История одной кошки - Гвен Купер

Часов в девять раздался стук в дверь. Уже одетая, Лаура, в надежде, что пришел мистер Мандельбаум, помчалась открывать. Я была в спальне, переодевалась. Услышала незнакомый голос, а затем высокий голосок дочери, в котором звучал вопрос.

— Мам! — крикнула она. — Можешь подойти?

Руки никак не могли справиться с пуговицами на рубашке.

— Иду, — отозвалась я.

Я застегнула ее не на ту пуговицу, и рубашку перекосило. У нашей двери стояли двое пожарных. Один из них, помоложе, казалось, заметил, что рубашка застегнута неправильно, но сдержался от замечания.

— В квартире еще кто-нибудь есть, мэм? — спросил он. Их желто-черные плащи блестели от дождя, и, помню, я еще подумала, что они натопчут грязными ботинками в коридоре.

— А в чем дело? — захотела я знать. — Что происходит?

— Мы эвакуируем жителей дома, — ответил второй мужчина. — Часть заднего фасада размыло дождем. Есть опасность, что обвалится все здание.

Я слышала его слова, но мой мозг отказывался поверить в услышанное.

— Не поняла… — произнесла я.

— Мы эвакуируем жителей дома, — терпеливо повторил пожарный постарше. — Существует опасность внезапного обвала здания, мэм.

— Боже мой! — Я чувствовала, как на шее запульсировала вена. В голове шумело, мысли подпрыгивали, как иголка граммофона, которая пытается попасть в нужный желобок. Неожиданно перед моим взором предстала невыносимая картина: моя дочь погибает под обломками дома, ее тело раздавлено грудой кирпичей и балок. Однако я понимаю, что нельзя поддаваться панике, нельзя позволять резкой боли, сжимающей грудь, диктовать мне, что делать. Необходимо на секунду отогнать видение. Нужно остановиться и подумать.

Невозможно ответить на этот вопрос абстрактно: что надо взять с собой, когда кто-то постучит в дверь и скажет, что твой дом и все, что в нем находится, через несколько минут может рухнуть. Невозможно ответить, когда время настает. Это всегда неожиданность, и человек не может ни о чем думать. Только позже вспоминаются такие вещи, как любимые пластинки или бабушкино обручальное кольцо, или металлическая коробка с личными сокровищами, которую ты хранишь на верхней полке шкафа. Если ты мать, твои первые мысли всегда об одном — как позаботиться о ребенке. Еда, одежда, крыша над головой… Деньги, страховка, чтобы обеспечить все перечисленное выше без всяких загвоздок. Поэтому, когда мои мысли перестали метаться, я подумала именно об этом. «Вели Лауре взять вещей на несколько дней, — говорил внутренний голос, — пока сама будешь собирать сумочку, найдешь телефонную книгу, страховые полисы».

— Быстро, — говорю я Лауре, слыша, как дождь барабанит в окна. — На верхней полке шкафа — чемодан. Сними его, мы…

— Нет времени, мэм, — перебивает пожарный помоложе. — Здание может рухнуть в любую секунду.

Лаура поднимает на меня глаза, в них читаются страх и замешательство, но еще доверие. Она ни на секунду не сомневается, что ее мама знает, как поступить.

Именно лицо Лауры подтолкнуло меня к решительным действиям.

— Обувай туфли, — велела я. — Поторапливайся! — Она молча побежала в спальню. Повернувшись к пожарным, я спрашиваю: — Действительно нет времени, чтобы собрать вещи?

— Мы скоро его починим, — заверяет меня один из них. — Через пару часов вы, вероятно, вернетесь. Эвакуация — мера предосторожности. Возьмите только то, что понадобится прямо сейчас.

Его слова немного ослабили комок паники в моей груди. Но видения с Лаурой, погребенной под обломками здания, слишком мучительны, чтобы прогнать их совсем.

— Мам, — говорит Лаура, поспешно шнуруя кроссовки, — а как же…

— Все будет хорошо. — Я стараюсь, чтобы голос мой звучал спокойно. — Сейчас нам нужно идти.

— Но…

— Немедленно, Лаура. Не обсуждается!

Дочь не привыкла к такому резкому обращению. Она бросает на меня удивленный взгляд, но заканчивает завязывать кроссовки уже быстрее.

Сегодня я чуть не смеюсь, вспоминая, как в тот день мы с Лаурой хватали ключи, кошельки, зонтики. Под мои крики («Поторапливайся! — велю я дочери и тяну ее за руку. — Бегом!») мы бросаемся вниз по лестнице, будто вокруг уже все рушится.

Выбежав на улицу, мы перевели дух. Большинство наших соседей уже были там. Мы перешептывались, бродя под дождем.

— Несколько кирпичей упало с тыльной стороны здания, — сказал мне один художник с первого этажа. — Из-за дождя. Кто-то вызвал «911». Они должны довольно быстро все починить.

Мысль утешала. Потом приехала полиция. Оцепила все желтой лентой и никого не пускала. Вена на моей шее вновь запульсировала. Все это из-за того, что упало несколько кирпичей? Начала собираться толпа — человек двадцать пять жителей нашего дома.

Лаура заметила мистера Мандельбаума в костюме тридцатилетней давности, который он надевал на похороны жены. Старик сжимал в руке небольшой полиэтиленовый пакет.

— Мы здесь! — позвала она его и помахала рукой. Мы с Лаурой наклонили наши зонты таким образом, чтобы все трое могли спрятаться от дождя, который отрывисто стучал по материи над нашими головами. Лицо Лауры, побледневшее и заострившееся, в присутствии мистера Мандельбаума разгладилось, пока она быстро объясняла, что происходит.

Старик скользнул взглядом по полицейским, которые как раз оцепляли здание. Заграждение поставили на углу, потом повели вокруг тыльной стороны здания по узкому переулку между нашим домом и соседним. И тут мистер Мандельбаум посмотрел вверх. Стена из красного кирпича на фоне плачущего неба казалась вполне прочной.

На мгновение я обрадовалась, заметив в его взгляде сосредоточенность, которой не было там уже несколько месяцев. Было приятно, даже при таких обстоятельствах, видеть, как в его взгляде зажглась жизнь. А потом я поняла, что мысль в его глазах вызвана не интересом к происходящему. А страхом.

— Хани, — произнес он.

Интересно поразмышлять на тему рождения слухов. Откуда толпа узнает о том, что каждый по отдельности объяснить не может? Когда это происходит? Когда наступает момент уверенности? И откуда мы черпаем эту уверенность?

Нам сообщили, что здание может рухнуть в любую секунду, но за два часа не упал ни один кирпич, не появилось ни одной видимой трещины. Они сказали, что «скоро» позволят нам вернуться, но и после обеда никому вернуться в квартиру не дали. Полицейские и представители Министерства чрезвычайных ситуаций свободно бродили вокруг и внутри здания, и, похоже, их нисколько не волновали те опасности, о которых нас предупреждали. Многие даже не побеспокоились о том, чтобы надеть каски. Люди перешептывались:

— Тебе это не кажется странным?

Среди нас, ожидающих под дождем развития событий, поползли слухи. Люди рассказывали о муниципальных домах, где жителей среди ночи вытаскивали из кроватей и, как тараканов, выгоняли на улицу. А сами здания сносили на следующее же утро, чтобы на их месте возвести новые дорогие кооперативные дома и рестораны. Бывали случаи, когда люди незаконно занимали квартиры, которые номинально принадлежали городу, потому что владельцы не в состоянии были оплатить налоги и сделать ремонт. Здания, о которых город забыл, становились наркопритонами. Жильцы домов отваживали наркодилеров и наркоманов, проводили электричество, чинили стены и крышу, садили сады — и дома, а иногда даже целые кварталы вновь оживали. И уже несколько месяцев спустя было видно играющих в мяч детей на улицах, где совсем недавно ни один ребенок не мог пройти спокойно. Но однажды приезжала полиция, выгоняла всех нелегалов, не позволяя им даже собрать вещи. Город «заявлял свои права» на здание и продавал его с большой выгодой.