У черного дуба с красной листвой - Дмитрий Самохин

– Какие попугаи? – не сразу понял, о чем идет речь Марк.

– Те, которые тут у тебя на стойке некоторое время назад торчали. И кстати, куда ты их дел?

– В подсобку отнес. Уж больно сквернословят. Сил уже нету их слушать. Вчера Провокацию такими словами покрыли, что она бедная покраснела, и к шесту подойти не смогла. А нам от этого сплошные убытки. Гости остались недовольны.

– Ты это подожди. Попугаи эти откуда появились?

– Так мужик тут был какой-то. Я ему пожаловался, что хочу интерьер мол разнообразить. А на следующий день появились попугаи. Думаю, это он их принес.

– Вот оно, – сказал Ник.

– Подбрось и выбрось, – согласился я.

– А теперь ты пожелал, чтобы Зеленый исчез. И он куда-то исчез. Слушай меня внимательно, Щупальца, и потом не говори, что не слышал. С этого момента, ничего никому не говори, держи рот на замке. Это в твоих интересах. Потому что боюсь следующее твое неосторожное желание может оказаться последним, – встревожено, на одном дыхании выпалил Ник, после чего схватил недопитый бокал Зеленого, и выпил пиво одним глотком.

* * *

С исчезновением Зеленого следы Руфуса Бродяги казались безвозвратно утерянными. Теперь чтобы найти Попугая, требовалось найти Зеленого. Формула усложнялась.

Ник отправился в участок, чтобы подключить к розыскам всех кентавров. Он обязался прочесать Большой Исток мелким гребнем, но найти Зеленого, а параллельно с ним, кто знает, может и Бродяга отыщется.

Я взял с него слово, что как только появится новая информация, он тут же известит меня. Сам же поехл домой. Время позднее, да и кто-то же должен покопаться в документах, вдруг в этих досье и биографиях мигрантов найдется нужная ниточка. Шансов конечно мизер, но и на мизере можно играть.

Оказавшись в родных стенах, первым делом я развел огонь в камине, раскурил сигару и погрузился в кресло, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Я мог себе позволить посидеть и помедетировать на огонь. Не хватало только стаканчика виски, но вставать было лениво.

Я развернул первое дело. Семейство Груша, состоящее из четырех человек. Отец Патрокл Груша, сорок лет, родился, учился, женился. Жена Калиопа Груша, тридцать три года, цветовод, садовод, дизайнер интерьеров. Ничего примечательного. Двое детей: мальчик и еще один мальчик. Одному двенадцать, другому семь. Обычная ничем не примечательная семья. Причина переезда: резолюция инквизиции, параграф три-четыре, подпункты двенадцать – семнадцать. Мне очень хорошо было знакомо это заключение. Оно гласило, что пребывание альтера среди обычников представляет угрозу мирной жизни двенадцатой степени, альтера следует переселить в Большой Исток, а поскольку его семья тоже отличается генетическим отклонением, они также подвержены высылке. Ничего криминального. Интересно, а какое отклонение у этого Патрокла Грущи. Любопытно, что инквизиторы называют это отклонением, а мы особым талантом.

Подбрось да выбрось. Любопытно. Любопытно. Этот Патрокл Груща умел жонглировать сознанием. Что скрывалось за этой формулировкой я не знал, но безусловно, что-то занимательное, что могло нам пригодится. Я отложил его личное дело в сторону, и пометил карандашом на первой странице: «проконсультироваться у Кармы».

Меня привлекла его фотография. Ничем не примечательный мужчина. Невыразительное лицо, тусклые глаза, редкие волосы, рано наметившаяся лысина. Ну, ничем на нашего Попугая не похож.

Следующее дело – Лайм Ромашка. Ну, тут вообще не за что уцепиться. И чего инквизиторы к нему прицепились. Ну, безобиден же как ромашка, не даром у него такое прозвище. Из талантов всего лишь контроль над цветами. Этот Лайм может клумбу с цветами за какие-нибудь пятнадцать минут из семечек разбить, и всего делов. Никакого мошенничества. Тут нам ловить нечего.

Последний – Дима Король. Добровольное перемещение. Вот это интересно. Редко кто по собственной воле готов бросить все: дом, семью, привычные связи, работу, в конце концов, выдернуть корень и махнуть на новое место. К тому же такое необычное, как наш Большой Исток. Талантами Король этот совсем не блистал. Умеет девочкам голову пудрить, да железяки разные к себе притягивать, если пожелает. Вот вы спросите, а почему тогда Король? А я и отвечу, только для блеска, для прозвища красивого, чтобы запомниться, козырнуть перед непосвященными.

Я поставил на страничке с его биографией жирный знак вопроса, и отложил документы в сторону. Посмотрел на часы, время близилось к полуночи. Ник не звонил, значит, ничего накопать не удалось. Тогда можно и ко сну. Будем надеяться, что день завтрашний расставить все точки над «i».

* * *

Утро началось звонком Джека Брауна.

– Преподобный, примите извинения, что бужу так рано, но Ник сказал, что срочно и без всякой жалости. Так что уж не обессудьте.

– Что стряслось? – спросил я, посмотрев на часы.

Семь утра. Рановато для наших широт. Чтобы меня разбудить в такое время, у Красавчега должны быть веские основания.

– Мы нашли Зеленого. Только достать не можем. Пока. Он засел в заброшенном колодце на окраине города. Но дело не в этом. У нас новый труп. Ну, или почти труп.

Я не стал уточнять, что значит почти труп, спросил другое:

– Кто на этот раз?

– Костя Музыкант.

– Пришлите за мной машину, – потребовал я и отключился.

* * *

Костя Музыкант, безобидный паренек лет восемнадцати, умевший своим голосом играть за целый симфонический оркестр, сидел на уличной скамейке, безучастно уставившись на витрину магазина верхней одежды «Эгоист». В витрине, приняв вальяжную позу, застыл манекен в дорогом длиннополом пальто, костюме тройке, лакированных туфлях и широкополой шляпе. Музыкант толи был так очарован образом в витрине, толи по каким другим соображениям, застыл как камень. Ни один мускул не дрожал у него, даже веки не подрагивали. Только сердце билось медленно, об этом сообщила нам Карма после детального исследования тела. И это ленивое сердцебиение отличало Костю Музыканта от трупа.

– И почему ты считаешь, что это наш случай? – спросил я Красавчега после того как закончил с осмотром места происшествия.

– Говорят, видели рядом с ним пижона одного. Смущал его своими речами, растлевал на ходу. Ничего тебе не напоминает? – спросил Красавчег.

– Кто видел?

– Мальчишка, в соседнем дворе живет. Сын Семена Сапожника.

– Я хочу с ним побеседовать. Надо родителей Музыканта найти, да опросить, какие необыкновенные события случились в жизни их сына за последнее время. Что-нибудь особенное, какое-нибудь удивительное стечение обстоятельств.

– Будет исполнено, преподобный, – Джек Браун отправился за свидетелем, а Красавчег подозвал к себе ближайших кентавров и отдал распоряжение по поводу родителей.

Сын Семена Сапожника Андрей Шило вполне соответствовал своему прозвищу. Он не мог усидеть на месте. Такое ощущение, что его ноги жили отдельной жизнью и все время пытались увлечь его в приключения.