши великие артисты Борис Ливанов, Иван Переверзев, Владимир Дружников. Никогда не забуду тост, который произнес Эраст Павлович Гарин. У наших старых уникальных артистов был особый жаргон, и Гарин сказал так: