Юность кудесника - Евгений Лукин

Кудесник нахохлился.

— Чего там говорить-то? — буркнул он. — Расстраиваться только…

* * *

В задумчивости Портнягин вышел со двора и двинулся в направлении площади Жанны д’Арк, хотя оба оставшихся на сегодня клиента проживали — один на Божемойке, второй — и вовсе на Лысой горе. «Подождут», — поколебавшись, решил Глеб и, миновав памятник жертвам инквизиции, направился к «Старому барабашке».

Навстречу попалась группа бритоголовых подростков: пара славян, кавказец и мулат. Юные расисты подозрительно взглянули на рослого прохожего и с недовольным видом расступились, пропуская. Во-первых, ясно было, что с таким лучше не связываться, во-вторых, охотились они в основном за лицами московской национальности, легко опознаваемыми по более упитанному выражению и общей наглости черт.

Скоро, глядишь, вот так же и колдунов выслеживать станут.

Портнягин нырнул в стеклянный кубик кафе и, расположившись за привычным столиком у стеночки, заказал сто граммов водки и оренбургер.

Выпил, задумался.

Ничто так не полирует обух, как попытка перешибить его плетью. Не то чтобы Портнягин не знал этой старой истины, однако и сидеть сложа руки тоже не годилось. Пораженческое настроение наставника не на шутку беспокоило Глеба. Имей они дело с милицией, тёртый ученик чародея знал бы в общих чертах, что предпринять. А вот контрразведка…

Даже если вновь назначенный генерал решил повесить на старого колдуна с его учеником одно только дело о зыбучих бетонах, перспектива становилась мрачноватой. Маячили в ней, например, несколько предстоящих обрушений, возможно, с жертвами. Не зря стоял вчера Глеб Портнягин перед крытым рынком и неосмотрительно качал головой: энергетика здания была настолько изъедена временем и отрицательными эмоциями покупателей, что оставалось гадать, на чём крыша держится!

Прочность шедевров древней архитектуры вот уже несколько тысячелетий не выходит из поговорки, но обычно мы объясняем это явление как последние материалисты: дескать, предки по-особому обжигали кирпичи, замешивали раствор на яичных желтках. Пусть так оно всё и делалось, однако нельзя забывать и о духовной основе, или, как выражаются специалисты, об астральном каркасе здания.

Стоит ли удивляться долговечности старых храмов, если каждое свершённое в них богослужение укрепляет незримую структуру сводов и стен? Даже когда культовые сооружения становятся всего-навсего достопримечательностями, накопленного запаса астральной прочности им, как правило, хватает на долгие века.

Иное дело, если происходит столкновение идеологий: скажем, здание какого-нибудь там развлекательного центра строили мусульмане, а освящали православные. В этих случаях в астрале возникает вибрация, в результате которой из бетонных опор улетучиваются частички цемента и остаётся один песок, что не раз приводило к катастрофическим последствиям.

Ещё хуже, если в старый храм вторгается новая вера. Астральные турбуленции принимают тогда особо причудливый характер: в строении заводятся пресловутые энергетические зародыши адских машинок, наращивают материальную оболочку — и вскоре достаточно бывает навести объектив фотоаппарата или кинокамеры на обречённый объект, чтобы произошёл общий взрыв, как, собственно, и случилось в 1931 году с храмом Христа Спасителя. Руководители СССР приписали замысел разрушения святыни себе и, с политической точки зрения, были совершенно правы. Лучше прослыть злодеями, чем растяпами.

Портнягин поймал себя на том, что опять сокрушённо качает головой, и немедленно запретил себе это делать. Не те сейчас времена — головами качать. Качнёшь — ответишь.

Да, как ни ворочай, а против контрразведки ты бессилен. Ни для кого ведь не секрет, что, к чему бы она ни прикоснулась, всё, в том числе и колдовство, либо вянет-пропадает, либо перерождается до неузнаваемости.

Правда, Ефрему Нехорошеву удалось скатать секретные сведения на сырое яйцо, но, во-первых, это Ефрем, во-вторых, трюк старого колдуна даже Глебу представлялся чудом, а в-третьих, сотрудник-то прикинулся частным лицом, да и сам, как водится, в это поверил. Явись он официально — даже у Ефрема мало бы что вышло.

Ученик чародея вздохнул и решительно отодвинул картонное блюдце с нетронутым оренбургером.

Так-то вот, Глеб Кондратьич! Раньше вами один лишь уголовный розыск интересовался, а теперь, гляди-ка, до контрразведки доросли… Головокружительная карьера!

С этой язвительной мыслью Портнягин поднялся из-за столика и двинулся к стеклянной двери.

* * *

Когда, сходив по обоим адресам, молодой колдун вернулся к дому учителя и наставника, уже свечерело. Глеб нырнул в арку, но, очутившись во дворе, приостановился. На краю крыши опять цепенел угрюмый кошачий силуэт.

Замедлив шаг, ученик чародея приблизился к скамейке и сел, не сводя глаз с двух освещённых окошек на пятом этаже, где метались какие-то тени.

Подняться или выждать? Вскоре тени перестали метаться — и через несколько минут из дверей подъезда вышли четыре сердитых человека в штатском с лицами, стёртыми, во-первых, сумерками, во-вторых, родом занятий. Убедившись, что все они скрылись в арке, Глеб ринулся к парадному и единым духом взбежал на пятый этаж.

В комнатёнке колдуна владычествовал разгром. Нет, физически всё осталось на местах до последней пылинки. Но астрально…

Старый чародей Ефрем Нехорошев с удручённым кряхтеньем извлекал из кладовки диковинный предмет, представлявший собой выветренную до ноздреватости каменную ложницу, на коей покоилась отшлифованная ладонями многих поколений кудесников сфера из тёмного дуба. Судя по некоторой однобокости, сработана она была отнюдь не на токарном станке.

— Говорил же, говорил… — произнёс чародей, поворачиваясь гневно трясущейся бородёнкой к остолбеневшему воспитаннику. — Спрячь документ! Не порть энергетику! Нет, размахались тут, понимаешь, корочками своими! У, архаровцы…

Действительно, стоит контрразведчику выставить наружу хотя бы уголок служебного удостоверения, как любые чары рассеиваются, амулеты теряют силу, зачастую сыплется сама инфраструктура астрала. В развёрнутом же, Боже сохрани, виде грозная книжица начинает откачивать положительную энергию в таком темпе, что последствия могут быть и вовсе непредсказуемы.

Из-под кровати слышалось тоненькое прерывистое поскуливание — учёная хыка наверняка забилась, бедная, от страха в самый тёмный угол, не решаясь даже уйти в иное измерение.

Опомнившись, Портнягин взял тяжеленную реликвию из рук учителя и осторожно поставил на стол. Редко, очень редко выносил Ефрем на Божий свет эту древность. Посетители обычно принимали странное изделие за символ Луны или Солнца — им и в голову не могло прийти, что перед ними славянский языческий идол, божество Колобог, представлявшееся нашим предкам в виде шара, центр которого находится везде, а окружность — нигде. В раннехристианских источниках подобные истуканы известны под именем Идеалища Поганого.