Диверсант из рода Нетшиных - Андрей Валерьевич Смирнов

самого низа свитка, архиепископ еще подержал его перед глазами, потом вернулся к некоторым местам в тексте и перечитал их вновь, одно, кажется, даже и не один раз. Наконец, затянувшее и начинавшее тяготить всех молчание было прервано банальным по сути вопросом, за которым, между тем, скрывалось много существенно важной дополнительной информации:— Как тебя зовут, гонец, и долог ли был твой путь?— Эдгард, ваше высокопреосвященство. Я доехал от Новогрудка до Риги за одни сутки и пять с половиной часов. Быстрее меня не добирался никто.Тут надо пояснить, отчего на подворье архиепископа Рижского возникла такая суматоха. Было доподлинно известно, что за последние восемь месяцев влиятельный Миндовг не вступал в переписку ни с кем. Да, письма в его доме принимались, и князь, наверное, дажеих прочитывал или, по карйней мере, знакомился с их содержанием. Но за все это время из Новогрудка не вышло ни одного послания за подписью владетеля Литовского края, которому, между прочим, вновь прочили в подарок от папы Римского королевскую корону.Впрочем, католическому первосвященнику гордый литвин, насколько было известно о том в Риге, также не написал пока ни строчки. Ждал ответа от Миндовга и этот непонятный русич, прозванный по примеру своего предка по названию водоема Чудским — по крайней мере, так рассказывали послухи. И вдруг — неожиданное письмо сюда, в Ригу. Что эе это значит, и к каким последствиям может привести? А послание было и впрямь, как минимум, примечательным. И наиболее важные части его следует пересказать особо.После традиционных долгих приветствий и уверений в преданности и вечных дружеских расположениях к архиепископу Риги адресат неожиданно резко менял тон письма с велеречиво-приторного на конкретный, сухой и действительно деловой. Если краткость — сестра таланта, то таковым Миндовг не блистал, потому что повествование его было тем не менее довольно длинным и путаным, но дочитав до конца и перечтя некоторые периоды, Альберт IIвполне понимал, с чем это связано.В первой части литвин напоминал о некоторых обстоятельствах состовшейся в конце первой трети прошлого лета пышной свадьбы между сыном князя Полоцкого Федором и дочкой жемайтского кривуле Вайвой. В те поры из Кенигсберга в Ригу — не по подчиненности, просто для вящей информированности — привозили копию исполненной неким братом Конрадом докладной записки, в которой описывалось, как утверждал автор, все происходившее.Уже тогда у Альберта IIвозникли некоторые вопросы — явные нестыковки в изложенном видны были слишком отчетливо: разгромить напрочькакую-то там свадьбу, перебить толпу ни в чем не повинных людей, еще одну толпу обратить по факту в рабство — и все это из-за какой-то грошовой обиды мелкого литовского князька на такого же оборванца? Вот и Миндовг в услышанном на людях сильно усомнился — не могло такого быть, существовала за всем произошедшим какая-то скрытая, тайная для окружающих подоплека!Только вот в отличие от свего теперешнего рижского абонента владетель Литовского края решил учинить собственное расследование. Его послухи буквально чуть ли не рыли землю в самых разных местах, и общая картина для сиятельного литвина, равно как и теперь для господина Зуэрбера, начала немного проясняться. То, что Конрад врал, можно было установить, даже не читая копии его доклада, недаром за этим действительным братом Ордена закрепилось довольно неожиданное для освященных именем Христовым рыцарей прозвище «Дьявол».Доподлинно Миндовгу удалось установить следующее:Княжич из Полоцка действительно погиб почти сразу по окончании свадебного пира при нападении немцев, причем, чтобы не быть захваченным в плен, сам бросился на мечи.Нареченная жена его, Вайва, была-таки пленена и отвезена силой в Кенигсбергский замок, где и содержалась продолжительное время под присмотром комтура Мейсенского.Спустя буквально три дня мертвый по всем свидетельствам — в том числе данным и под присягой — Федор Константинович объявился в Полоцке живым и здоровым.По неподтвержденным никем сведениям, так рассказывали, но никаких следов от орденских мечей на теле княжича не обнаружено, хотя пронзен насквозь он, минимум, дважды.Вслед за этим чудесным возвращением Федора в Полоцке начинается спешная и скрытая от посторонних глаз подготовка какой-то особенной воинской рати. Спустя менее, чем через полгода, княжич без каких-то видимых трудностей вдруг неожиданным броском берет на изгон, не садясь в обложение, крепость Дорпат.К этому месту в письме Альберт IIвернулся и перечел его дважды; слишком хорошо запомнил он свой страх тогда, что этот безумный русич может точно также внезапно объвиться и под стенами Риги, а защищена она куда слабее, нежели Дорпат, зато казна куда богаче, богаче, чем была у Дерптского епископа! Но далее, читаем Миндовга.Еще через три седьмицы Федор захватывает коротким штурмом, совершенным каким-то непостижимым образом Кенигсбергский замок и освобождает свою жену.Наконец, княжич Чудскойищет уже довольно долго союза с ним, Миндовгом,чтобы совместным походом разбить войско Тевтонского Ордена, что литвины, между прочим, как и русичи, делали и ранее, и освободить окрестные земли от католического угнетения.После изложения всего этого, как сказали бы в веке XXI-м, фактажа владетель Литовского края прямо предупреждал — исключительно из братских чувств любви и сострадания, не иначе! — уважаемого архиепископа Рижского, чтобы не поддавался тот на посулы и обманы тевтонцев (даже несмотря на какое-то в некоторой степени формальное им если не подчинение, то обязательство сотрудничать). И сулил — пусть даже и за простой нейтралитет — немалые выгоды. К тому прилагал Миндовг секретную записку на немецком языке, что отправляет особым обозом в распоряжение АльбертаII некоторое количество отборного янтаря, по весу для удобства счета дополненного серебряными монетами.Господин Зуэбер, архиепископ Рижский, крепко задумался. Нет, явно не так прост этот Федор Чудской — вон как печется о нем владетельный литвин! «Что-то и впрямь странное, как минимум, связано с этой историей про смерть и воскрешение, где-то совсем недавно я про это читал», — размышлял Альберт II.И тут взгляд его упал на лежащую на особом бюро у окошка Библию...

ГЛАВА 28,

в которой происходит новое великое сражение с привычным уже исходом, Андрей вспоминает фроновын стихи, а Вайва отдыхает от замковой «диеты»