Роли леди Рейвен. Книга вторая - Дарья Снежная

— Вы говорили про что-то покрепче.

— Да… — после короткой паузы отозвался мужчина, глянув на меня с недоверием.

— Где?

Граф дернул подбородком в угол, где на узком круглом столике стоял хрустальный графин и несколько бокалов. Я поднялась, подошла туда и щедро плеснула в два из них ароматного темно-янтарного напитка черт-те какой выдержки. Я бы и Стивенсону предложила, да он на службе.

С трудом сдержав истерический смешок, вызванный этой мыслью, я вернулась и непререкаемо сунула в ладони Грайнема коньяк.

— Значит, вы предпочли убивать?

— Я предпочел выжить. — Мой выпад не произвел на графа особенного впечатления. — Все это время я искал решение, проводил исследования. Я быстро понял, что приступы происходят вместе с сильными колебаниями фона, когда печать, и без того пропускающая магию, словно расшатывается, сила прибывает резкими всплесками и… наверное, последующее сумасшествие — очень своеобразная защитная реакция организма, попытка сбросить излишки, чтобы не допустить срыва и смерти. Какая-то очень извращенная техника стравливания, неподконтрольная разуму. Впрочем, я не ученый. Я пытался себя запирать, и мое счастье, что запер плохо и смог выбить дверь, потому что, если бы я остался в этой комнате, я бы окончательно сбрендил. Я пробовал накачивать себя снотворным, но, просыпаясь, испытывал еще более острую, уже практически неподконтрольную потребность. Я много чего пробовал, леди Эрилин. Все бесполезно. Но я честно старался выбирать тех, чья смерть не станет большой потерей для человечества. За исключением одного раза.

— Герцогский бал.

— Да. Всплеск был слишком внезапным и слишком сильным. Я едва не попался.

— Почему в тот раз вы сбросили труп в реку, а в остальное время оставляли их нетронутыми.

— Тогда я слишком торопился, слишком боялся быть замеченным, поэтому попытался избавиться от того мужчины, как в первый раз от бродяги. Жаль, не вышло. Я просто понял, что если я всякий раз буду еще и пытаться избавиться от трупа, то возрастают шансы быть обнаруженным, поэтому я делал то, что мне нужно было сделать, и исчезал.

То ли коньяк так на него подействовал (лично на меня — очень даже, привел в чувство!), то ли Грайнем выдохся, угасла первая яркая эмоциональная вспышка, но теперь он говорил спокойно и сухо, даже с некоторой неохотой.

— И зачем вам больные органы?

— Абсолютно незачем. Я заворачивал их в тряпицу и выкидывал на ближайшей помойке. Надеялся таким образом сбить с толку полицию и криминалистов.

Я немного помолчала, глядя себе под ноги. В голове была каша и — ни малейшего торжества. Вот он, этот Живодер, нашла, поймала. А на душе противно. Так противно, как, наверное, мне еще не было никогда.

— А… — Я подняла голову. Грайнем смотрел на меня слегка прищурившись, будто знал наперед, что я сейчас спрошу. — А как же Арчи?

Губы графа исказила кривая, очень недобрая ухмылка.

— Вот только не говорите мне, леди Эрилин, что вам его было до безумия жаль.

— Нет, но…

— Он не отстал бы. Он не заткнулся бы. И герцог, при всей своей власти, ничего не смог бы сделать, если, конечно, он не намеревался пойти моим путем. Не думайте, леди Эрилин, какие бы отношения нас ни связывали, я прекрасно понимал всю ничтожность этого человека. И мы были хорошей парочкой — два ничтожества, два потерянных для общества человека: наркоман и убийца. Но вы спасли мне жизнь. И мне не хотелось, чтобы он разрушил вашу.

Верно. Спасла. Тогда, в ночь крушения Лестренжского состава, я собственными руками спасла Живодера.

«Мы сочтемся, если вы пообещаете, что я больше о вас никогда не услышу».

«А вот это — вряд ли».

Что ж, он, по крайней мере, был предельно честен.

Я чувствовала себя плохо. Вернулась головная боль, дышалось с трудом. Мне отчаянно хотелось убежать, но я сидела, сложив ладони на коленях, и ждала в гнетущей тишине с мерным отсчетом утекающего времени.

И я испытала неимоверное облегчение, когда дверь распахнулась и в гостиную ворвались боевые маги, господин Трейт, Тарн Гейл, еще кто-то. Завертевшаяся протокольная кутерьма оттеснила меня в сторону, к окну, под прикрытие господина Стивенсона, в чьем присмотре Грайнем больше не нуждался. Я стояла там молча, прибито, все глубже погружаясь в ощущение абсолютной неправильности всего.

Грайнема увели.

А Трейт, выходивший последним, вдруг повернулся ко мне.

— Леди Рейвен…

Это был странный взгляд. Долгий, внимательный. Не брезгливый, не презрительный, не раздраженный. Но — непонятный.

— Да, господин Трейт? — отозвалась я, не дождавшись продолжения.

Первый криминалист помолчал еще несколько мгновений и отрывисто бросил:

— Не забудьте вернуть артефакт.

И вышел, оставив ощущение, что произнес он совсем не то, что хотел.

Артефакт я вернула, но с работы отпросилась, и начальство на удивление не сказало на это ни слова.

Как-то совсем иначе я представляла себе финал моего расследования.

Триумф. Ликование. Опаснейший злодей упечен за решетку!

Я не ощущала даже крохотного отголоска подобных чувств. И все последующие дни чувствовала себя какой-то эмоционально выгоревшей. Слишком потрясла меня эта история. Эта трагедия.

Родители, как и практически все родители, убежденные, что знают, что лучше для их ребенка. Артефактор, махнувший рукой на правила — да что может случиться, обыденная процедура! А в результате одна сломленная жизнь и бог знает сколько оборванных.

Я больше не лезла в дело Живодера, самоотстранилась. Занималась тем, что ездила по местам мелких облав и туда, где неосторожно применялась магия, выносила вердикты о степени нарушений, помогала правовому отделу устанавливать правых и виноватых в разборе жалоб на магические услуги. Краем уха я слышала, что был арестован артефактор, запечатавший Грайнема, взяты под стражу его родители.

Моей отдушиной стал Кьер. И главным образом тем, что он не тряс меня, не расспрашивал, не заставлял выворачивать душу наизнанку, а наоборот — с ним я отвлекалась. С ним отступала эта непроходящая тяжесть. И он даже ни разу не выговорил мне за безрассудное явление в дом убийцы с одним-единственным охранником.

И меня потихоньку начало отпускать.

А потом…

Это был праздник. День основания Карванона. Пышное торжество, парад, гуляния… все то, что я благополучно пересидела дома, рассудив, что из сахарных леденцов и орехов в карамели я уже выросла, а до наблюдения за марширующими полками со слезами на глазах еще не доросла. На Грея в парадной форме, вышагивающего, высоко поднимая ногу, я и дома насмотрелась, так что составлять компанию родителям, отправившимся гордиться единственным сыном и наследником титула, я тоже отказалась.