Молодой Сталин - Саймон Себаг-Монтефиоре

Что самое важное, Ленин не воспринял всерьез исключение Сталина на местном уровне. Он говорил, что такие исключения обычно происходят из-за ошибок, недостоверных сведений или недопонимания. Конечно, он знал больше, чем говорил. Он все больше понимал, что Сталин – террорист, бандит и подпольный организатор – был “то, что нужно”3.

Тифлисское дело получило невероятный резонанс, но грабежи на этом не закончились. Игра в казаки-разбойники стала еще опасней в Баку – ставки здесь были куда выше, чем в Тифлисе. И для Като они оказались слишком высоки.

Сталин привез Като и маленького Якова в квартиру рабочего с нефтяного завода – и вновь окунулся в жизнь, полную бандитизма, шпионажа, вымогательства и агитации. Это были самые темные годы в его жизни. Скорее всего, он опять работал у Ротшильдов. Вскоре он перевез семью за город и поселил “в низеньком глиняном татарском домике на Баилове мысе, где у хозяина-тюрка… снимал комнату”. Дом находился над пещерой, смотрел на море.

Като, прирожденная хранительница очага, сделала эту хижину уютной – здесь была деревянная кровать, шторы, в углу притулилась швейная машинка. Посетители замечали контраст между неприглядностью дома снаружи и опрятностью внутри. Но Сосо бывал здесь нечасто. Като свела мало знакомств, но к ней заходил Сергей Аллилуев. Теперь он работал на бакинской электростанции и жил с Ольгой и детьми на приморской даче. Именно здесь, в Баку, их младшая дочь Надежда в красивом белом платьице, гуляя во дворе, неожиданно упала в море. Сталин прыгнул в воду и спас девочку – эту романтическую историю ей часто рассказывали, когда она выросла.

Сталин всегда носил “фирменную” черную шляпу. 17 июня 1907 года, в самый день приезда, он произнес речь и тут же занялся редактированием двух большевистских газет – “Бакинского пролетария” и “Гудка”. Он немедленно дал понять, что собирается стать хозяином партии при помощи своих излюбленных методов – политической агрессии, террористических угроз и сбора средств преступным путем.

По всей России “реакция торжествовала, все свободы были попраны, революционные партии разгромлены”, – вспоминает Татьяна Вулих. Но Баку, где властью были не только царские чиновники, но и нефтяные компании и продажные полицейские, жил по своим правилам. Тифлис, презрительно говорил Сталин, был провинциальным “болотом”, а Баку – “одним из революционных центров России”; бакинская нефть была необходима царю и западу, бакинские рабочие были настоящими пролетариями, на улицах процветали насилие и беззаконие. В Баку, писал Сталин, “я получил… второе свое боевое революционное крещение”1.

Баку был городом “распущенности, деспотизма и невоздержанности”, “дымным и мрачным”, неясно кем управляемым. Губернатор Баку называл его “самым опасным местом в России”. Сталин называл его “нефтяным царством”.

Баку создала одна династия – Нобели. Шведы по происхождению, русские по выпавшему случаю, космополиты по деловому чутью, Нобели разбогатели на продаже мин Николаю I. В 1879 году, когда в Баку впервые забил фонтан нефти, братья Людвиг и Роберт Нобели основали “Товарищество нефтяного производства братьев Нобель”. До этого город был известен старинным зороастрийским храмом, в котором жрецы-маги поддерживали питаемый нефтью священный огонь. Бурение уже началось, нефть лилась из скважин фонтанами.

Нобели начали скупать землю – больше всего в районе, который потом стал называться Черным городом. Еще один брат, Альфред Нобель, изобрел динамит, но придуманный Людвигом нефтеналивной танкер был не менее важным нововведением. За Нобелями в Баку последовали представители французской ветви Ротшильдов. В 1880-х Каспийско-Черноморское нефтепромышленное общество барона Альфонса де Ротшильда стало вторым по величине производителем; ротшильдовские рабочие жили в индустриальном районе под названием Белый город[115]. К 1901 году в Баку добывалась половина мировой нефти – и впервые вручавшиеся в этом году Нобелевские премии финансировались из нефтяной прибыли.

Нефтяной бум, подобно бриллиантовой лихорадке в Кимберли и золотой лихорадке в Калифорнии, в одночасье превращал крестьян в миллионеров. Запыленный, обдуваемый всеми ветрами, некогда персидский город на берегу Каспийского моря, построенный вокруг стен средневековой крепости с извилистыми улочками, превратился в один из известнейших городов мира.

О его “варварской роскоши” писали европейские газеты. Здесь мгновенно сколачивались состояния, процветала благотворительность и била в глаза невообразимая вульгарность. Каждый нефтяной магнат должен был построить себе дворец – иногда они были площадью с квартал. Такой дворец был даже у Ротшильдов. Дворец Нобелей назывался вилла “Петролеа”; его окружал пышный парк. Один нефтяной барон собирался строить дворец из золота, но в конце концов согласился на позолоту: золото – слишком мягкий материал. Другой выстроил свою резиденцию в форме огромного дракона (вход был в драконьей пасти). У третьего дворец был в форме громадной колоды карт, на которой золотыми буквами значилось: “Здесь живу я, Иса-бей из Гянджи”. Один популярный певец разбогател, когда за выступление ему пожаловали нефтеносный участок. Теперь в его дворце в неоклассическом стиле расположена штаб-квартира азербайджанской государственной нефтяной компании.

Баку был плавильным котлом, где смешались ужасающая нищета и невероятное богатство. Как вспоминала Анна Аллилуева, по улицам ходили “краснобородые тюрки”, “амбалы, которые согнувшись переносят тяжести”… “Продавцы-татары поджаривают сласти на углях…” “Шуршащие шелками непонятные фигуры… в прорезях сверкают живые черные глаза…” “Уличные цирюльники…” “Здесь все происходит на улице”. Здесь были горцы в складчатых одеждах, с кинжалами, изукрашенными самоцветами; персы в жилетах и фетровых шляпах; горские евреи в меховых шапках; западные миллионеры в легких пиджаках, с женами, одетыми по парижской моде. Сталин называл бакинский рабочий люд, который составляли турецкие азербайджанцы, персы, русские, чеченцы и армяне, “калейдоскопом национальных групп”. Богачи прогуливались по Приморскому бульвару, а за ними ехали в экипажах вооруженные до зубов телохранители.

Но нефтяные вышки и заводы, приносившие огромные прибыли, отравляли город и здоровье жителей. Анна Аллилуева писала, что Баку был пропитан “нефтяной гарью”, “деревья не выживали в отравленном воздухе”. Иногда нефть выливалась в море и воспламенялась – получались удивительные огненные волны.