Дорога смерти - Илья Бушмин

— Можно, — буркнул Бегин. А затем вдруг устало бросил: — Да к черту все. Отвези меня домой.

Пока они ехали к высотке, в которой располагалась ставшая уже привычной для Бегина конспиративная квартира УВД, Рябцев время от времени косился на молчавшего следователя.

— Слушай, — не выдержал опер, — а что ты думаешь по поводу планшета? Который сегодня проснулся в Королево?

— Проснулся, угу, — буркнул Бегин. — На целых сорок секунд.

— В смысле?

— У тебя есть планшетный компьютер?

— Валяется дома.

— Выключи его. Представь, что это чужой планшетник, который ты в руки никогда в жизни не брал. И включи. Ты успеешь за сорок секунд сделать хоть что-нибудь на нем?

— Ээээ… Например? — Рябцев не понял сразу, но после вопроса ответ пришел сам по себе. — Погоди. Ты думаешь, это тоже какая-то лажа?

— Если бы они избавились от прибора и его кто-нибудь нашел, он был бы включен больше сорока секунд. Он был бы включен в принципе. А они сами… Африна убили почти месяц назад. Весь месяц они не трогали планшет. И вот через месяц включают его на целых сорок секунд. Вот поставь себя на их место и скажи мне: в этом есть хоть какой-нибудь смысл? Или они идиоты с расстройством кратковременной памяти и вообще восприятия действительности?

Рябцев усмехнулся. Кивнул.

— Они специально уводят нас в сторону Королева. Поэтому включили планшет. Это приманка. Типа: «Ку-ку, я здесь!».

— Что-то вроде того.

— А значит… они ведут нас к Королеву не просто так.

— Они уводят нас отсюда, от южного Подмосковья, — согласился Бегин. — Сначала подсунули бордель и пистолеты. Теперь основное следствие ушло в сторону и залезло в такие дебри, что вылезти самостоятельно уже не может. Теперь банда подсовывает город Королев с населением почти четверть миллиона человек.

— Ищите, проверяйте, умотайтесь до смерти… А мы поржем над вами, а потом возьмем стволы и убьем еще кого-нибудь, — невесело хмыкнул Рябцев. — Крутые ребята. И умные. В этом им не откажешь.

Бегин лишь поморщился.

— К черту все.

* * *

Бегин чувствовал себя, как слепой котенок, тыкающийся в стену и не видящий двери совсем рядом от него. Или как та муха, что со стуком долбится в стекло в жалких 20 сантиметрах от распахнутой форточки. Это ощущение, как ни пытайся его отогнать, преследовало Бегина и не давало ему покоя. А тут еще и напряжение последних дней. Засады, облавы, рейды, допросы и обыски… И один жирный ноль в конце. Как ни старайся, а Бегин ни на йоту не приближался к своей к цели. К тому, ради чего он приехал в Домодедово.

Если бы ночью вернулись кошмары, это был бы перебор. Что угодно, но только не они.

Поэтому Бегин, выйдя из машины опера перед нужным подъездом, не стал подниматься наверх. Первым делом он отправился в магазин и закупил два пакета, под завязку заполненных звенящими бутылками с выпивкой — разной крепости и калибра, от пива до коньяка.

Теперь можно встречать наступающую ночь. Влить в себя побольше и забыться.

Лишь бы не вернулись кошмары.

А Рябцев решил не возвращаться домой. Вчера он был вынужден проигнорировать Ольгу, поскольку Вика после ее сцен в фойе управления требовала внимания. Весь вечер Рябцев потратил на то, чтобы убедить жену, что все нормально: он работал, сидел в засадах и участвовал в рейдах две ночи подряд, ее никто не обманывал, и жизнь по-прежнему была прекрасной. Сегодня же Рябцев хотел увидеть Ольгу. После двух ночей с ней он все чаще думал об этой женщине и ничего не мог с собой поделать.

— Я не могу сегодня встретиться, — произнесла она, сразу, как только взяла трубку. Телефон не мог скрыть, что ее голос был напряжен. Она не задавала вопросов, не сказала даже «Привет».

— Что-то не так?

— Все нормально.

— Оль, что случилось? Я же слышу. Что с тобой?

— Со мной все нормально, — тихо, но нетерпеливо отозвалась Ольга. — У Потапа какие-то проблемы и… Он спрашивал про человека. Я так поняла, про того, с которым ты был у нас в магазине в первый раз. Помнишь, вы вдвоем заходили? Кто он?

Бегин. Потап спрашивал у нее про Бегина. В суматохе последних двух дней Рябцев даже не сообразил, что такая ситуация обязательно возникнет.

— Следователь из Москвы, — неохотно буркнул Рябцев. — Расследует тут что-то. Я даже не в курсе, что, мне же никто ничего не рассказывает.

— То есть, ты не знаешь, в чем дело?

— Конечно, нет, — соврал он.

— Ладно… Володь, у меня сегодня дела, поэтому созвонимся как-нибудь на днях, хорошо?

Ольга отключилась. Рябцев вздохнул, убрал телефон и с мрачной задумчивостью затарабанил пальцами по рулю. Значит, домой. В этом был плюс — Вика успокоится окончательно. Два дня подряд дома. История с его ночным отсутствием в прошлом. Был и существенный минус. Рябцев знал, что будет думать об Ольге — весь вечер, вплоть до момента, пока его не сморит сон.

Бегин сидел один в темной кухне и пил. Проезжавшие где-то внизу машины бросали отблески фар на потолок — ползущие полосы света проползали вдоль противоположной, выложенной старой потрескавшейся плиткой, стены, на секунду прорисовывая силуэт Бегина, и исчезали за холодильником, словно проваливаясь в темную яму. Пепельница наполнилась быстро. Бегин вышвырнул ее содержимое в переполненное от окурков, пивных бутылок и прочего мусора ведро под раковиной и плюхнул назад на стол, чтобы тут же закурить снова. Бегин был как в тисках, и даже после бутылки коньяка — когда сознание затуманилось настолько, что иногда, окидывая тусклым взглядом пустую погруженную в темноту комнату, он не сразу понимал, где находится — они не отпускали. Голову словно сдавливало с двух сторон, блокируя разум и изматывая нервную систему. И без того искалеченную много лет назад.

Бегин проснулся здесь же, на кухне. В голове стучали отбойные молотки, словно кто-то изнутри стремился прорваться наружу. Но боли не было. Лишь отчаянная пульсация, которая рождалась в затылке, набирала полную силу в висках и опускалась вниз, затихая где-то в районе скул. Во рту словно кошки нагадили. В голове проплывали какие-то ленивые образы. Мозг еще крепко спал. На столе воняли липкие темные бесформенные пятна пролитого пойла.

Кошмаров не было. Но…

Бегин закатил глаза и, стиснув зубы, потянулся к сигаретам.

Ночью ему показалось, что Лена была здесь. За дверью кухни, он словно видел ее силуэт в темноте единственной жилой комнаты этой дыры. Пьяное сознание пририсовало все остальное. Ее теплый и чуть грустный взгляд. Ее губы и горькая улыбка. Бегин почти лежал, взгромоздив локти, на столе. И он что-то говорил Лене.

— Каждый боится смерти, — непрестанно куря, пьяно бормотал Бегин. — А все потому, что он боится жизни. Правильно? Ты ведь знаешь… Человек боится ощутить эту драную жизнь вокруг во всей ее полноте, потому что это… страшно. Она давит. Десятки голосов, шум соседей, звук машин. Хор клаустрофобов в голове. Они визжат и перебивают друг друга. И не затыкаются ни на секунду. Наше тупое сознание не может этого выдержать. И все мы бежим от жизни. Она ведь такая… неизвестная и опасная. Кто-то в работу. Кто-то в телевизор или интернет. Кто-то в секс. А кто-то сюда, — Бегин усмехнулся, поднимая стакан с пойлом и салютуя им Лене. — Личный наркотик, чтобы в придуманном домике жилось тепло и уютно. Рождаться в муках, а потом выкопать нору, забраться в нее с головой и слушать хор клаустрофобов до тех пор, пока не придет старая сука. И старая сука открывает ему тупые бессмысленные глаза, и он вдруг впервые в жизни видит перед собой эту самую жизнь, которая была в нем и вокруг него всегда. Понимает, что никогда не жил. И начинает выть от ужаса и тоски, что то, что он только что обрел, пришло на секунду, чтобы исчезнуть вместе с ним навсегда. Ты ведь знаешь, а, Лен? Ты все знаешь… Какая тварь придумала все это?