Основная операция - Данил Корецкий

— О чем?

Действительно, когда грехов изрядно, трудно определить, в каком каяться. Сливин знал, что в отличие от милиции контрразведка не торопится упрятать грешника за решетку: сдав более опасного врага, можно получить индульгенцию и полное прощение. Но вываливать весь короб прегрешений попросту глупо. Что им может быть известно? Про ампулу с цезием? Консультации по урану? Пульт? Вряд ли сразу выплыли его контакты с Ахмедом…

— О чем? — Межуев скорбно вздохнул. Чем ниже интеллект разрабатываемого, тем труднее расколоть его на косвенных доказательствах. Твердит свое «ничего не знаю» — и точка. Я — не я, хата не моя, отпускай домой, гражданин начальник! Даже от собственных отпечатков пальцев умудряется отпереться: «Мало ли что ваши эксперты написали… Вот у них и спрашивайте…»

К счастью (а может, и к несчастью — это с какой стороны смотреть) среди «клиентов» контрразведки таких тупарей мало, ибо иностранные спецслужбы ими не интересуются. Чаще попадается другой народ — с фантазией, воображением, а потому чрезвычайно мнительный. Дай ему только пищу для размышлений, и он мигом сам себя изобличит — сначала мысленно, а представив мрачные картины суда, этапа, тюремных камер, — и вслух.

— Вот посмотрите — «о чем», — Межуев положил перед опрашиваемым квадратик ватмана с простой, четко вычерченной схемой. От кружка с надписью «С. П. Калядов» отходили вниз две стрелки. Одна упиралась в кружок с фамилией Сливина, вторая — в кружок с фамилией Бобренкова. Три кружка и три фамилии, соединенные в соответствии с версией Верлинова, не имели никакого доказательственного значения, но тем не менее произвели на конструктора впечатление надлежаще оформленного уличающего протокола. Он побледнел.

— И вот «о чем», — на стол легли фотографии. Садящаяся в спортивный автомобиль Маша, растерянное лицо Сливина, он сам перед «Хондой» у «Националя»…

«Знают и про пульт, и про Эранбаева, и про Ахмеда…» — мелькнула паническая мысль. Богатое воображение соединяло зафиксированные скрытой камерой моменты его жизни. В следствии это называется «эффектом прозрачности» — у обвиняемого возникает ощущение, будто следователю известно все, что знает он сам.

— Итак, вы будете сотрудничать с государством? Или вам больше нравится наносить ему вред? — теперь в голосе контрразведчика задушевность отсутствовала напрочь. Второй раз за короткое время отцу ядерного фугаса предлагалось заложить душу. Хотя нет… Душа уже заложена. Сейчас предоставлялась возможность выкупить ее обратно у страшного иноземного дьявола. Свои дьяволы все же лучше чужих. По крайней мере появится определенность и можно рассчитывать на помилование…

— Я все расскажу, — с трудом вымолвил он. И повторил уже тверже:

— Расскажу все, что знаю.

Покаянный рассказ занял два часа. Потом раскаявшийся грешник сидел в коридоре и ждал, а генерал Верлинов внимательно прослушивал звукозапись и делал пометки в рабочем блокноте.

— Хорошо, — кивнул генерал, когда лента остановилась. — Заводите его ко мне.

Через час серая «Волга» вывезла за ворота главного фигуранта операции «Ловушка», которому Межуев присвоил нейтральный, не привязанный ни к внешности, ни к роду занятий псевдоним «Соловей». Уж больно гладко излагал Сливин историю своего грехопадения.

* * *

Под землей представление о времени утрачивается начисто. Слабо фосфоресцирующие стрелки «командирских» часов показывали то ли девять тридцать, то ли двадцать один тридцать. Разглядеть число на календаре Скороходов не мог, да особенно к этому и не стремился. Они плутали по бесконечным лабиринтам около четырех суток. Может, пять. Еда закончилась, набранная во фляжку из-под водки грунтовая вода тоже подходила к концу. Свет фонаря стал желтым, и он старался не включать его без крайней необходимости. Со всех сторон давила непроглядная, зловеще шуршащая тьма. Теперь и ему казалось, что следом крадется кто-то большой, бесформенный и лохматый. Так и подмывало дать назад злую короткую очередь, он с трудом сдерживал палец на спуске.

Марина уже пережила истерики, получила свою порцию пощечин и теперь шла молча. Она впала в болезненное оцепенение и в контакт почти не вступала. Если раньше он боялся, что женщина обессилит, то теперь всерьез опасался за ее рассудок. Как, впрочем, и за свой.

Надо было не обращать внимания на угрожающее табло, сесть у стальной стены и ждать очередного контрольного обхода. Или обосноваться возле светового барьера и пошвырять в него камешки… Конечно, могли включиться автоматы с локационным наведением, но тогда все кончилось бы сразу. Ясно одно: он допустил ошибку. Уходить из искусственных туннелей было нельзя.

— Мы скоро выйдем? — спросила Марина. — Я хочу на свет.

— Уже скоро, потерпи.

— Почему мы не станем на эскалатор? Это будет быстрее.

— Мы еще не дошли до эскалатора.

— Я устала и растерла ноги… Думаешь, легко? Это сапоги на выход. В театр, на свидание… Если бы знала, что столько ходить, надела бы другие, на танкетке… Почему ты меня не предупредил?

Скороходов не ответил. У девчонки развивается невроз. Могут возникнуть существенные проблемы. Если не устранить стрессовую ситуацию, у нее вообще съедет крыша.

Вокруг что-то изменилось, и изменение это было благоприятным. Пол под ногами стал ровным, в затхлой подземной сырости почувствовалось дуновение свежести. На несколько мгновений он включил фонарь и осмотрелся. Они находились в прямом, квадратного сечения туннеле. Стены и пол выложены каменными плитами. Без сомнения, здесь действовала вентиляция. Неужели удалось выйти в ярус спецсооружений? Но что-то настораживало лейтенанта. Слишком большие плиты, слишком неровная у них поверхность, слишком грубые швы… Все это отдавало средневековьем. Одно утешение: во все времена такие проходы не прокладывали бесцельно. Они обязательно должны куда-то вести.

Теперь он шел быстро, периодически включая фонарь. Туннель раздваивался. Не задумываясь, лейтенант повернул направо. «Коня потеряешь», — некстати вспомнилось сказочное предостережение. Проход сужался — сначала незаметно, потом все сильнее. Через несколько сот метров он шестым чувством ощутил впереди преграду и резко остановился. Марина налетела сзади, толкнув его на стену. Скороходов громко выругался.

— Извини, я ничего не вижу… Что там?

Лейтенант молча обследовал преграду. Зачем прокладывать коридор в тупик? Здесь что-то не то… Приблизив рефлектор к неровной поверхности, он обнаружил, что когда-то тут находился дверной проем, но потом его наглухо замуровали.

— Пойдем обратно, — сказал он, стараясь не думать, что и остальные ходы могут быть замурованными. Хорошо бы иметь с собой пару зарядов взрывчатки направленного действия. А еще лучше — вообще никогда Не попадать под землю. Если удастся выкарабкаться отсюда, он никогда не спустится даже и метро или подземный переход… Хорошо еще, что здесь нет огромных крыс и пауков-мутантов: они держатся поближе к обитаемым слоям…

— Мы скоро выйдем? — в очередной раз спросила Марина. — У меня каблук сломался…