Невидимая девушка - Лайза Джуэлл

– Расколюсь? – недоверчиво спрашивает Оуэн. – Но я не собираюсь раскалываться. Как я могу признаться в чем-то, чего я не делал?

Но, как только он произносит эти слова, на его сознание падает завеса сомнения. Его мысли постоянно возвращаются к тому моменту, о котором он даже не может уверенно сказать, что тот произошел. Момент сразу после того, как он увидел человека на другой стороне улицы. Момент как раз перед тем, как Оуэну показалось, что человек повернулся, вошел в дом и лег спать.

Потому что Оуэн не может вспомнить, как вернулся домой.

И после сегодняшнего утреннего допроса Оуэн перебирал каждый вечер своей жизни, когда он выпивал, и поймал себя на том, что нередко все, что он может вспомнить, – это обрывочные действия, но ничего промежуточного.

Он не помнит, как ехал домой. Он не помнит, как складывал одежду. Он не может вспомнить, кто такой «Билл», номер телефона которого он нашел в кармане на следующий вечер после вечеринки пару лет назад. Оуэн не помнит, как купил бутылку виски, которую однажды нашел в пакете на полу в своей спальне, с чеком, где был пробит номер его карты, доказывающий, что он был в супермаркете «Теско Метро» и лично оплатил покупку. Оуэн не помнит, как на танцполе гладил девушек по волосам. Или брызгал на них своим потом.

Оуэн не помнит, как сказал девушке по имени Джессика, что она красивая. И он определенно не может вспомнить, как ложился спать в День святого Валентина. Он знает, что проснулся в своей постели в рубашке и одном носке. Он знает, что проснулся поздно. Он знает, что у него было похмелье. Он помнит девушку, которая назвала его извращенцем, помнит мужчину с белой собакой и девушку в толстовке с капюшоном. Но кроме этого ничего не помнит.

В его сознании то и дело мелькает картинка: фигура проходит мимо него, рядом с его дверью, направляясь к задней части дома. Это могла быть она, девушка в толстовке с капюшоном. Это мог быть кто-то другой. Или это просто нелепый плод его воображения, нечто такое, что породила его психика, чтобы помочь ему справиться с травмой ситуации. Постоянно читаешь о подобных вещах: люди признаются в том, чего они не совершали. «Так вот это как бывает? – задается вопросом Оуэн. – Ваш собственный мозг делает это с вами и, словно гнутые медяки, подкидывает улики против вас самих?»

Он смотрит на свои руки. Они кажутся ему чужими, как будто чьи-то кисти пришиты к его рукам. Он постепенно утрачивает ощущение самого себя, того, кем он должен быть, что должен делать или кем он когда-либо был. Чтобы не видеть, как в этой комнате для допросов на него смотрит инспектор Керри, он пытается перенестись в тот итальянский ресторан с Дианой, пытается восстановить в памяти, как она смотрела на него в тот вечер. Если только он сможет удержать это в своей памяти, возможно, этот кошмар закончится.

Барри поглаживает свой толстый шелковый галстук.

– Пропала девушка. Вы – все, что у них есть. И в их глазах все улики указывают на вас. Неважно, вы это сделали или кто-то другой. Они никуда вас не отпустят, у них есть только вы.

– Я этого не делал.

Барри не отвечает.

– Я этого не делал.

Барри с прищуром смотрит на Оуэна.

– Чего вы не делали? – говорит он и тут же повторяет: – Чего вы не делали?

– Я ничего не делал этой девушке. Я не прикасался к ней даже пальцем.

Барри некоторое время молчит. Затем пристально смотрит Оуэну в глаза и говорит:

– Что ж, Оуэн, вам пора доказать это прямо сейчас. Докажите это, Оуэн. Скажите мне что-либо неопровержимое. Что-то, что поможет вам выбраться отсюда. Пожалуйста. Ради нас обоих.

* * *

– Итак, – говорит инспектор Керри. По мере того как расследование затягивается, она начинает терять свежесть лица. – Оуэн. Пожалуйста, я знаю, мы уже обсуждали это не раз. Но я думаю, что стоит повторить это снова. Чем больше мы об этом говорим, тем выше шанс, что вы что-нибудь вспомните. Пожалуйста, расскажите нам еще раз про вечер четырнадцатого февраля.

Оуэн шумно выдыхает. Он не может снова пройти через все это, просто не может.

– А как насчет Брина? – говорит он. – Вы так и не нашли его?

Керри бодро улыбается.

– Нет, – говорит она. – Еще не нашли.

– А жаль. Здесь должен быть он. А не я. Он больной. Он фрик. Возможно, прямо сейчас он насилует женщин, а вы сидите здесь и задаете мне одни и те же вопросы, снова, снова и снова.

Инспектор Керри молчит и с прищуром смотрит на Оуэна, а затем говорит:

– Хорошо, Оуэн. Хорошо. Если вы можете рассказать нам о Брине что-то такое, что поможет нам его найти, тогда, пожалуйста, не стесняйтесь. Когда будете готовы. Будьте добры. – Она откидывается на спинку стула и холодно смотрит на Оуэна.

Он вздыхает. Затем трет лицо и пытается что-нибудь вспомнить, то, что Брин мог бы сказать самому себе. Оуэн вспоминает подробности, вплоть до самого первого поста в блоге, который он прочитал. Вот Брин, сидит в пабе в снежный день и разглядывает Чэдов и Стейси. Оуэн делает над собой усилие, пытаясь вспомнить больше. Диккенсовский силуэт паба в пелене снегопада, свет старых фонарей, висящих снаружи, и подъездная дорожка для экипажей, где когда-то привязывали лошадей. Название паба после капитального ремонта поменяли, а до этого он назывался…

«Приют охотников».

Оуэн хватается за край стола.

– Город, в котором он живет. Там есть гастропаб. Новый гастропаб. Раньше он назывался «Приют охотников». На главной площади. Напротив пруда. С утками. Он там завсегдатай. Он постоянно ходит туда. Если вы найдете паб, то найдете и его. У него курчавая шевелюра. Он очень маленького роста. Он носит синюю куртку с пятном спереди. Спросите там у любого, кто он такой. Они его узнают. Он очень самобытный.

Оуэн видит, как инспектор Керри слегка закатывает глаза. Она не ожидала, что он выдаст хоть мало-мальски полезную информацию, и ее раздражает, что он это сделал.

– Мы проверим ваши слова, Оуэн. Предоставьте это нам. Но, Оуэн, даже если мы каким-то образом найдем этого типа, этого Брина, он наверняка удалил свой блог и свои посты на всех форумах, которые, как вы утверждаете, он раньше часто посещал. Даже если мы найдем его и спросим о рогипноле, как вы считаете, что он скажет? Неужели вы думаете, что он скажет нам то, что вы хотите услышать, что он якобы дал вам наркотик против вашей воли, а вы не собирались им воспользоваться? Оуэн, даже если этот человек существует, и если мы его найдем, он будет отрицать знакомство с вами, заявит, что знать вас не знает.

– Но его отпечатки пальцев. Они будут на пузырьке. А в пабе вы спрашивали? В пабе в Юстоне? Вы уже посмотрели их записи камер видеонаблюдения? Того вечера? Это докажет, что он меня знает. На записи будет видно, как он дает мне наркотик.

– Да, но чего вы, похоже, не понимаете, Оуэн, так это того, что все это не имеет никакого значения. Факт остается фактом: в вашей спальне были спрятаны наркотики для изнасилования на свидании, и, честно говоря, нам все равно, где вы их взяли и для чего. Если вы хотите доказать нам, что вы не похищали Сафайр Мэддокс и не причиняли ей вреда вечером четырнадцатого февраля, то, боюсь, вам придется испробовать совершенно иной способ.