Приключения Гекльберри Финна - Марк Твен

Они копали и копали с остервенением, а тем временем сталострах как темно, полил дождь и ветер бушевал все сильней и сильней, а молниясверкала все чаще и чаще, и грохотал гром; но они даже внимания не обращали наэто – так все увлеклись делом. Когда вспыхивала молния, видно было решительновсе: каждое лицо в этой большой толпе, каждая лопата земли, которая летелакверху из могилы; а в следующую секунду все заволакивала тьма и опять ничего небыло видно.

Наконец они вытащили гроб и стали отвинчивать крышку; и тут опятьначали так толкаться и напирать, чтобы протиснуться вперед и взглянуть на гроб,– ну немыслимое дело! А в темноте, да еще в такой давке, просто страшностановилось. Хайнс ужасно больно тянул и дергал меня за руку, он, должно быть,совсем позабыл, что я существую на свете; он громко сопел, – видать, здороворазгорячился.

Вдруг молния залила все ярко-белым светом, и кто-то крикнул:

– Ей-богу, вот он, мешок с золотом, у него на груди!

Хайнс завопил вместе со всеми, выпустил мою руку и сильнорванулся вперед, чтобы взглянуть на золото; а уж как я от него удрал и выбралсяна дорогу – этого я и сам не знаю.

На дороге не было ни души, и я пустился бежать во вселопатки; кругом было пусто, если не считать густого мрака, ежеминутных вспышекмолнии, шума дождя, свиста ветра и раскатов грома; можете быть уверены, что ялетел сломя голову!

Добежал до города, вижу – на улицах никого нет из-за грозы,так что я не стал огибать переулками, а прямо летел вовсю по главной улице; акак стал подбегать к нашему дому, гляжу в ту сторону, глаз не спускаю. Ниодного огонька, дом весь темный; я даже расстроился – до того мне сталогрустно, сам даже не знаю почему. Но в конце концов в ту самую минуту, когда ябежал мимо, – раз! – и вспыхнул огонек в окне Мэри Джейн, и сердце у меня какзабьется, чуть-чуть не выскочило; и в ту же секунду и дом, и все прочееосталось позади меня в темноте, и я знал, что уж больше никогда ничего этого неувижу. Она была лучше всех, и характера у нее было куда больше, чем у другихдевушек.

Как только я очутился за городом и на таком расстоянии отнего, что можно было подумать и о переправе на островок, я стал искать, нельзяли где позаимствовать лодку и как только молния показала мне одну лодочку не назамке, я прыгнул в нее и оттолкнулся от берега. Это оказался челнок, кое-какпривязанный веревкой. Островок был очень неблизко, на самой середине реки, но яне стал терять времени; а когда я наконец пристал к плоту, то так выбился изсил, что, будь хоть какаянибудь возможность, лег бы и отдышался. Но где уж тутлежать! Я перепрыгнул на плот и говорю:

– Скорей, Джим, отвязывай плот! Слава тебе господи, мы отних избавились!

Джим выбежал из шалаша и, расставив руки, полез было ко мнеобниматься – так он обрадовался; зато у меня душа ушла в пятки, как только яего увидел при свете молнии; я попятился и свалился с плота в реку, потому чтосовсем забыл, что Джим изображал в одном лице и короля Лира, и больного араба,и утопленника, и я чуть не помер со страху. Но Джим выловил меня из воды и ужсовсем собрался обнимать и благословлять меня, но я ему сказал:

– Не сейчас, Джим; оставь это на завтрак, оставь на завтрак!Скорей отвязывай плот и отпихивайся от берега!

Через две секунды мы уже скользили вниз по реке. До чегохорошо было очутиться опять на свободе, плыть одним посредине широкой реки –так, чтоб никто нас не мог достать! Я даже попрыгал и поплясал немножко нарадостях и похлопал пяткой о пятку – никак не мог удержаться; и только стукнултретий раз, как слышу хорошо знакомый мне звук; затаил дыхание, прислушался ижду; так и есть; вспыхнула над водой молния, гляжу – вот они плывут! Налегаютна весла, так, что борта трещат! Это были король с герцогом.

Я повалился прямо на плот и едва-едва удержался, чтобы незаплакать.

Как только они ступили на плот, король бросился ко мне,ухватил за шиворот и говорит:

– Хотел удрать от нас, щенок ты этакий?! Компания наша тебенадоела, что ли?

Я говорю:

– Нет, ваше величество, мы не хотели… Пустите, вашевеличество!

– Живей тогда говори, что это тебе взбрело в башку, а не тодушу из тебя вытрясу!

– Честное слово, я вам все расскажу, как было, вашевеличество. Этот, что меня держал, был очень со мной ласков, все говорил, что унего вот такой же сынишка помер в прошлом году и ему просто жалко видеть, чтомальчик попал в такую передрягу; а когда все потеряли голову, увидев золото, ибросились к гробу, он выпустил мою руку и шепчет: «Беги скорее, не то тебяповесят!» И я побежал. Мне показалось, что оставаться мало толку: сделать яничего не могу, а зачем же дожидаться, чтоб меня повесили, когда можно удрать!Так я и но останавливался, все бежал, пока не увидел челнок; а когда добралсядо плота, велел Джиму скорей отчаливать, не то они меня догонят и повесят; аеще сказал ему, что вас и герцога, наверно, уже нет в живых, и мне вас былоочень жалко, и Джиму тоже, и я очень обрадовался, когда вас увидел. Вотспросите Джима, правду я говорю или нет.

Джим сказал, что так все и было. А король велел емузамолчать и говорит:

– Ну да, как же, ври больше! – И опять встряхнул меня зашиворот и пообещал утопить в реке.

Но герцог сказал:

– Пустите мальчишку, старый дурак! А вы-то сами по-другому,что ли, себя вели? Справлялись разве о нем, когда вырвались на свободу? Ячто-то не припомню.

Тогда король выпустил меня и начал ругать и город, и всехего жителей. Но герцог сказал:

– Вы бы лучше себя как следует отругали – ведь вас-то и надоругать больше – всех. Вы с самого начала ничего толком ни сделали, вот развечто не растерялись и выступили довольно кстати с этой вашей синей стрелкой. Этовышло ловко, прямотаки здорово! Вот эта самая штука нас и спасла. А если б неона, нас заперли бы, пока не пришел бы багаж англичан, а там – в тюрьму, это ужнаверняка! А из-за вашей стрелки они потащились на кладбище, а там золотооказало нам услугу поважней: ведь если бы эти оголтелые дураки не потерялиголову и не бросились все к гробу глядеть на золото, пришлось бы нам сегодняспать в галстуках особой прочности, с ручательством, – много прочнее, чем нам свами требуется.

Они молчали с минуту – задумались. Потом король и говоритдовольно рассеянно:

– Гм! А ведь мы думали, что негры его украли.

Я так и съежился весь.

– Да, – говорит герцог с расстановкой и насмешливо, – мыдумали!