Смерть по сценарию - Татьяна Столбова

Встав под козырьком подъезда, сама не зная зачем и почему, я посмотрела вокруг. Конечно, я не ожидала, что убийца, сделав свое черное дело, станет гулять по двору, размышляя о содеянном. Он и не гулял. Зато метрах в двадцати, под фонарем, я увидела большую, крепкую фигуру Васи Алексеева. Сурово хмурясь, участковый разглядывал документы тощего парня в черной куртке с... красной полосой на спине. То ли это был мираж, то ли призрак Вероники, то ли хулиган Брыльников дал поносить свою куртку кому-то другому... Тут я заметила вдалеке самого Брыльникова. Он испуганно озирался и грыз ногти.

Мне бы воспользоваться моментом, подойти к нему и допросить, но присутствие Васи Алексеева останавливало меня. Этот тип запросто может пришить мне убийство. А уж отпечатков моих в квартире Вероники полно...

Что-то я стала мыслить как преступник. Надо взять себя в руки. Только как? Сейчас я даже не могу уйти — Вася Алексеев стоит как раз на пересечении всех дорог. Он непременно углядит меня, снова вцепится в рукав, и попробуй потом объясни ему, что я делаю в этом дворе... А вернуться в квартиру... Меня перекосило при одной мысли об этом. Не могу. Не могу. И не хочу.

Краем глаза я уловила какое-то движение сбоку. Хулиган Брыльников медленно пятился назад, не спуская глаз с Васи Алексеева. Наверняка сотворил какую-нибудь очередную пакость.

Бдительный участковый вернул документы парню в куртке с красной полосой и развернулся всем своим большим телом в сторону Брыльникова. Радостная улыбка озарила его детское лицо. Он словно встретил старого друга.

А вот худое, остроносое лицо Брыльникова ничего такого не озаряло. Наоборот, он скривился, сплюнул, повернулся и пустился вскачь. Я с неприязнью увидела красную полосу на спине его куртки. Значит, обычный ширпотреб. Странно, что я не видела таких курток прежде. Может, просто не обращала внимания?

Моя надежда на то, что Вася Алексеев побежит за Брыльниковым, не оправдалась. Он только посмотрел ему вслед с усмешкой, а потом...

Я не стала дожидаться, когда он найдет новую жертву. И так понятно, что теперь ею точно оказалась бы я. Спиной толкнув дверь, я боком втиснулась в узкий проем. Теперь от второстепенного, зато дотошного и нудного персонажа драмы меня отделяла тяжелая дверь подъезда. Мне просто повезло, что она не стеклянная, как в некоторых домах.

Минут пять я стояла возле почтовых ящиков, обдумывая свое настоящее положение. Неплохо было бы раскрыть это свинское убийство по горячим следам. Я уже видела заметку в газете, в «Московском комсомольце», например: «Благодаря мужеству и феноменальной выдержке студентки Антоновой А. П. задержан опасный рецидивист...» Или лучше обойтись без задержания? Ограничусь одним расследованием. Тоже немало. Оперативник Сахаров небось локти себе искусает, когда узнает, что я первая очутилась в квартире Вероники. Ладно уж, постараюсь не подходить к трупу близко, чтобы не затоптать следов. То есть мне и стараться не надо. Я ни за что не подойду к кровати, на которой лежит Вероника, ближе чем на два метра.

Итак, судьба сама возвращала меня на место преступления. Я тряслась, как Сладков после пьянки, и тем не менее отважно поднималась вверх, правда, на полусогнутых. Заскрипело от сквозняка окно — я чуть не лишилась чувств. Из подвала донеслось приглушенное мяуканье — я чуть не завопила. Да, истинного мужества нет во мне, надо в этом признаться. Так зачем же я иду обратно в квартиру убитой?

А что делать? Не стоять же на лестнице. Можно, конечно, притвориться уборщицей, но я не ношу с собой таких крупногабаритных реквизитов, как метла и ведро. Еще можно пойти по квартирам, пособирать металлолом. А если дадут? Куда я с ним денусь?

И к Толе, Мишиному соседу, нельзя: вдруг к нему участковый нагрянет? Я так поняла, они давние приятели. А вот к моей Веронике Вася Алексеев не сунется: он ее боится. В прошлый раз она посягнула на его невинность, так что ему пришлось спасаться бегством. Не думаю, что ему захочется повторить эксперимент.

Так, успокаивая себя разными глупостями, я добралась до третьего этажа. Дверная ручка опять валялась на лестничной площадке. Я отшвырнула ее ногой и вошла в квартиру.

Минуту постояла в коридоре, прислушиваясь к своим ощущениям. Вроде бы до обморока еще далеко. Затем на цыпочках прошла в комнату, дернула за веревочку торшера — вспыхнул слабый свет, равномерно освещающий всю комнату. Пыль кружилась в затхлом воздухе, не оседая. Я прошла к окну и открыла створку, чтоб хоть немного проветрить. Телевизор я не стала выключать, с ним мне было как-то уютнее, если можно говорить об уюте в помещении, где лежит покойник.

Стараясь не смотреть на Веронику, я по кривой пересекла комнату и подошла к письменному столу, Детективы теперь были собраны в стопку, я взяла первый попавшийся, сверху, открыла на шестьдесят второй странице и пробежала глазами. Ничего такого, что натолкнуло бы меня на имя убийцы. Тогда я взяла следующую книгу и открыла ее тоже на шестьдесят второй. И здесь ничего. В какую же игру играла Вероника? Что искала в разных книжках на одной и той же странице? На сей раз я об этом никогда не узнаю... Я вздрогнула от слова «никогда». Опять! Опять это ужасное «никогда», куда уже ушел Миша, а теперь, следом за ним, и Вероника. Мне стало холодно от моих мыслей и моих чувств.

Положив книгу на место, я попыталась открыть ящик стола. Он был только один, длинный, с кованой ручкой и узкой замочной скважиной. Дернув за ручку, я поняла, что ящик не заперт, однако он все равно никак не хотел вылезать. Открылся на сантиметр, а дальше — ни в какую. Застрял. Тогда я решилась на преступление: уперлась в стол ногами и дернула изо всех сил. Ящик вывалился с грохотом, треснул меня по колену, и я рухнула прямо на залежи старых газет и журналов, откуда Вероника вытащила тогда тетрадку со стихами.

Кажется, пыли там прибавилось. Когда я, стеная, встала на четвереньки, джинсы, рубашка и рукава куртки оказались покрыты серым налетом с темными комками грязи. Я тихо выругалась и покосилась на Веронику. В этот миг мне вдруг почудилось, что она сейчас откроет рот и скажет что-нибудь вроде «уходи отсюда, крошка, или выкину в окошко».

С трудом я отвела взгляд от неподвижной фигуры, распластанной на старой железной кровати. Вот бы сейчас позвонить Пете и попросить его приехать. С ним мне было бы гораздо спокойнее. Но, к сожалению, такой вариант никак не подходил для этой ситуации. Я не сомневалась в том, что, увидев меня в компании с трупом, мой брат возмутится не на шутку, и тогда моей свободе придет конец. Петя уж точно не выпустит меня из дома в течение ближайших месяцев. Он и так говорит, что я слишком много гуляю и слишком мало времени уделяю учебе. А уж мой портрет с покойником в интерьере окончательно погубит мою репутацию в его глазах.

Машинально я поправила развалившуюся кипу журналов и газет. На глаза мне попалась та самая тетрадка со стихами. Я не стала снова погружаться в мир большой литературы — просто сунула свою находку во внутренний карман куртки и занялась поиском улик. Теперь я действовала как заправский сыщик. В кино я видела, как проводят обыск: шарят везде, и все дела. И я стала шарить. Для начала — в ящике стола. Там я нашла целую кучу интересных вещиц. Была бы я лет на десять помоложе, радости моей не было б предела. Стеклянный шарик с корабликом в самой сердцевине — потрясешь его, и крохотные, как пылинки, снежинки закружатся в танце. Большая толстая авторучка, видимо, привезенная кем-то из-за бугра еще в годы застоя. Тогда такие были в диковинку: переливающаяся картинка с голым мужиком. Морда у мужика наглая, самодовольная. Он явно себе очень нравится. Наверное, Веронике он тоже очень нравился. Авторучка хоть и не новая, а ни одной царапины, и хранится в пластмассовом прозрачном футляре. Ах, нимфоманка... И Миша, и участковый Вася Алексеев, и мужик с картинки — всех любила моя дива. А еще говорила, что равнодушна к мужскому полу...