Секретарь старшего принца 7 - Любовь Свадьбина

Слуги продолжают показывать билеты с именами и бросать их в барабан. Это простое, но удручающее своей мерностью действие не только должно показать одинаковость билетов, но и постепенно сосредоточить внимание и раздражение на нём самом: все же хотят узнать вердикт быстрее, но это невозможно, пока все бумажки не окажутся внутри барабана.

По моим расчётам, это ожидание и медлительность слуг должны переключить людей, ввести их в состояние полутранса.

И правда вскоре общее настроение меняется на нетерпеливое ожидание. Страх перед жизнью с драконами слегка притупляется потребностью узнать, кого постигнет эта участь, и гневом на нерасторопность слуг.

Будь со мной Многоликая, я могла бы усилить и воздействие речи Элора, и эмоции людей сейчас, но мне остаётся только наблюдать. И позволять наблюдать за собой. Удушающее, непривычное бездействие: прежде я стояла бы тихо в стороне, могла бы что-нибудь делать, влиять на ситуацию, а сейчас я просто торчу у всех на виду. Королева на троне. Поддержка супруга.

Проблема в том, что и Элору скучно наблюдать за слугами. По тому, как дёргаются мышцы его лица, по косым задумчивым взглядам, по тому, как Элор почти незаметно переступает с ноги на ногу я вижу, что ему хочется что-нибудь отколоть.

В такие моменты его кровное родство с Арендаром становится таким явным, что хочется выпороть Элора, чтобы не вздумал чудить.

Но вместо этого я лишь чуть крепче прижимаю пальцы к руке и вместе с магическим импульсом посылаю мысленный рык: «Даже не думай что-нибудь устроить! Просто стой! Ты теперь король!»

Пальцы Элора скользят по бедру, и до меня доносится ответ через метку: «Да стою я. И, кстати, как раз потому, что я король, мне следует что-нибудь делать».

«Просто стой!»

«Да стою я, милая моя, стою из последних сил, — мысленная речь прекрасно передаёт его ехидные интонации. — Знаешь, сколько мне всего сказать хочется?»

«Молчи!»

«Молчу… Ты только не прожигай меня так взглядом, а то мне уже страшно».

«Язык не распускай, когда не следует, и поводов для страха не будет».

«М-м… — уголок рта Элора подозрительно дёргается, — у меня большие планы на распускание языка. Но я сначала покажу, как я его распускаю, а потом ты уже решишь, запрещать или нет».

Брови у меня чуть сдвигаются к переносице, но почти сразу я возвращаю лицу безмятежное выражение. Элор мне улыбается. Обходит слуг с билетами стороной и, приблизившись к трону, берёт мою руку.

Отказать в прикосновении я не могу, с улыбкой позволяю ему поднести мою ладонь к губам и прижаться долгим горячим поцелуем. Элор с вызовом смотрит на меня поверх руки.

Такие (и даже более вольные) ухаживания для только обретённой пары норма в империи, но по меркам человеческих королевств мы нарушаем этикет.

Отстранившись от ладони, но не выпуская моих пальцев, Элор разворачивается к нашим подданным:

— Если бы вы захватили на встречу жён, вам тоже было бы не так скучно ждать, когда все бумажки отправят в барабан.

Ответные улыбки слегка кисловаты: нас ещё слишком опасаются. Да и у большинства подданных уже давно не период молодожёнства, чтобы близость супруги всерьёз отвлекала.

А тем временем последние билеты ложатся в барабан.

— Крутите! — отмахивается Элор, и слуги, опустив подносы, хватаются за ручку барабана.

Все взгляды устремляются на переворачивающиеся бумажки. Слуги крутят барабан не быстро и не медленно, чтобы было видно, как перемешиваются и переваливаются листы с именами.

— Чтобы жребий был честным, — объявляет Элор, — я завяжу глаза!

Он вновь целует мою руку, и золотые глаза вспыхивают как-то игриво, зрачки слишком расширены, выдавая возбуждение.

— Невозможно оторваться, — шепчет Элор в тыльную сторону моей ладони и со вздохом отпускает руку, после чего направляется к барабану, на ходу вытаскивая из кармана тонкий чёрный отрез.

Порыв ветра ударяет меня сладким запахом корицы.

Под взглядами людей Элор останавливается в шаге от барабана со стороны, противоположной ручке. Встряхивает отрез ткани:

— Смотрите, он сверхплотный и не пропускает света.

Полотно и впрямь выглядит как кусок овеществлённой тьмы и не пропускает солнечный свет.

Элор заматывает глаза ото лба до кончика носа, так что на виду остаются рыжая макушка, нос с губами и подбородок.

— Ничего не вижу! — сообщает он, нащупывая барабан. — Откройте его кто-нибудь…

Тот уже остановлен. Слуги бросаются на помощь, сталкиваются, затем один уступает путь другому. Ещё мгновение, и створка в барабане открыта. Элор ощупью находит её и засовывает руку внутрь, копается в бумажках.

Бумажки эти хоть и выглядят совершенно обыкновенными и одинаковыми, друг от друга отличаются. Элор лично вгонял в билеты с нужными фамилиями мелкие крупицы железа, чтобы отличить их среди остальных «лотерейных билетов».

Выдернув один из листов, он показывает его зрителям сначала одной стороной (пустой), потом с перевёрнутой вверх ногами фамилией и только после этого отдаёт прочитать слуге.

«Жертва» нашей помощи из нейтрально настроенных. Пожилой мужчина, увидев свою фамилию, почти зеленеет, хватается за плечо стоящего рядом дальнего родственника. Тот (настроенный отнюдь не благожелательно), стискивает зубы, но не смеет отступить от «жертвы», как поступают другие стоящие рядом.

— Семейство Вар-Данас, — объявляет слуга… сочувственно.

Глава рода Вар-Данас снова пошатывается.

— Поздравляю! — улыбается в толпу Элор. — Добро пожаловать под наши крылья! Тут уютно и кормят хорошо, в чём вы вскоре убедитесь…

Я только вздыхаю. Зачем он постоянно говорит о еде? Мы же позавтракали, можно людей не нервировать.

* * *

— Улыбнись хотя бы немного, — шепчет Элор мне на ухо. — У нас радостное событие. Вроде как.

Взяв его за руку, я изображаю нежную улыбку.

— Так лучше, — он наклоняется поцеловать меня в лоб, шепчет. — Не забывай, что за нами наблюдают.

О да, будущие переселенцы собрались по другую сторону газона, наблюдают за нами во все глаза.

Торжественная процедура жеребьёвки оставила после себя смутное предчувствие… беды. И причина не в том, что многие боялись и не обрадовались перспективе переезда во дворец. Подозрительно то, что некоторые испытали явное облегчение, увидев фамилию рода на вытянутой бумажке.

Это странно.

Одно дело смириться с завоеванием и согласиться продолжить службу на благо страны и её жителей. Это вовсе не значит воспылать к нам тёплыми чувствами или перестать считать довольно опасными существами. Так откуда радость?