Сломанная роза - Джо Беверли

Алина замерла от прикосновения.

— Но, — продолжал он, нарочно не убирая руку с чувствительного места, — как учитель, я думаю, вам следует избегать вида моего нагого тела, пока не познакомитесь с некоторыми начальными приемами.

Она вздрогнула, сбросила его руку и посмотрела на него снизу вверх широко раскрытыми ясными глазами, хотя с пламеневшими щеками поделать ничего не могла.

— Рауль де Журэ, вы могли бы выплясывать передо мною в чем мать родила, и мне ничего не стоило бы оставаться совершенно спокойной! Чего, видимо, нельзя сказать о вас.

Рауль расхохотался.

— Ах, Алина, вы — самая глупая, дерзкая, наивная девчонка из всех, кого я знаю.

Джеанна беседовала с леди Марджори о прорезывании зубок у детей, по временам поглядывала на сидящих в стороне Алину и Рауля и неодобрительно хмурилась. Ей казалось, будто она наблюдает приближение летней грозы, но вспышку молнии предотвратить не сможет. Остается лишь молиться, чтобы она не причинила никому вреда.

Можно отправить Алину обратно в Берсток, но тогда придется отправлять вместе с нею охрану, а это ослабит их отряд; она же не может позволить, чтобы Галеран подвергался опасности.

Можно попросить Галерана услать прочь опасного друга, но, во-первых, это невежливо, а во-вторых, Джеанне правилось, что рядом с Галераном есть такой отважный и сильный воин.

Да и, кроме того, кое в чем Рауль прав. Все уже свыклись с тем, что Алина избрала путь целомудрия, что мирская суета ей претит, а мужчины и замужество неинтересны. Но если она искренне заблуждается, лучше понять это сейчас, пока не принят постриг.

От тревожных раздумий Джеанну отвлекла служанка, которая подала ей маленький свиток пергамента.

— От кого?

— Не знаю, госпожа. Привратник сказал, что это вам прислали.

Джеанна развернула свиток, радуясь, что умеет хотя бы читать: в письме она была намного слабее.

Она прочла имя Раймонда, и у нее перехватило дыхание.

Записка была короткой:

«Я не желаю зла ни вам, ни вашим близким, но не желаю терять ни вас, ни мое дитя. Принесите Донату в деревенскую церковь, пока не пролилась кровь».

Сначала Джеанна принялась лихорадочно думать, как ей одной защитить обоих мужчин, вовлеченных ею в эту беду. Но затем вспомнила, что Раймонд, возможно, пытался убить ее мужа и выкрасть ее дитя. Нет, он ее защиты не заслуживал.

И потому она пошла к Галерану.

— Я хочу говорить с тобою.

Он, извинившись, прервал разговор с отцом.

— В чем дело?

Она молча отдала ему свиток.

Он прочел его не меньше трех раз сряду.

— Откуда это у тебя?

— Служанка принесла.

Он пристально смотрел на нее.

— Ты хотела пойти?

Как хотелось Джеанне, чтобы подобные вопросы были невозможны!

— Да, — честно сказала она, но, увидев, как исказилось лицо мужа, поспешно прибавила: — Чтобы уберечь тебя.

— Уберечь меня?!

Она в замешательстве отвернулись.

— Чтобы уберечь вас обоих. Если кто-то и должен пострадать, то я, не вы.

Он крепко, больно сжал ей руку.

— Ты стала бы защищать Лоуика?

Она взглянула ему в лицо, только теперь поняв, что ее честные слова терзали его, как кинжалы, вонзаясь в живую плоть. Она прикрыла бы этого человека от всех невзгод, но ей же пришлось ранить его честностью. Она заговорила твердым голосом, невзирая на боль, причиняемую ей хваткой Галерана.

— Да, но я никогда не стала бы защищать его против тебя.

Он отпустил ее.

— Никогда не смогу понять тебя, Джеанна. Как можешь ты… — и прервал себя, тряхнув головой. — Я пойду и проверю, что там, в церкви, а ты ни на шаг не отходи от дома.

Джеанна поймала его за рукав.

— Не ходи один!

— По-твоему, я настолько глуп?

И то был вовсе не праздный вопрос.

Она поспешно разжала пальцы.

— Галеран, я не могу не тревожиться о тебе. Не надо так истолковывать мои слова.

— Прости, — вздохнул он, нежно погладив ее по щеке. — Порой меня мучит мужское самолюбие… Как бы ни было, даже если ты думала об этом, то все же не сорвалась улаживать дела сама, без моей помощи. За это спасибо.

— Я прилежно учусь быть хорошей женщиной.

— Да поможет нам всем господь, — улыбаясь, промолвил Галеран.

И вот он ушел, взяв с собою четырех человек, и она не пошла следом, а, как и положено хорошей женщине, отправилась сидеть у колыбели ребенка и прясть.

И молиться, чтобы муж ее не убил и не был убит отцом ее ребенка.

Деревенька Ноттингли тянулась вдоль реки, начинаясь сразу за господским домом. Маленькая, простая церковь, каменная, но крытая соломой, стояла чуть поодаль от воды между двумя другими домами. Тут же, в церковной ограде, находилось кладбище. Священник, видимо, жил в деревне; во дворе не было других построек, кроме самой церкви.

Как ни высматривал Галеран, местность казалась совершенно безлюдной, только там и сям бродили овцы. Но в неверном свете начинающихся сумерек многого можно было не заметить. Жаль, что рядом нет Рауля с его великолепным зрением.

Рауль пытался настоять пойти с Галераном. Он вообще не прочь был бы возглавить экспедицию, а Галерана оставить дома. Но Галерану до тошноты надоело отсиживаться в укрытии, и потому он даже отцу не сказал ни слова о том, что произошло, оставил Рауля охранять женщин и в сопровождении четверых своих воинов отправился в деревню, жаждая битвы с Раймондом Лоуиком. И если Лоуик сможет убить его, то так тому и быть.

Возможно, победит лучший.

Возможно, на то будет воля божья.

Возможно, и Джеанна хочет того же…

В последнее Галеран не верил твердо, но подозрения грызли его денно и нощно. Когда после возвращения из Святой Земли оказался у ворот, у Джеанны не было, в сущности, иного выбора, кроме как остаться и встретить его, как подобает жене; бегство с Лоуиком поставило бы и ее, и его вне закона. То, что она решила остаться, ничего еще не доказывало. А Лоуик, как и Рауль, из породы высоких, богоподобных красавцев, из-за которых женщины, пусть даже разумные, так легко теряют голову. Еще совсем молодым, в Хейвуде, Галеран всегда чувствовал себя мелким и незаметным рядом с Раймондом Лоуиком.

Но все это уже кануло в прошлое, и он все забыл, — так, по крайней мере, ему казалось. Как бы ни было, он довольно скоро понял, что Лоуик не особенно умен, что спесь часто мешает ему прокладывать себе дорогу в жизни. Увы, для него не существовало иных забот, кроме собственных.