Мадам Пикассо - Энн Жирар

Они поселились в просторной комнате в задней части гостиницы, с головокружительным видом на поля, усеянные вишневыми садами и черно-белыми стадами тучных коров, с линией гор и голубым небом на горизонте. Ева вышла на балкон, взялась за железные перила и глубоко вдохнула. Воздух был напоен сладостными ароматами цветов, сена и созревающих вишен. Она была поражена невероятным спокойствием, которое снизошло на нее.

Пикассо подошел к ней сзади и обнял ее. Она откинула голову на его широкое плечо.

– После небольшого отдыха я хочу тебя кое с кем познакомить, – прошептал он, мягко прижав губы к ее шее, а его руки соблазнительно скользили по изгибам ее тела.

– Но я совсем не устала.

– О, мы не собираемся спать. У меня есть гораздо более интересные планы на вечер. – Пикассо развернул ее к себе и поцеловал пульсирующую жилку у нее на шее.

Ранним вечером цикады уже завели свою песню, когда они рука об руку шли по узкой булыжной мостовой между старинными каменными домами, где в окнах за приоткрытыми голубыми ставнями цвела алая герань. Впереди, на краю единственного заметного холма в окрестностях, стоял живописный дом с крышей из розовой терракотовой черепицы. Он был окружен высокими кипарисами.

– Это место принадлежит нашему другу Берти Хэвиленду, но он разрешает мне пользоваться одной из студий.

– Хэвиленд из семьи производителей хэвилендского фаянса? – удивленно спросила Ева.

– Он самый. Берти молод, богат и пресыщен жизнью, но предпочитает общество молодых художников, а не членов своей буржуазной семьи, поскольку сам рисует в кубистском стиле. Несколько лет назад он пригласил сюда моего друга Маноло, который занимается скульптурой. Мы с Браком прошлым летом последовали за ним; местные просторы нас вдохновляют.

– Художник Жорж Брак? – спросила она, пока они поднимались к дому по старой каменной лестнице. Она слышала это имя от Фернанды.

– Он обаятелен, что очень помогает ему в жизни, и гораздо более проницательный кубист, чем я сам. Но не передавай ему мои слова, иначе он станет совершенно невыносимым. Пока что он лишь слегка досаждает мне, – Пикассо лукаво улыбнулся. – В прошлом году Брак принимал участие в художественной выставке. Я пошел туда посмотреть на его работы и встретил тебя.

Ева почувствовала, что краснеет. Безоглядность, с который они занялись любовью в тот первый раз, изумила ее саму. Она не могла поверить, что способна на такое. Он очень быстро и страстно овладел ею. Ева инстинктивно понимала, что он не причинит ей вреда, поэтому, когда он применил силу, она не попыталась сопротивляться. Ей нравилось, что он доминирует. Ее тело откликалось на его напор раньше, чем разум.

– Я могу догадаться, о чем ты думаешь, только по цвету твоих щек, – пробормотал Пикассо ей на ухо, когда они стояли в просторной прихожей. Его рука мягко поглаживала ее спину. Прикосновения Пикассо и его слова снова воспламенили ее страсть, и она с трудом сохраняла самообладание. – Mi amor, никогда не стыдись удовольствия, которое мы получаем друг от друга.

– Я думаю лишь о том, как скоро мы снова займемся любовью, – прошептала она в ответ, когда высокий темноволосый мужчина в заляпанных краской штанах спустился по лестнице под руку с молодой женщиной в платье ванильного оттенка и длинном жемчужном ожерелье. Женщина придерживалась за железные перила, и Ева заметила кольцо с большим алмазом, сверкавшим у нее на пальце.

– Ты нехорошая девочка, – прошептал Пикассо. – Подожди, пока мы вернемся домой.

– А, Пабло, наконец-то ты явился! Ты ведь собирался приехать на предыдущем поезде, – воскликнул Брак, спустившись к основанию лестницы под большим кованым канделябром с огарками свечей.

Их голоса эхом отдавались в гулком помещении с белеными стенами.

– Si. Перед отъездом Еве пришлось посетить подругу из «Мулен Руж», которая лежит в больнице.

– Нам очень жаль, – проговорила женщина, выступившая вперед и протянувшая руку Еве. Судя по выражению лица Брака, Ева поняла, что они уже знают о Сильветте и катастрофе «Титаника». Новости в их узком кругу действительно распространялись очень быстро.

Пепельно-серые волосы спутницы Брака были уложены красивыми волнами, а цвет ее губ напоминал местные вишни.

– Я Марсель Брак. Полагаю, со временем мы станем вдовами великих кубистов. Во всяком случае, я надеюсь на это.

Откровенность жены Брака изумила Еву. Марсель явно отличалась от парижских женщин, чье спокойное безразличие требовалось преодолеть, чтобы найти дух, скрытый внутри… если он вообще существовал. По сравнению с ними эта миловидная дама казалась глотком свежего воздуха.

– Моя жена из скромности умалчивает о том, что бывшая спутница Пикассо недолюбливала нас обоих – боюсь, меня в особенности, – сказал Брак.

Ева не могла понять, почему. Жорж Брак был похож на добродушного медведя с теплой улыбкой и яркими дружелюбными голубыми глазами, смягчавшими его впечатляющие размеры. Оба сразу же понравились Еве.

– Она всего лишь завидовала тебе, – Брак улыбнулся своей жене.

– Ну, теперь все это в прошлом, – немного ворчливо произнес Пикассо, и Ева почувствовала, как его пальцы плотнее прижались к ее копчику. – Теперь Ева для меня – единственная женщина на свете. Она уже совершенно изменила меня.

– Если она единственная женщина, которая осталась в твоем мире, значит, она действительно изменила тебя, – с улыбкой заметил Брак.

– Вот увидишь, – парировал Пикассо. – Все это увидят. Ладно, Уилбур, теперь покажи, чем ты занимался, пока я был в отъезде. Тебе уже давно не хватает критических замечаний от настоящего мастера кубизма, – шутливо добавил он.

В ответ Брак заключил его в дружеские объятия, а потом они поднялись в его студию.

– Уилбур? – в замешательстве спросила Ева. – Разве его зовут не Жорж?

– Эта кличка происходит от авиатора Уилбура Райта. Пикассо так назвал Жоржа из-за того, что какая-то статья о достижениях Райта затмила художественный обзор его собственных работ. Пабло знает, что это больная тема, но находит ее забавной.

– Они в самом деле похожи на братьев, – заметила Ева, наблюдавшая за ними.

– Они и спорят как братья. Я слышала, в Париже вас тоже называли Марсель, – обратилась к Еве жена Брака, с рассеянным видом перебирая жемчужное ожерелье.

– Так и было. Все придумывали себе новые имена, когда приезжали в Париж, и мне не хотелось отставать. Но Пабло это не слишком нравилось, поэтому я снова стала собой.

– Ах, Париж! Я понимаю, там и впрямь нелегко устроиться. Каждый считает, что он должен находиться в центре внимания. Даже Фернанда перестала называть себя Амели, когда познакомилась с Пикассо. Наверное, она решила, что испанское имя будет для него более привлекательным. Но, думаю, вы уже знаете это, если встречались с ней.

Что-то в ее тоне подсказывало Еве, что Марсель уже знает о любовном треугольнике, возникшем между ней, Пикассо и Фернандой. Когда они поднялись на верхнюю лестничную площадку, Брак и Пикассо ушли вперед, продолжая обнимать друг друга за плечи.