Ковен тысячи костей - Анастасия Гор

Ферн громко закашляла, привлекая к себе наше внимание, и я неохотно повернулась.

– Я принесу тебе одежду, – сказала я, на что лицо Ферн, только-только вернувшее клубничный румянец, вновь побелело. – Поедешь с нами. Чей щенок сорвался с поводка, тому этот поводок и сшивать.

– Ни за что!

Я никогда не видела, чтобы Ферн боялась, но стоило догадаться: страхи есть у всех. Даже Аврора Эдлер, темная ведьма старше шестнадцати веков, заставшая самого короля франков Хлодвига I, была готова пасть на колени перед «маленькой Верховной», лишь бы не сгинуть от старости и подагры. Но Ферн боялась вовсе не смерти, нет… Она боялась того, что он успеет сделать с ней до этого.

– Я не пойду! – повторила Ферн, забившись в угол дивана так, будто я собиралась тащить ее за руки и выталкивать на улицу. – У меня нет магии! Он же убьет меня!

Мы с Коулом переглянулись. Все происходящее напоминало сон, не то приятный, не то кошмарный. Ферн, дрожащая под одеялом, прячущая мокрые глаза и растирающая медицинские повязки на бедрах. Казалось, от одного лишь упоминания Паука ее раны вновь заныли и начали сочиться.

– Так и быть, трусишка, – вздохнула я, но мое глумление ничуть не задело Ферн. Она была готова пережить еще тысячу насмешек, лишь бы не встречаться с Пауком лицом к лицу. – Сиди здесь. Из комнаты ты не выйдешь, но я попрошу Тюльпану принести тебе еду. Правда, не могу обещать, что она будет не с мышьяком.

Когда дверь за нами закрылась, дышать сделалось гораздо легче: Ферн осталась где-то там, позади, вместе со всем нашим… моим прошлым. Ах, если бы ее можно было запереть в той комнате навсегда!

«Помни, милая Одри: дьявол в деталях».

Я обернулась, но так и не поняла – это сказала Ведьмина башня или Ферн? На кухне по-прежнему царил беспорядок – следы драки, которую Коулу и Джефферсону удалось пресечь лишь спустя четверть часа после того, как Тюльпана увела дрожащую Морган наверх и смогла объяснить ей, что она ни в чем не виновата, а перевернутый шоколадный торт легко испечь заново. Пол до сих пор устилали осколки керамики, столовые приборы и растоптанный шифоновый бисквит. На углу столешницы запеклась кровь. Она же накапала целую дорожку от кухонного проема до лестницы, где Диего, зажимая рукавом разбитый нос, чуть не подрался еще и с Сэмом, волочащим его за ухо в ванну. Прошлой ночью весь дом наслушался испанский брани на годы вперед.

Заведённый, как электрическая катушка, Диего напоследок рыкнул мне прямо в лицо, что «все это из-за моего de puta madre гостеприимства, которое hacía vivir un infierno». Как бы ни переводилась эта фраза, на самом деле он так не считал, ведь кому, как не мафии, знать: чем ближе враг, тем лучше его видно. Однако горячий мексиканский нрав и выпитая кастрюля пряного вина требовали выхода. На всякий случай Джефферсону пришлось запереть Дария в фургоне, чтобы не допустить повторения, и заодно обработать его затылок, пробитый серебряным подносом. Снег во дворе точно останется алым до февраля, пока не растает.

Укрыв пледом Исаака, дремлющего под дверью Ферн в передвинутом кресле-бержер, я тихо прошла вместе с Коулом до холла. Особняк не спал, но играл в молчанку: всем нужно было остыть. Даже Зои, окаменевшей при виде Дария, когда тот, проходя через арку и прижимая к затылку полотенце, подмигнул ей. От этой маленькой издевки зрачки ее сузились, а звон браслетов на задрожавших руках напомнил музыку ловцов ветра. Все это время Зои твердила, что ничего не помнит о своем пребывании в темнице, как не помнит и того, кто именно чинил над ней пытки…

Но в тот момент я поняла, что Мари Лаво – превосходная лгунья.

– Куда-то собрались, детишки?

Джефферсон возник на пороге неожиданно, как дурное известие. Сквозняк трепал его волосы, короткие и вьющиеся от мокрого снега, как у барашка. Свитер крупной вязки с порванными краями и рукавами, подвернутыми до локтей, обнажал больше шрамов, чем было платьев в моем шкафу. Даже в такую погоду Джефферсон не надел ни пальто, ни шарфа – видимо, «крутые парни» не болеют воспалением легких. От этого я незаметно закатила глаза. Как они с Коулом могли быть такими похожими и разными одновременно?

– По делам, – отчеканил Коул, отодвигая Джефферсона с прохода.

– По тем самым, с которыми тебе звонил начальник? – догадался Джефф, и Коул гневно сощурился, видимо, даже не подозревая, что за ним следили. – Это правда? То, что ваш местный маньяк оказался диблом…

– Диббуком, – поправила я рефлекторно, закатив глаза еще раз.

– Да-да. – Джефферсон даже не посмотрел на меня. Казалось, в присутствии Коула он забывал моргать, без конца разглядывая его. Это было бы мило, не знай я, что Джефф тот еще болван. – Я никогда не встречал демонов, оборотней, призраков и всякое такое… Всегда занимался одними лишь ведьмами. Так что я очень заинтригован! И обязан посмотреть.

– Посмотреть? – переспросил Коул. – Что это значит?

– Хочу поехать с вами, – беззаботно пояснил Джефф, и, судя по тому, как он вышел следом за нами на крыльцо, разрешение ему не требовалось. – Проведу время с любимым племянничком! Это ведь лучше, чем оставлять меня наедине со всем твоим ковеном, правда, Одри? – Он наконец-то обратился ко мне, но лишь для того, чтобы надавить на болевые точки. – Дария я отвез в Берлингтон, он пробудет там до вечера. Малец слегка туговат на оба полушария мозга, как вы могли заметить… Так что моя сегодняшняя помощь – это извинения. Я не собирался портить малышке ее день рождения.

Коул сложил руки на груди, тем самым выражая весь свой скепсис. Йоль не прекращал подбрасывать нам сюрпризы, но в этот раз я не хотела ничего решать. Настал черед Коула делать сложный выбор, поэтому я молча капитулировала на улицу и, спустившись с крыльца, услышала, как за моей спиной кто-то резко вздохнул.

– Лучше он будет под нашим присмотром, чем под одной крышей с Морган и остальными, – оправдался Коул, запрыгнув за руль сразу после того, как Джефферсон, не снимая с лица свое любимое высокомерно-довольное выражение, прошел через весь холм к припаркованному у леса фургону.

Я взглянула на Коула и ободряюще погладила его пальцы, лежащие поверх руля. Мое новенькое колечко из розового золота, оказавшись зажатым между ними, будто накалилось и согрело нас обоих. Коул странно посмотрел на кольцо, но не произнес ни слова, заводя машину. Если бы я не знала, куда мы едем, и не видела мельтешащий зеленый фургон позади, то, возможно, смогла бы задремать от качки и тепла. Но в голове, как и всегда, роилось слишком много мыслей.

– Она не моя сестра.

Я знала, что Коул только и ждет, когда я же заговорю об этом. С самого Йоля в его карих глазах плескалась тревога: перед тем как Тюльпане удалось уложить меня спать после встречи с Рашель, я коротко пересказала им обоим наш разговор. Не знаю, как много они успели понять, пока Тюльпане не осточертело слушать мою истерику и она не развеяла надо мной сонные чары. После того как я проснулась, никто не заговаривал со мной об этом вновь. Даже Коул. И за то, что он не лез мне в душу, когда там было пусто, я была благодарна ему едва ли не сильнее, чем за то, что он вообще есть в моей жизни. Но кто, как не Коул, заслуживал знать правду?