Дай мне второй шанс - Тата Сибирская

ему прощальное смс и наглоталась таблеток. Дозу рассчитала правильно — несколько таблеток снотворного, чтобы отключиться, но не умереть, не рассчитала одного, она была беременна и пока была в отключке у нее открылось кровотечение. Врачи ничего не успели сделать — ребенка она потеряла.

В этот раз обвинила Антона, меня, отца. Мы, эгоисты, которые думают только о себе.

Больница и психологи-психиатры для нее — это были условия отца.

Он лично отвез ее в реабилитационный центр за городом, сдавая на руки первоклассным врачам, а вечером, когда вернулся домой, его разбил инсульт. Вся правая сторона тела, рука, нога, правая часть лица перестали нормально функционировать. Но самое главное — выжил.

Через пару недель, после всего случившегося, поехал к сестре. Я собирался забрать отца из больницы домой, врачи давали добро, и нанять ему специалистов для ухода и реабилитации дома — он устал лежать в больнице. Угасал на глазах — морально угасал. Надеясь его взбодрить, хотел поговорить с Ариной, о ее возвращении — полагал, что присутствие и забота дочери поможет ему, но не учел возросшей ненависти сестры.

— Вы спихнули меня в психушку. Да я вас ненавижу. — орала она, кидаясь и пытаясь впиться ногтями в лицо. — Из-за вас я потеряла ребенка. Убийцы.

И я уехал. Просто не мог больше на нее смотреть.

Мы все, я, Арина, отец — три человека, которые когда-то были одной семьей, самыми близкими друг-другу людьми, сейчас ненавидели. Я ненавидел Арину за ее эгоизм, она ненавидела меня и отца, не понимая почему мы не спускаем ей все по прежнему с рук, а отец за что-то определенно ненавидел меня или просто не хотел видеть — его голова, повернутая в сторону стены, во время моих посещений, говорила красноречивее любых слов.

“Все развалилось без тебя мам” — тогда я отчетливо понимал, что все пошло прахом именно когда не стало ее. Она была тем, кто делал из нас семью, а не просто набор людей, вынужденных жить вместе. Будь она жива и с Ариной все было бы по другому. Без нее мы все разрушили.

Создать денежную подушку, обеспечивая семью — ничто. Сделать так, чтобы те, кого ты обеспечиваешь, были семьей, вот, что главное.

До дома в тот день я так и не доехал — не справился с управлением. Авария. Переломы и сотрясения. Больница. Только теперь пациентом был я.

А утром одно смс, которое окончательно расставило все по местам:

"Моей дочери нужен мужчина, готовый решать проблемы, а не мальчишка, делающий глупости. Не зрелому пацану нечего делать рядом с ней. Я надеялся ты поумнел, но увы…" — это было последнее смс от Юлиного отца.

Он был прав.

Вот эта точка, здесь и сейчас, была результатом наших действий. Все, что произошло, результат наших поступков.

Чего мы с отцом ждали от Арины, которая не знала отказа ни в чем и никогда? Только в фантазиях, человек, который с детства купался в абсолютная любви окружающих, не знающий ни в чем отказа или даже простого "нет", проблемы которого решались по щелчку пальцев, может вырасти добрым, отзывчивым и сострадательным.

Чего мы ждали от организма отца, который и так истощенный каждодневными нагрузка, столкнулся с моральной подоплекой в виде потери дела всей жизни, убивающей саму себя дочерью и бухающим сыном? У отца же были признаки. Боли. Но он закопался в работу, отмахиваясь и вот результат.

Ну и я. Злой до чертиков, не внимательный. Сел за руль в состоянии, в котором нельзя было этого делать.

Можно, конечно, сказать, что так сложились обстоятельства, но это не так.

Последние недели я точно забыл об одной важной черте, о рассудительности. Рубил с плеча, не включая мозг, не сбавляя оборотов, не разбираясь в ситуации.

Был ли я кому-то опорой и поддержкой? Тоже нет. Не обдумал, не осмыслил, не разобрался.

Так что, да, Юлин отец оказался прав… я вел себя, как незрелый мальчишка.

После этого я больше ее не искал.

— Ты там уснул, что ли? — снова рявкает ее отец, вырывая меня из воспоминаний.

— Да нет, вот просто думаю, неужели считаете, что я стал достоин вашей дочери, что вы позволили нам встретиться? — усмехаюсь.

Уверен, что ни один мужчина, по мнению Андрея Юрьевича, не подходит Юли и Олеси. Хотя, наверное, для отца, это нормально.

На том конце воцаряется тишина, что я даже отодвигаю телефон от уха, проверяя не прервалась ли связь.

— Не уверен, что ты будешь когда-либо достоин моей дочери. — усмехаюсь, потому что такого ответа я и ждал. — Но моя жена сказала бы, что это судьба. Я не подстраивал эту встречу и узнал о ней только сейчас. И раз уж ты там, то не оплошай в этот раз.

— Даете свое отцовское одобрение? — подначиваю.

— Не оплошай с расследованием. Лезть под юбку моей дочери я никогда одобрения не дам! — рычит отец Юли.

— Да я собственно вас и спрашивать не собираюсь, — усмехаюсь и пока сбрасываю вызов, отчетливо слышу в динамике "Наглец".

Глава 40

Юля.

Трое мужчин — Саша, Давид и, как представил его Маркуша, Геннадий Юрьевич.

Последний, уже в возрасте, но не дряхлый старик, а такой высокий, довольно подтянутый мужчина. Только лучики морщин вокруг глаз и посеребренные сединой виски выдают его возраст, а вот взгляд внимательный, пытливый.

Именно этим пытливым взглядом он и смотрит на меня, как и Саша с Давидом. Хочется поежиться под перекрестным огнем трех пар глаз, но я держусь.

— Я, кажется, уже сказала, что разговаривать буду только в присутствии адвоката, — знаю, грубо, но по другому сейчас не могу. Нервозность, вызванная их появлением, дает о себе знать.

Вся эта ситуация с моими обвинениями, бьет по нервам почище отбойного молотка, а присутствие при этом всем Саши только усугубляет положение.

Почему-то, когда разговаривала с Леськой, все казалось простым, а сейчас нервы все таки сдают. И еще становится до ужаса обидно.

Почему я? Или точнее — почему снова я?

Сестра точно верит, еще Вася, папа и мама, если я позвоню и расскажу им… если подумать, много, кто поверит в мою невиновность, а мне почему-то очень хочется такого же безоговорочного доверия от одного единственного человека, который стоит сейчас напротив меня. Вот такая вот шутка моего мозга. Именно он уже второй раз и обвиняет, а мне приходится оправдываться.

Это обидно и унизительно.

— В адвокате есть необходимость? — удивленно вскидывает брови Геннадий Юрьевич.

— Вы обвинили меня в шпионаже. В адвокате