Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев

Ефремович ответил: «Ничего поделать не могу. Соответствующие органы доказывают их виновность».

…Обезглавливание армии продолжалось. Нас убеждали в виновности «изымаемых» людей. Многие из нас не верили клеветническим измышлениям, которые приписывались вчерашним нашим товарищам. Но любая попытка защитить того или иного обвиняемого вызывала подозрение на того, кто осмеливался это делать.

Меня не раз предупреждали начальник Политического управления РККА Л.З. Мехлис и заместитель наркома обороны по кадрам Е.А. Щаденко о том, к чему могут привести подобные высказывания. Помню, как ко мне пришел после отстранения от должности комкор Леонид Григорьевич Петровский. С ним мы еще в 1918 году вместе учились в академии. Я его знал как близкого своего товарища по партии, а также по военной службе. Выполняя в то время обязанности инспектора кавалерии, я принял Л.Г. Петровского и пригласил его к себе домой на ужин. Когда забрали Леонида Григорьевича, меня сразу же вызвал Мехлис… Учинил допрос и предупредил, что я общаюсь с «врагом народа».

Такой же случай произошел у меня с другим моим товарищем – К.К. Рокоссовским, которого я знал еще по Первой мировой войне и по службе в Красной коннице. Мы были с ним хорошими друзьями и остаемся такими же и поныне. В этот раз я звонил К.Е. Ворошилову лично в присутствии Константина Константиновича, которого пригласил к себе в кабинет. На мой вопрос, почему снят с должности комкор Рокоссовский, Ворошилов ответил, что пять раз в Наркомат обороны звонили из Наркомата внутренних дел и что он ничего не может поделать. Рокоссовский не успел дойти от меня к себе, как его… [арестовали]. После его изоляции меня вызывали и Мехлис, и Щаденко… И опять предупреждение «за связь».

В феврале 1938 года я был назначен командующим Закавказским военным округом. Когда в связи с этим я представился наркому, то он, вместо хорошего совета по работе, сообщил мне о том, что на меня в Особом отделе НКВД имеется восемнадцать обвинительных показаний! Я на это ответил товарищу Ворошилову: «Пусть будет даже сто показаний, я все равно от этого врагом не стану! Ну а если в этом есть у кого сомнение, то почему же назначают меня на должность командующего?!» Я просил наркома доложить Политбюро ЦК ВКП(б) и правительству об отмене решения о моем назначении.

Ворошилов ответил мне с удивлением: «От первого командира слышу, который отказывается от такой большой должности…» Затем начал меня убеждать, что сообщил мне эти сведения специальных органов лишь для того, чтобы я знал и имел это в виду…

Будучи сильно возбужденным и оскорбленным такими сведениями, переданными мне наркомом, я не удержался и сказал: «Что это? Предупреждение?! В таком случае как же мне после всего этого можно работать?!»

Нарком пообещал доложить мою просьбу об освобождении от должности командующего округом. Но все это осталось без каких-либо последствий. Возможно, Ворошилов об этой моей просьбе никому и не докладывал. Он начал просить меня, чтобы я немедленно выехал к новому месту службы, и я вынужден был на второй же день после этой аудиенции уехать в Тбилиси.

С грустным настроением я прибыл на новое место своей службы. Но и во время командования округом меня не оставляли в покое. Волна репрессий продолжалась. Чуть ли не каждый день по ВЧ звонил мне замнаркома Щаденко и запрашивал меня – могу ли я ручаться за своего начальника штаба округа комдива Толбухина. С таким же вопросом он обращался ко мне и по поводу комдива Собенникова, который командовал в округе кавалерийской дивизией. «На них много обвинительных показаний», – доказывал Щаденко. Что я мог ему ответить? «Они честно работают и не вызывают никаких подозрений». Однако эти мои высказывания для Щаденко, видимо, были недостаточно убедительными. Он не раз переспрашивал меня, добиваясь того, чтобы я согласился с ним или же поручился за них.

– Так что же, вы ручаетесь за Толбухина и за Собенникова?

Мне такие разговоры с Щаденко были противны. Как я уже говорил, мне было известно, что и на меня есть много клеветнических наговоров. Чтобы скорее покончить с такого рода разговорами, я вновь подтверждал, что они честные люди и ничем себя не скомпрометировали. Снова подтверждал свое поручительство. Возможно, этим самым я в какой-то мере содействовал спасению их от ареста.

История Великой Отечественной войны показала, что Петр Петрович Собенников, ставший генерал-лейтенантом, и особенно Федор Иванович Толбухин героически проявили себя в боях с фашистскими полчищами. Имя Маршала Советского Союза Ф.И. Толбухина стоит в первых рядах наших выдающихся военачальников.

Возмущало меня отношение к военным кадрам со стороны отдельных работников Особого отдела Закавказского военного округа. Эти люди, их начальники, обычно уже после «изъятия» военнослужащих из части или соединения докладывали мне, что таких-то следует «изолировать», виновность их доказана. На мой вопрос, в чем заключается их виновность, я получал шаблонный ответ:

– Оказался врагом народа. Замешан в заговоре. Дана санкция прокуратуры, есть указание свыше.

Неограниченная власть органов прикрывалась авторитетом «свыше». В 1939 году был репрессирован даже прокурор округа…

Осенью 1938 года меня вызвали в Москву. Прихожу к начальнику Главпура Л.З. Мехлису в кабинет. Не успел я войти, как он сразу же с криком набросился на меня за то, что я покритиковал его. А критика заключалась в том, что мною указано было начальнику политуправления округа на то, что в его докладе слишком превозносится Мехлис. Чуть ли не на каждой странице доклада была ссылка «Мехлис сказал», его цитата и тому подобное. Видимо, об этом донесли Мехлису, который воспринял такое сообщение болезненно. И вот он во время моей аудиенции у него кричал: «Жаль, что вас не посадили! А надо бы!»

Конечно, я был ошеломлен таким отношением ко мне со стороны начальника Главпура Красной армии. Меня это оскорбило. В ответ Мехлису я сказал: «Меня арестовывать не за что!» Хлопнул дверью и направился к наркому К.Е. Ворошилову. Доложив ему об инциденте, просил довести это дело до ЦК партии.

Нарком тут же при мне вызвал Мехлиса, сделал ему замечание и «помирил» меня со своим замом…

Большое «изъятие» высшего начсостава из рядов армии, несомненно, нанесло сильный ущерб обороноспособности нашей страны. Но ослабевающие высшие звенья в армии продолжали заполняться «молодыми» растущими кадрами. Наркомом обороны был назначен С.К. Тимошенко, начальником Генштаба К.А. Мерецков. На должность командующего войсками Киевского военного округа выдвинулся комкор Г.К. Жуков. Подобран был крепкий, хорошо знающий начсостав на должности начальников штабов округов. Достаточно назвать ряд товарищей, таких как В.Д. Соколовский, М.А. Пуркаев, М.М. Попов, А.И. Антонов,