Розовый костюм - Николь Келби

С него продолжал дождем осыпаться бисер.

– Это платье супруги Президента, – зачем-то сказала Кейт.

И протянула Патрику платье, словно этот шелк, хранивший память о Супруге П., был чем-то священным.

– Вообще-то его сшили специально для обеда в индийском посольстве с премьер-министром Неру. Сам он одевается очень строго, в такие глухие пиджаки, но в бутоньерке у него всегда алая роза. Это в его честь мне велели вышить бисером красные розы на лифе платья – хотя это и грозит нам большой бедой, потому что именно так был расшит оригинал.

Кейт взяла мозолистую руку Патрика и провела пальцем по одной из вышитых бисером роз. Роза исчезла. Бисеринки словно прилипли к его коже. На ткани остался только рисунок в виде множества крошечных дырочек, проделанных искусной иглой Кейт.

– Это все слишком хрупкое, – прошептала она. – Просто слишком хрупкое.

И крепко прикусила нижнюю губу. Этому ее научила мисс Софи: прикуси посильней губу, если не хочешь дать волю слезам. Обе Хозяйки не любили, когда девушки плачут.

– Понимаешь, даже если очень стараешься как-то все это скрепить, по-настоящему держаться все равно никогда не будет. Тут уж ничего не поделаешь.

Кейт, разумеется, говорила вовсе не о платье. Патрик чуть-чуть тронул вышивку пальцами, и бисеринки градом посыпались на пол. Он смотрел, как они падают ему на туфли, закатываются под манекены. Сейчас Патрик казался совершенно беспомощным – среди манекенов, плохо выбритый, в дурацком галстуке. В эти мгновения они оба могли бы сказать друг другу так много всего, но оба так и не произнесли ни слова. Затем Патрик осторожно, почти нежно, взял платье у Кейт и аккуратно положил на стол. Безмолвные манекены высились вокруг них, как лес. Прочие работницы мастерской были забыты. Патрик обнял Кейт, прижал к груди и не отпускал до тех пор, пока несколько не утих бешеный стук их сердец.

– Я люблю тебя! – сказала Кейт и сама удивилась тому, с какой страстью она это сказала.

– Я знаю, – ответил он шепотом.

Снова заиграло радио. Мастерская снова наполнилась привычным гулом. Кейт растерянно посмотрела на свисавшую с ламп мишуру, больше похожую на тусклую бронзу, а не на серебро, и прошептала:

– Мне пора вернуться к работе.

– Да, конечно.

Но он все еще немного колебался, словно надеясь, что она передумает, сорвет с вешалки свое пальто, выбежит с ним вместе на заснеженную улицу, и они поспешат в мэрию – ведь именно этого жаждала ее душа. Но она никак не могла так поступить. На носу Рождество, а у нее еще так много работы.

И как только Патрик вышел, закрыв за собой дверь, Кейт почувствовала, что уже по нему скучает.

В шесть часов мисс Софи поймала Кейт за руку и отвела в сторонку. Она уж решила, что Хозяйки, прослышав о неожиданном визите Патрика, очень этим недовольны, но дело было совсем в другом.

– Из Белого дома звонили, – сказала мисс Софи. – Проуви использовала уже всю ткань, которую ты ей отправила. Я имею в виду розовый костюм. Искры от сигарет прожгли на нем несколько мелких дырочек, которые необходимо заштуковать. Проуви просит примерно метр такой ткани – ей нужно привести костюм в порядок перед поездкой в Индию. А лучше два.

Весь остаток розового букле до последнего сантиметра Кейт использовала для своего костюма. Больше не осталось. Мисс Софи обняла Кейт за талию и шепнула:

– Я знаю, кое-кто из девушек забирает остатки ткани себе.

Но Кейт слишком растерялась, чтобы что-то ответить.

В тот вечер крошечная квартирка Кейт была погружена в хаос – повсюду лежали куски и рулоны тканей, а она сидела посреди всего этого, держа на коленях розовый костюм. На кухне по-прежнему не хватало места: ее всю занимали расставленные в хронологическом порядке коробки с нарядами, сшитыми для Мэгги, – точными копиями платьев и костюмов Супруги П. Коробки уже успели покрыться толстым слоем пыли. Лежавшие в них вещи были очень красивы, и Кейт вполне могла бы перешить любую из них для себя. Но ни одна из них не была ей так дорога, как розовый костюм. Костюм, созданный Шанель. И ею, Кейт.

Кейт отчаянно хотелось во что бы то ни стало его сохранить.

На руках у нее были белые хлопчатобумажные перчатки. Специальный резак для распарывания швов был слишком грубым для такого деликатного материала, и Кейт дополнительно поточила тонкий рыбный ножик, когда-то подаренный ей отцом. На лезвии ножа было выбито: «Республика Ирландия». Это был удивительно острый нож, с его помощью любой разрез получался очень чисто. Отец всегда заставлял Кейт чистить и резать рыбу, пойманную ими на обед, именно этим ножом. «Этот нож научит тебя скромности и смирению», – приговаривал он.

Иронию этих его слов она особенно остро чувствовала сейчас.

За окном падал снег. Через пару часов Патрик наверняка придет в паб, чтобы поужинать. Если она поторопится, то вполне сможет его там перехватить. Она ни за что не хотела ложиться, не повидавшись с ним снова. Она была уверена, что не сможет уснуть, если между ними все останется так, как было сегодня в «Chez Ninon». А значит, ей нужно работать еще быстрей и еще осторожней. Шелковая подкладка была пристегана к букле сотнями мельчайших, идеальных стежков, и расстояние между рядами было ровно два сантиметра, так что если неосторожно выдернуть хоть один стежок, на ткани может появиться «дорожка», и тогда весь кусок будет испорчен.

Кейт понимала, что сумеет послать Проуви лишь чуть больше метра розовой ткани – то есть только то, что пошло на юбку. Ведь жакет скроен из нескольких кусков и кусочков, и там вряд ли что-то можно будет спасти. А если она попытается распороть многочисленные швы, ткань наверняка будет повреждена.

Значит, придется обойтись юбкой.

Начать предстояло с подола. Первым делом она удалила ладанку с мощами святого Иуды, на которой было написано: «Умершему с этой ладанкой на шее не придется гореть в вечном огне». Кейт надела ладанку себе на шею. Ей очень хотелось помолиться и попросить у Бога прощения, но она не сумела. Она даже не знала, с чего начать. Пожалуй, она действительно зашла слишком далеко. И нарушила слишком много правил.

Осторожно поддевая отцовским ножом крошечные стежки, Кейт думала об Ирландии. Некоторые там все еще верили в Закон Брайана[58], считавшийся у ирландцев законом чести. Созданные им «Правила того, как приличествует себя вести» были абсолютно ясны и понятны. Разумеется, легко жить в согласии с ясными и понятными правилами, когда окружающий тебя мир так прост: солнце встает, и ты идешь ловить рыбу; потом работаешь в поле; потом снова ловишь рыбу; а потом солнце садится, и ты ложишься спать.

Чем больше Кейт думала о доме, тем яснее ей становилось, что розовый костюм и не был для нее предназначен. Что он не имеет никакого отношения к ее жизни, не является ее неотъемлемой частью. Что если бы эту шерсть произвели в Ирландии, то она была бы окрашена в иной розовый цвет – это были бы различные оттенки дикого розового тимьяна, или темно-розовый оттенок цветущей дабеции, или ярко-розовый, почти «фуксийный», оттенок журавельника. И пока там, в Ирландии, пряли бы эту шерсть, а потом ткали, она, благодаря своим создателям, обрела бы собственную жизнь, сотканную из их тайн, снов и страхов, из их смеха и веселых чаепитий с пирожными, щедро украшенными сладким кремом, из их непристойных шуток, каламбуров и дразнилок, из их гнева, песен, молитв и слез, из их любви… да, из любви тех, кто родился в Ирландии.