Великий Китайский Файрвол - Джеймс Гриффитс

Подобно тому как ЦЕРН (Европейская организация по ядерным исследованиям) стал главным центром притяжения для западных пионеров в области технологий (именно там Тим Бернерс-Ли изобрел Всемирную паутину), Институт атомной энергии имени И. В. Курчатова в Москве и работавшие в нем ученые сыграли важную роль в подключении Советского Союза к зарождающемуся глобальному интернету625. В начале 1980-х годов институт собрал команду программистов с целью адаптировать приобретенную копию операционной системы Unix для русскоязычных пользователей. В 1988 году они получили премию (событие держалось в строжайшем секрете) от Совета Министров СССР за создание диалоговой единой мобильной операционной системы (ДЕМОС)626.

В 1990 году Курчатовский институт запустил свою первую компьютерную сеть, получившую название «Релком» (от reliable communications – надежные коммуникации), и соединил несколько других исследовательских организаций по всему Союзу, включая недавно созданный научный коллектив «Демос», который работал над улучшением одноименной операционной системы. Сеть «Релком» была довольно примитивной: в ней использовались обычные телефонные линии со слабой пропускной способностью и низкими скоростями, но это было только начало. В первый год существования сети к ней подключилось около тридцати организаций. К 1991 году их стало более 400, и в сети появилось первое зарубежное соединение – с компьютером в Хельсинкском университете627.

Китайские партийные чиновники быстро осознали потенциал интернета и как экономического двигателя, и как источника политической нестабильности и начали контролировать его в собственных интересах. Их советские коллеги, похоже, не понимали, что происходит у них под носом. Один из учредителей «Демоса» Валерий Бардин говорил, что первая технология появилась в Союзе без какой-либо помощи или надзора со стороны государственных ведомств: они были слишком заняты текущими экономическими проблемами и потрясениями, вызванными перестройкой628. Когда начался августовский кризис, большинство путчистов (и даже председатель КГБ Владимир Крючков) мало что знали о новой коммуникационной платформе и не предпринимали попыток ее отключить. Утром 19 августа 1991 года Бардина разбудил телефонный звонок от знакомого журналиста, который сообщил ему о готовящемся перевороте. Горбачев, отдыхавший тогда в Крыму, был задержан агентами КГБ, а его заместителя Геннадия Янаева ГКЧП назначил исполняющим обязанности президента СССР. Бардин поспешил в офис «Демоса», где к нему присоединились программист Дмитрий Бурков и еще несколько сотрудников. Примерно в то же время, около 7 часов утра, в Москву въехали танки629.

Когда Янаева объявили лидером, молодые ученые и программисты, подключенные к «Релкому», начали обсуждать переворот на форуме Юзнета talk.politics.soviet. В 5 часов вечера первого дня Вадим Антонов, длинноволосый, худой, в больших очках сотрудник «Релкома», написал: «Я видел танки собственными глазами. Надеюсь, мы сможем выходить на связь в ближайшие дни. Коммунисты не смогут снова изнасиловать Россию-матушку!»630

Антонов и его жена Полина, которая также работала в «Релкоме», начали регулярно посылать электронные письма Ларри Прессу, специалисту по информационным системам, профессору Калифорнийского университета. «Не беспокойся, у нас все хорошо, если не считать того, что мы злы и напуганы, – написала Полина Прессу в начале переворота. – Москву заполнили танки и прочая военная техника. На дух ее не переношу! Они пытаются закрыть все СМИ, час назад перекрыли эфир CNN, а советское телевидение показывает только оперы и старые фильмы. Того, что мы сейчас передаем, достаточно, чтобы посадить нас в тюрьму на всю жизнь».

Пока Антоновы и их окружение сходили с ума, представляя себе возвращение к сталинизму, путчисты уже начали терпеть поражение. По причинам, которые остаются неясными, утром 19 августа заговорщикам не удалось задержать президента России Бориса Ельцина, когда он возвращался в Москву из поездки в Казахстан. Уже был подписан ордер на его арест, агенты КГБ окружили его резиденцию, но так и не выполнили приказ, позволив ему скрыться631. Ельцин быстро стал связующим звеном в сопротивлении ГКЧП, забаррикадировавшись вместе со своими сторонниками в Белом доме – здании российского парламента в центре Москвы. Оттуда он сделал заявление о том, что произошел реакционный переворот, и призвал военных не принимать в нем участия. «Страна в смертельной опасности», – говорилось в наспех напечатанных ельцинских листовках.

«Группа коммунистических преступников осуществила государственный переворот. Если сегодня граждане России не противопоставят действиям путчистов гражданское сознание, решительность и мужество, вновь вернутся мрачные времена сталинизма!

Если ты не сопротивляешься государственным преступникам, ты предаешь свободу! Ты предаешь Россию! Ты предаешь себя!»632

Ельцин и его соратники призывали начать всеобщую забастовку и не прекращать ее до тех пор, пока Горбачеву не разрешат обратиться к народу. Поскольку все СМИ находились под контролем ГКЧП, им ничего не оставалось, кроме как распространять свои заявления вручную: копировать листовки, а затем раздавать их на площадях и расклеивать на стенах. Люди из штаба Ельцина начали прочесывать город в поисках большего числа фотокопировальных аппаратов. Это привело их в офис «Демоса» и «Релкома». Бардин открыл дверь и сказал молодому помощнику, что в здании есть не только ксерокс, но и кое-что получше – прямая связь с внешним миром633.

«Первым листком бумаги, который мы получили, был указ Ельцина, – рассказывал позднее Вадим Антонов. – Мы просто напечатали его, отправили в Сеть и сделали копии. Когда мы стали получать довольно много запросов о дополнительной информации от пользователей Сети, связались с людьми Ельцина и попросили их регулярно предоставлять нам информацию»634.

Удалось быстро наладить двусторонний обмен информацией: штаб Ельцина сообщал подробности о ходе сопротивления в Москве, а Пресс и другие их сторонники за рубежом переписывали прошедшие цензуру сообщения СМИ и отсылали их обратно. Во время протестов и уличных движений могут быстро распространяться паника и разочарование. Солидарность при этом разрушается, и люди боятся, что если что-то пойдет не так, их бросят, возложив на них всю вину. Поэтому невозможно переоценить важность связи с внешним миром, которая одновременно воодушевляет и дает надежду на международную поддержку и контроль. Я убедился в этом на собственном опыте во время демократической «Революции зонтиков» в Гонконге в 2014 году. Тогда молодые протестующие в специальных очках и масках, защищающих от слезоточивого газа, хлопали репортеров по спинам, улыбались нам и благодарили, поскольку даже слабое освещение протестов в иностранных СМИ могло спасти их от возмездия со стороны властей. «Вы не представляете, как мы благодарны вам за помощь и поддержку в это ужасное время, – писала Полина Прессу. – Важнее всего знать, что мы не одни».

Однако связь сотрудников «Демоса» и «Релкома» с внешним миром была тонкой, как паутинка, и зависела от плохих телефонных линий и маршрутизаторов, а также от нерасторопности КГБ. Алексей Солдатов, глава Курчатовского института[13], понимал это лучше многих. Он убеждал Бардина поддерживать связь несмотря ни на что, даже если это означало бы тюремные сроки635. К тому моменту такой итог казался все более вероятным. Весь информационный обмен с Западом был запрещен, а деятельность радиостанций и телеканалов, не способствующих процессу стабилизации положения в стране, приостановлена. Сотрудники «Демоса» и «Релкома» зашли уже слишком далеко. Им ничего не оставалось, кроме как двигаться дальше и надеяться, что попытка переворота провалится.