Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

Несколько более удачно складывались для русской кавалерии события на австрийском фронте. И здесь границу прикрывали жандармы, усиленные ландштурмистами и небольшими отрядами регулярной армии, но сопротивление, которое они оказывали, было слабым164. Со своей стороны, Ф. Конрад фон Гетцендорф также планировал массовый кавалерийский рейд по русской территории. Австрийская кавалерия должна была пройти от Днестра до Вислы, то есть более 300 км, углубившись до 100 км. Практически нигде ее попытки не имели ни малейшего успеха и были отбиты русской пехотой и пограничниками165. Только на участке между Золочовом и Зборовом произошел крупный встречный кавалерийский бой, в котором приняли участие свыше 2,5 тыс. всадников. 8 (21) августа 10-я кавалерийская дивизия под командованием генерал-лейтенанта графа Ф. А. Келлера встретилась с 4-й австрийской кавалерийской дивизией генерал-майора Э. фон Зарембы. Австрийцы превосходили русских по численности, имея 21 эскадрон, два батальона, восемь орудий и восемь пулеметов. У Ф. А. Келлера вместо положенных по штату 24 эскадронов насчитывалось только 18. Правда, в русской дивизии было 12 орудий, но не они сыграли главную роль в бою у деревни Ярославице. Обе стороны атаковали в конном строю. Австрийцы построились в три линии – восемь, шесть и четыре эскадрона соответственно, Ф. А. Келлер был вынужден отказаться от резерва.

Это был бой, скорее, напоминавший классическую сечу начала XIX в. Австрийцы выступили в поход в голубых ментиках, красных чакчирах и металлических касках, таких устаревших и неудобных, но пригодившихся в рубке166. Русские были одеты в защитную форму, но имели и пики – казалось, абсолютно устаревшее и бесполезное оружие, однако при встрече атакующих волн оно дало потрясающий эффект и чудовищные ранения. «Первая шеренга австрийского строя, – вспоминал участник этого боя, – на мгновенье замерла и как бы поднялась на воздух, нанизанная на русские пики. Раскатами барабанной дроби посыпались шашечные и сабельные удары, то глухие, то редкие, металлические в тех случаях, когда шашка встречала на своем пути железные каски. Серые защитные рубашки наших всадников просачивались австрийскими голубыми ментиками. Видно было, что обе стороны начали расстраиваться и смешиваться в общую массу»167.

В этот момент вторая линия австрийской конницы прорвала эту массу и устремилась в тыл. Ф. А. Келлер лично повел в бой штаб и собственный конвой. Положение было исправлено этой горсткой людей, австрийцы бежали к реке Стрыпь, находившейся в 1–2 км позади, и там, будучи отсеченными от переправы, понесли большие потери. В плен попали 250 кавалеристов, 400 пехотинцев, трофеями русских всадников стали 300 лошадей, восемь орудий с передками и зарядными ящиками, пулеметы и ящик с канцелярией штаба 4-й австрийской кавалерийской дивизии168, которая практически перестала существовать. Несмотря на эту яркую победу, стратегических успехов русская кавалерия так и не добилась, а ее размещение привело к тому, что центр русской позиции – фланги Юго-Западного и Северо-Западного фронтов оказались слабо прикрытыми.

С первых же дней мобилизации Ставка начала оказывать давление на командование Юго-Западного фронта: Н. Н. Янушкевич требовал перехода в наступление и форсирования австрийской границы не позднее 1 (14) августа, то есть задолго до завершения мобилизации169. Штаб фронта поначалу не торопился выполнять этот приказ, прежде всего планируя завершить сосредоточение170. Тем не менее главнокомандующий армиями фронта вскоре изменил свое решение. Австрийцы сами перешли границу и 3 (16) августа заняли Каменец-Подольский. Поведение офицеров и солдат поначалу было довольно вежливым – город был сдан без боя, но затем австрийские военные власти заявили, что по войскам после поднятия белого флага было сделано 20 выстрелов171. В связи с этим на население была наложена контрибуция: 200 тыс. рублей золотом и серебром, 450 пудов мяса и 790 пудов хлеба, 100 подвод. В случае невыплаты в течение суток австрийские власти угрожали репрессиями, вплоть до артиллерийского обстрела172. В официальном заявлении было сказано, что «городской голова будет повешен, а город уничтожен»173. Новости из Каменца вызвали у Н. И. Иванова крайне болезненную реакцию. Он потребовал от А. А. Брусилова немедленного перехода в контрнаступление и освобождения города, что весьма нарушило бы и планы штаба фронта, и планы командующего 8-й армией174.

«На это я ответил, – вспоминал А. А. Брусилов, – что разбрасывать свои силы перед самым началом боевых действий я не считаю возможным, а что когда я перейду в наступление и войду на австрийскую территорию, то эта колонна, боясь быть отрезанной, сама побежит назад, без всякого понукания; разбрасываться же для второстепенных целей нахожу вредным»175. Н. И. Иванов был в ярости, раздражаясь самим фактом отказа выполнить его распоряжение176. А. А. Брусилов был прав, и правота его слов вскоре подтвердилась. Горожане собрали все, что было возможно, включая ценности из церквей, костелов и синагог. Надо отдать должное австрийцам – последние предметы были сразу же возвращены, но собранная сумма в 10 363 рубля изъята, а город так и не подвергнулся экзекуции. 6 (19) августа австрийская колонна ушла, вернув собранную было с города контрибуцию и расплатившись за продовольствие177. Объяснение этому простое: австрийцы не хотели создавать прецедент, которым вскоре могли воспользоваться в отношении австрийских городов русские178.

Причина раздражения главнокомандующего фронтом также ясна: он сам находился под таким же постоянным давлением, как и А. А. Брусилов. 4 (17) августа в Ровно приехал великий князь Николай Николаевич, это был 18-й день мобилизации. В штабе Юго-Западного фронта Верховный главнокомандующий заявил о готовности к немедленному наступлению, несмотря на то что в довоенный период считалось, что это может произойти лишь на 28-й день179. Постоянно подгонял командование Юго-Западного фронта и Н. Н. Янушкевич – так, во всяком случае, ему советовал действовать В. А. Сухомлинов180. Штаб фронта согласился ускорить наступление и начать его 5 (18) августа (19-й день мобилизации) силами 8-й армии и 6 (19) августа (20-й день мобилизации) силами 3-й армии181. «Надо было видеть восторженное волнение во время завтрака французских военных агентов, не чувствовавших под собою ног от сообщенного им известия, – вспоминал присутствовавший при этом офицер. – Тогда они были благодарны!.. Сиял от принятого решения сам великий князь. Сияли и группировавшиеся около его высокой, господствовавшей надо всеми фигуры офицеры во французских и английских формах»182.

Перед войной немцы ожидали, что основной русский удар будет нанесен по немецким территориям к востоку от Вислы. В связи с необходимостью защитить Познань и Силезию подходы к ним активно укреплялись, однако Берлин понимал, что пассивная оборона не может дать гарантий успеха, и не планировал ограничиться ею. Укрепления должны были только выиграть время для решения большой стратегической задачи на западе и последующей переброски оттуда сил на восток183. Особые надежды возлагались на помощь австро-венгерского союзника.

5 августа 1914 г. Мольтке-младший писал Конраду фон Гетцендорфу: «Новости из России благоприятны. На нашем фронте на востоке они в беспорядке отступили за Нарев; кажется, они эвакуируют всю русскую Польшу… Соберите все силы против России. Даже Италия не сможет быть до такой степени грязной собакой, чтобы напасть на ваш тыл. Спустите болгар на сербов и дайте им порвать друг друга на части. Должна быть только одна цель – Россия. Сбросьте носителей кнута в болота Припяти и утопите их там»184. Австрийский генерал нуждался не в подобного рода призывах, а в поддержке со стороны рейхсвера и в собственных резервах, застрявших в Сербии. Не получив ни того, ни другого, он все же решился действовать. К 20 августа австрийцы на фронте в 310 км развернули 31 пехотную и 10 кавалерийских дивизий – более 700 тыс. человек. К 18 августа четыре русские армии на фронте в 400 км сосредоточили 35,5 пехотной и 12,5 кавалерийской дивизий – свыше 600 тыс. человек185.