До свидания там, наверху - Пьер Леметр

Над кладбищем царил терпкий запах разложения, иногда бивший прямо в лицо, как облако, гонимое ветром, запах смешивался с испарением от прогнивших, вынутых из земли и уже совершенно непригодных гробов, которые, согласно предписанию, следовало сжигать на месте. Низко над землей нависало грязно-серое небо, то там, то сям были видны люди, несшие гробы или склонившиеся над могилами; моторы двух грузовиков, пока грузили гробы, непрерывно рокотали. Мерлен чавкнул челюстью – ццит, ццит – и поджал толстые губы.

Ну вот, докатился.

Около сорока лет на государственной службе, и теперь, накануне ухода на пенсию, его посылают обследовать кладбища. Мерлен служил сначала в министерстве по делам колоний, затем в министерстве снабжения, в госотделе министерства торговли, затем промышленности, затем в почтово-телеграфном ведомстве, в министерстве сельского хозяйства и питания, тридцать семь лет трудового стажа, в течение которых его отовсюду гнали, а он терпел неудачу во всем, за что принимался, на всех должностях. Мерлен не внушал симпатии. Разве станешь шутить с таким молчаливым, немного педантичным, придирчивым человеком, который вечно не в духе?.. Своей надменностью и фанатизмом этот некрасивый и малоприятный человек подстрекал недоброжелательное отношение коллег и неприятие начальства. Он приходил, ему давали задание, но почти сразу от него уставали, потому что очень быстро его находили смешным, неприятным, старомодным, за его спиной уже начинали над ним посмеиваться, придумывать прозвища, подшучивать и все такое. Но он ничем себя не запятнал. Он даже мог привести перечень своих административных достижений, прекрасно подытоженный список, который он время от времени пересматривал, чтобы затушевать итог своей мрачной карьеры, честность которой осталась в тени, вызывая лишь презрение. Порой отношение к нему в каком-нибудь отделе сильно смахивало на дедовщину. Много раз он был вынужден поднимать свою трость и размахивать руками, громогласно возмущаясь, готовый, кажется, пойти на бой со всем миром. Он наводил страх на всех, особенно на женщин, понимаете, так что теперь они боятся находиться рядом, требуют, чтобы их охраняли, невозможно же держать такого субъекта на работе, к тому же от этого типа исходит такой запах, что очень неприятно. Он нигде надолго не задерживался. В его жизни был лишь один краткий просвет, ознаменованный давней встречей с Франсиной, который продолжался от 14 июля до ее ухода с одним капитаном артиллерии в День Всех Святых. С тех пор прошло тридцать четыре года. Так что не было ничего удивительного в том, что он заканчивал свою трудовую деятельность инспектором по кладбищам.

Вот уже год, как Мерлен окопался в министерстве, ведавшем пенсиями, демобилизационными выплатами и пособиями участникам войны. Его переводили из отдела в отдел, потом поступили неприятные сведения относительно военных кладбищ. Что-то там пошло не так. Один из префектов заметил какие-то нарушения в Дампьере. Хотя на следующий день он отозвал свой рапорт, все же это привлекло внимание администрации. Министерство должно быть уверено, что средства налогоплательщиков, отпущенные для достойного захоронения сынов отечества, расходуются как подобает, в соответствии с предписаниями и тому подобным.

– А, черт! – сказал Мерлен, глядя на мрачную картину.

Это поручение повесили именно на него. Сочли, что он прекрасно подходит для миссии, которую не захотел на себя взять никто другой. Надзор за некрополями.

Адъютант Турнье услышал его.

– Что вы сказали?

Мерлен повернулся, посмотрел на него. Ццит, ццит. С тех пор как Франсина отчалила со своим капитаном, он возненавидел военных. Он посмотрел на кладбище, казалось, что до него вдруг наконец дошло, где он и что ему предстоит. Чиновники стояли в замешательстве. Наконец Дюпре осмелился:

– Предлагаю начать с…

Но Мерлен стоял неподвижно, будто врос в землю, как дерево, рассматривая этот скорбный пейзаж, который был странно созвучен его мании преследования.

Он решил ускорить дело и отделаться от неприятной миссии.

– Решили пудрить мозги!..

На этот раз все отчетливо услышали, но никто не знал, что из этого следует.

Реестры гражданского состояния в соответствии с законом от 29 декабря 1915 года, составление карточек, требуемых согласно циркуляру от 16 февраля 1916 года, почтение по отношению к наследникам в соответствии со статьей 106 финансового закона, м-да, говорил Мерлен, ставя галочки и подписи то там, то сям. Атмосфера была несколько напряженной, но все проходило нормально. Кроме того, что этот субъект вонял, как скунс; находиться рядом с ним в домике, где располагалась контора, было невыносимо. Несмотря на то что в комнату периодически врывался ледяной ветер, решили оставить окно открытым.

Мерлен начал осмотр с обхода могил. Поль Шабор поторопился открыть над его головой зонт, держа его на вытянутой руке, но посланец министерства с его непредсказуемыми передвижениями обессмыслил сие благое намерение, и тот оказался под зонтом один. Мерлен ничего не заметил; по его лицу текли капли, а он все смотрел на могилы, будто не понимая, что там можно проверять. Ццит, ццит.

Затем перешли туда, где хранились гробы, ему в подробностях доложили о процедуре, он водрузил на нос очки со стеклами серого цвета в разводах, ну прямо колбасные шкурки; стал сравнивать карточки, записи, таблички на гробах, затем – ну хорошо, нормально, проворчал он, не торчать же тут весь же день. Он вынул из кармашка огромные часы и, не сказав никому ни слова, широкими шагами направился к домику, где находилась администрация.

В полдень он уже заканчивал заполнять акт проверки. Глядя, как он работает, нетрудно было догадаться, почему его жилет весь в чернильных пятнах.

А теперь всем предстояло подписать акт.

– Каждый здесь выполняет свой долг! – заявил с воинственным и довольным видом адъютант Турнье.

– Вот именно, – ответил Мерлен.

Просто формальность. Все выстроились в домике, передавая друг другу ручку с пером, как кропило в день похорон. Мерлен ткнул толстым указательным пальцем в реестр:

– А здесь – представитель родственников…

Национальный союз ветеранов оказал достаточно услуг правительству, чтобы фигурировать везде. Мерлен мрачно смотрел, как Шнайдер ставит свою подпись.

– Шнайдер… – вымолвил он наконец (Мерлен произнес Шнаи-да, чтобы подчеркнуть, что имеется в виду), – звучит несколько по-немецки, не так ли?

Тот тотчас полез в бутылку.

– Не важно, – оборвал его Мерлен и опять ткнул в реестр. – Здесь – служащий по учету актов гражданского состояния…

Повисло холодное молчание. Подписание документа завершилось в полной тишине.

– Господин Мерлен, – завелся было Шнайдер, – ваше суждение относительно…

Но Мерлен уже встал, возвысившись над Шнайдером на две головы и буравя его своими огромными серыми глазами.

– В ресторане можно будет заказать курицу? – спросил он.