Королевская кровь. Чужие боги - Ирина Котова

– Хиа очень быстро растут! – затараторила Медейра возбужденно и радостно. – Под присмотром Хиды-Роженицы все растет быстро, и земли восстанавливаются быстро. Срезаешь, – она, наоборот, приладила надрезанный кусок обратно, – и за три декады нарастает еще больше, чем срезала. Мы много что из них делаем. Смотри, – она открыла шкатулку, которую держала Алина, – это шарики из хиа. Они используются женщинами. Я принесла их тебе. А теперь, – она нетерпеливо подтолкнула принцессу к венрису-ванрану, – иди. Я хочу в дом, ношеди-мужчина так много рассказывает, мне очень интересно! Или, может, ты сама мне ответишь на вопросы?

– Ты же видишь, я не очень хорошо тебя понимаю и плохо говорю, – покачала головой Алина. – Лучше иди. К тому же… я сама хочу его послушать.

Макс Тротт

– Ношеди, как называется твой мир?

– Тура. Это на одном из старых языков обозначает «яйцо» или «шар»…

Тимавеш кивали:

– Неши, обучая детей чтению и письму, рассказывают, что Лортах – тоже шар, осененный теплом Геры-солнца.

Тротту не нравилось то, что им предстоит нырять в божественное озеро – он вообще не любил объекты, воздействие которых нельзя предварительно изучить и описать. Да и не навредит ли чужеродная энергия Жрецу? По опыту, не должна – ведь Макс мылся в целебном ручье и пил из него, но вдруг все зависит от объема и концентрации?

На обращения Черный не откликался, и холодок в сердце оставался ровным, сонным. Но в какой-то момент Макс почувствовал странное давление – будто воздух на мгновение вокруг сгустился, как чужое внимание, толкнув со всех сторон мягкой волной, и тут же изнутри, из сердца по телу потек холод.

«Не кричи мое имя, птенец, – раздался в его голове ворчливый голос Жреца, и по позвоночнику посыпало льдом. – Хозяйка этой земли уже поздоровалась со мной, а я – с ней. Мы поговорим с ней потом, когда ты будешь спать».

«Она ведь заключена в горе?»

«Это верно».

«И она поздоровалась с тобой здесь».

«Это тоже верно. Но я ведь сижу в твоем сердце и одновременно лежу под Медовым храмом в Тидуссе, птенец. И часть моей сути бьется сердцем в небесных чертогах Туры».

«Непознаваемо, я понимаю».

«Я вижу, как тебе тяжело это принять», – в голосе Ворона прозвучала и насмешка, и похвала.

«Но эта хозяйка не причинит вреда?»

«Мне – нет».

«А нам?» – спросил Тротт, но Ворон уже заснул. А может, и не заснул, может, просто развлекался, оставив своего сына в неизвестности.

– Расскажи, ношеди, какую одежду вы носите в другом мире?

– Очень разную. Но если говорить в общем, то наша одежда похожа на вашу, просто из других тканей…

Максу не нравилось и то, что сейчас их тройка разделена, а Алина вышла без него. Но он сам учил ее принимать решения и выживать. Сам учил не жаться к нему в поисках опоры или подсказки.

…У него сердечный ритм разгонялся, когда принцесса прижималась. Как сегодня ночью… или недавно, когда она села рядом.

Что дальше? Начнет краснеть, как в пубертат? Тем более, следовало отодвинуться. Отучать ее от себя.

– И ваши дома похожи на наши?

«Тогда что ты творишь? Почему не пресек вчерашние занятия, если не контролируешь себя? Зачем лег к ней ночью? Ты же видишь, как она дергается, когда вспоминает, что за ней наблюдает Ситников. И касается тебя, только зажмурившись. Ты все решил для себя уже – что будешь держаться в стороне, что не будешь мучать ее и себя. Какого черта ты творишь?»

– В целом да – в домах есть двери, есть окна, крыша. Но сделаны они не из живого дерева. Есть маленькие домики из древесных стволов или кирпича, это такие, – он показал руками, – плотные блоки из обожженной глины. А есть огромные здания, словно много таких домов поставлены один на другой. А внутри одна лестница на все этажи…

«Ночью ей было больно. Поэтому лег».

– А какие у вас животные?

«Ты же понимаешь, что это не ответ».

– Разные. Но есть такие же, как на Лортахе. И нет пауков, лорхов, нет таких, как у вас, ящеров…

Принцесса, уже одетая в пеструю рубаху, прихваченную сверху ее собственным поясом с ножнами, в штанах, вошла в сопровождении Медейры, когда он заканчивал обозревать фауну Туры. Сев рядом, взяла со стола какой-то витой пирожок и начала есть. И положила голову ему на плечо.

Упрямая девчонка.

Тротт невесело усмехнулся. Но не отодвинулся.

Ответ был прост – ему слишком мало осталось жить, чтобы он мог позволить себе роскошь отказаться от тех мгновений счастья, которые она ему дарила в своем упрямстве.

Он говорил долго, очень долго – но Макс был готов рассказывать о Туре хоть всю ночь, только чтобы утром их выпустили отсюда. Принцесса, устав сидеть, уже и ложилась на пол, опираясь на локоть, и прижималась к спутнику спиной, обернувшись крыльями, и вставала, и снова садилсь рядом. У Макса начал подсаживаться голос, когда Медейра вдруг глянула на сумерки за окном и шлепнула себя ладонями по скрещенным лодыжкам.

– Ох, а ночь же уже скоро! Все, тимавеш, нужно уходить. Дайте гостям отдохнуть перед испытанием озером!

– И верно, – зашуршал народ, поднимаясь, – заговорили мы ношеди. Заговорили… Доброго зерна вам, ношеди… Доброго зерна!

– Доброго зерна! – радостно ответила принцесса. Они с Максом уже знали, что это местное прощание.

– Значит, озеро и есть испытание, – негромко сказал Тротт.

Со спутницы тут же слетела расслабленность.

– Думаете, там что-то страшное?

– Я не знаю, Алина. Но Жрец просыпался, думаю, если бы нам предстояло что-то опасное, он бы предупредил.

– Это не утешает, – немного раздраженно буркнула она.

Тимавеш шумели, подтягиваясь к выходу.

– Долго ергах молится…

– Это правильно, молиться надо…

– А старик-то целый рукав отхватил!

– Не ворчи, свой дар ты тоже получил…

– Щедрый ергах, щедрый… Хида любит щедрых. И ношеди разговором уважили, не выгнали, угощение приняли…

– А правда, где Четери? – принцесса завертела головой, будто могла увидеть дракона сквозь папоротниковые стены.

– Тренируется, скорее всего, – спокойно ответил Тротт. – И я ему искренне завидую.

На входе произошло какое-то замешательство. Народ расступился и замер, замолчав.

В двери в полной тишине к столу прошел Четери. Слегка раскрасневшийся, с лихорадочно блестящими глазами, с выбившимися из косы волосами – и в странной, будто ртутной, перчатке до середины пальцев на левой руке.

– Не все еще съели? – сказал он, с облегчением оглядывая десятки блюд на столе и полу. Уселся на пол, едва заметно покачнувшись – покачивание это было чем-то из ряда вон выходящим. Да и голос его тоже был глуховатым, усталым, будто он только что разгрузил пять составов: – Ну и славно. А то я что-то слегка проголодался, пока молился.