Смертельная обида - Николай Иванович Леонов

что ум был придавлен величайшими фальшивыми перспективами, ведущими прямиком за решетку. Многие решались пойти на «дело» именно из-за денег, и Гуров примерно представлял себе внука покойной Верховцевой. Обласканный, ни в чем не знающий отказа, зацелованный до смерти, но почему-то не думающий о том, что когда-нибудь его тетя навеки оставит его одного. Вряд ли он начал торговать наркотиками ради прибыли. Скорее, захотелось острых ощущений. Но на девяносто процентов и сам уже был в числе наркоманов или вот-вот был готов начать. Именно таких дураков и жалел Гуров. Правда, недолго.

– Думал, что в полиции живых людей уже не осталось, – Красников потер пальцем правый глаз.

– Приму за комплимент, – слегка поклонился Гуров.

Маша с благодарностью посмотрела на мужа и вдруг вскинула руку, увидев кого-то за спиной Гурова.

– Катя! Катя, сюда!

– О, это Ветрова, что ли? – Тут же вывернул шею Красников. – И правда, она. Совсем не узнать. Кать, иди сюда.

Маша повернулась к мужу.

– Лева, прости, я ее не видела целую вечность, – виновато улыбнулась Маша.

Гуров обернулся. К ним приближалась высокая стройная девушка в черной водолазке. На Гурова она уже издалека смотрела с вопросительной улыбкой.

– А где здесь можно покурить? – резко поднялся Гуров. – Кажется, раньше можно было как-то попасть на улицу не через главный вход. Не укажете дорогу? Я помнил, но забыл.

Курить разрешалось только за пределами здания театра, о чем Гуров вспомнил сразу же после того, как спросил. Он не так часто бывал за кулисами, но запомнил путь к служебному входу. Туда он и отправился в полном одиночестве – ни Маша, ни Красников и не думали о том, чтобы составить ему компанию.

Служебный вход вывел Гурова в узкий переулок, по всей длине уставленный машинами. Очевидно, это был транспорт работников театра. По правую руку гудел плотный транспортный поток, забивший многополосную проезжую часть; изредка мимо проходили люди, которые даже не поворачивали головы в сторону переулка. Местечко это, несмотря на близость туристических троп, казалось надежно скрытым от посторонних глаз, но поклонники, которых в этот час рядом не наблюдалось, наверняка прекрасно знали об этой локации.

Гуров вынул пачку сигарет и замялся в поисках зажигалки, шаря по карманам. При нем ее не оказалось, и он даже расстроился по этому поводу. Выпитый коньяк не давал замерзнуть на нешуточном ветру, но Гуров все же поражался резкому похолоданию.

– Двадцать седьмое ноября, – вслух произнес он. – А такое ощущение, что середина января…

Ему хотелось, чтобы действо поскорее закончилось и можно было убраться домой, спокойно обнять жену и уснуть под теплым одеялом, но было понятно, что в театре и не думают прикрывать поминки. Маша и Красников, будь он неладен, наверняка обсуждают последние сплетни, и отсутствие Гурова им только на руку. Впрочем, он даже с некоторым облегчением оставил их одних. Он все равно не знает их общих знакомых и не варится в их среде.

Слева что-то вспыхнуло и тут же погасло, будто бы зажглась и тут же потухла неяркая лампочка. Но Гуров успел заметить, что свет исходил из салона одной из припаркованных в переулке машин. Из самой первой в стройном ряду. Это был новенький «Фольксваген Поло», с кузовом густого синего цвета, на крыше которого медленно шевелились волны света от уличных фонарей.

Гуров тотчас направился в ту сторону. Он хотел разжиться огоньком и принял свет в салоне машины как знак судьбы. Подойдя к окошку, он нагнулся и заглянул внутрь. В этот момент стекло опустилось, и Гуров увидел бледное мужское лицо. Надо лбом блеснули стекла обычных очков для зрения.

– Вороне бог послал кусочек сыра, – радостно объявил Гуров, ежась на ветру. – Прикурить не найдется?

Глава 2

Водитель отвернулся, потянулся к соседнему сиденью, и Гуров увидел букет цветов в прозрачной хрустящей упаковке. Цветы мужчина аккуратно переложил на заднее сиденье, под ними оказалась черная барсетка. Из нее-то и появилось то, чего так не хватало Гурову для полного счастья – недорогая зажигалка в сером пластмассовом корпусе, какую можно было приобрести в любом магазине.

Гуров прикурил, но зажигалку возвращать не спешил. Мужчина вопросительно посмотрел на него.

– Вы в порядке? – спросил Гуров, выдохнув сигаретный дым.

– В каком смысле? – глухо спросил мужчина.

– Вам недавно бока намяли. На вашем месте любой другой уехал бы отсюда, а вы вот не стали. Ждете обидчика, чтобы поговорить с ним наедине?

Дверца машины приоткрылась, но Гуров был к этому готов и сделал быстрый шаг назад, так что его не задело. Но резкого ответа на свои слова он не ждал, поскольку уже понял, что человек, с которым он разговаривает, скорее, находится в подавленном состоянии, нежели жаждет возмездия. Вон как спокойно с букетом обращался, будто с какой-то драгоценностью.

Человек, вышедший из салона, теперь стоял напротив Гурова. Они были одного роста и даже, пожалуй, в одном весе. И да, Гуров не обознался. Он запомнил его именно таким, каким видел в вестибюле театра: тот же черный костюм-тройка и уже знакомое лицо. Правда, в первый раз он казался более неповоротливым, чем сейчас, и дело было, скорее всего, в том, что ему пришлось отвечать на неожиданное нападение. Мало кто бы не растерялся в его случае. Да еще этот букет.

– Вы кто? – спокойным тоном поинтересовался мужчина.

– Моя жена здесь работает, – и Гуров кивком указал на стену позади себя. – Так вы в порядке или нет? Чернухин Леонид Семенович, если не ошибаюсь? Адвокат?

После этих слов он протянул мужчине зажигалку. Тот молча сунул ее в карман и внезапно повернулся к машине.

– Всего доброго, – бросил он через плечо.

Что-то зацепило Гурова в этом человеке. Чернухину только что напомнили о его публичном позоре, а он на это вообще никак не отреагировал, хоть и мог бы. «Трусит? Нет, не то, – быстро оценил Гуров. – Нескандальный. Иначе бы ответил на мои слова не молчанием, а как-то иначе. Но он не стал этого делать. Нежелание что-либо объяснять не всегда означает побег от проблем. Иногда это признак хорошего воспитания и наличия стальных нервов».

На дороге просигналила машина, и Чернухин машинально повернул голову на звук. Краем глаза заметил, что Гуров не уходит, и снова развернулся к нему всем корпусом.

– Мы не знакомы, – утвердительно произнес он. – Я бы запомнил.

– Не сомневаюсь, – подтвердил Гуров.

– Не знаю, кто вы и откуда меня знаете, – торопливо заговорил Чернухин и суетливо осмотрелся. – Я приехал почтить память человека, которого неплохо знал, но мне не дали этого сделать.

– Я видел.

– Что ж… У меня просьба.