Последний оракул - Джеймс Роллинс

— А эти, неприкасаемые? — спросил Грей, не сводя глаз со столпившихся невдалеке мужчин и подростков.

— Они не относятся ни к одной из четырех варн, поэтому их не считали за людей, полагали «нечистыми», общение с неприкасаемыми считалось оскверняющим для лиц, принадлежащих к более высоким кастам. На долю этих бедняг доставались только самые презренные работы. Они обрабатывали кожи, убирали нечистоты, подбирали мертвых. Им возбранялось заходить в храмы и дома «чистых», есть из одной с ними посуды. Не допускалось даже, чтобы тень неприкасаемого упала на человека более высокой касты. Если мужчина или женщина из числа неприкасаемых нарушали хотя бы одно из этих правил, их могли побить, изнасиловать и даже лишить жизни.

Элизабет подалась вперед.

— И никто не пытается положить этому конец? Мастерсон фыркнул.

— Формально индийская конституция запрещает подобную дискриминацию, но она тем не менее существует, особенно в сельских районах. К категории неприкасаемых до сих пор относятся пятнадцать процентов населения, и вырваться из-под этого проклятия нельзя. Ребенок, рожденный от ачхута, навсегда останется ачхутом. Они жертвы религиозных законов тысячелетней давности, законов, которые априори занесли их в разряд недочеловеков. Кроме того, будем честны: как я уже сказал раньше, кто-то ведь должен обрабатывать поля.

Грей вспомнил бескрайние поля и рощи фруктовых деревьев. Мастерсон тем временем продолжал:

— Неприкасаемые представляют собой класс рабов, являющийся неотъемлемой частью этого общества. Если в городах их положение все же немного улучшилось, то в деревне все остается как раньше, поскольку там по-прежнему не хватает трудяг для тяжелой, грязной работы. Кастовая система помогает решить эту проблему. Поселки вроде этого нередко сжигали и разрушали только потому, что их жители осмеливались попросить более высокую оплату или улучшить условия труда. Отсюда их постоянная подозрительность.

Профессор кивнул на группу крестьян, встречавших их с сельскохозяйственными орудиями наперевес.

— Господи! — ахнула Элизабет.

— Господь не имеет к этому ни малейшего отношения,— с горечью отозвался Мастерсон.— В основе всего — экономика. Ваш отец,— обратился он к Элизабет,— был ярым защитником этих людей, вот почему в последнее время брахманы и мистики из числа йогов все более неохотно шли ему навстречу в плане предоставления информации.

— Из-за того, что он не брезговал общением с неприкасаемыми? — спросила женщина.

— Да, из-за этого... А еще потому, что он пытался найти среди них носителей генетических маркёров. Когда об этом стало известно, перед ним захлопнулись многие двери. Признаться, когда он исчез, я был уверен, что его убили по этой самой причине.

Грей махнул Розауро рукой, приказывая остановиться рядом с кругом света от мусорных костров.

— А что это за поселок? — осведомился он.— Это то самое место, где доктора Полка видели в последний раз?

Мастерсон кивнул.

— В последний раз Арчибальд звонил мне именно отсюда. Он пребывал в страшном возбуждении, поскольку сделал какое-то важное открытие и ему не терпелось поделиться им. Больше я не слышал его голоса. Но иногда с ним такое бывало: он мог пропасть на несколько месяцев, путешествуя из деревни в деревню. Поселки, подобные этому, даже не имеют названий, и представители высших каст не подходят к ним на пушечный выстрел. Но через некоторое время я начал опасаться худшего.

— Стоит ли нам бояться этих людей? — спросил Грей.

— Наоборот.

Мастерсон открыл дверь машины и, опираясь на трость, выбрался из нее. Грей последовал за ним, после чего из джипа вышли все остальные

— Оставайтесь возле машины,— предупредил их коммандер. Мастерсон заковылял к костру, Грей — за ним. Профессор прокричал что-то на хинди. Поскольку Грей изучал индуизм и индийскую философию, он знал несколько фраз на этом языке, но их было явно недостаточно, чтобы понять, о чем идет речь. Однако по тому, как профессор переводил взгляд с одного лица на другое, можно было заключить, что он пытался отыскать какого-то определенного человека.

Индусы продолжали стоять молчаливой стеной, ощетинившейся примитивным оружием.

Вол, запряженный в телегу, тоскливо замычал, словно давящая атмосфера подействовала и на него.

Наконец Мастерсон встал между двумя чадящими кострами. Воздух был наполнен смрадом жареной печенки и горящих автомобильных шин. Грею стоило больших усилий не закрыть ладонью нос и рот. Macтepcoн указал рукой на грузовик и продолжал говорить. Грей различил в его тираде имя Арчибальда Полка и знакомое слово «бети».

Дочь.

Все мужчины уставились на Элизабет. Вилы и косы опустились. Неприкасаемые стали шептаться, тыкая пальцами в сторону американки. Человеческая стена распалась. Два мальчика с радостными воплями бросились в глубь поселка по узкому проходу между двумя каменными домами.

Мастерсон повернулся к Грею и сообщил:

— Ачхуты здесь очень уважают Арчибальда. Я не сомневаюсь: присутствие дочери столь уважаемого человека сделает их гораздо более дружелюбными. Нам не стоит ожидать от этих людей ничего плохого.

— Кроме дизентерии,— пробурчал Ковальски, подходя к Мастерсону и Грею вместе с остальными членами их группы.

Элизабет заехала ему локтем в ребра.

Грей повел свою команду в поселок, чувствуя, что опасаться им все же есть чего, причем не только расстройства желудка.

20 часов 02 минуты

Элизабет прошла между двумя кострами. Поселок гудел, как растревоженный улей. Кто-то принялся громко колотить в самодельный барабан. Появилась женщина, лицо которой до половины было закрыто сари, и жестом пригласила их следовать за собой. Когда она повернулась, Элизабет заметила под вуалью искалеченную, покрытую рубцами кожу.

— Что случилось с этой женщиной? — спросила она, наклонившись к Мастерсону.

— Ваш отец упоминал о ней,— негромко ответил профессор, кивком указав на индианку.— Ее сына поймали, когда он удил рыбу в пруду, расположенном в поселении более высокой касты. Она отправилась туда, чтобы выручить мальчика, но тоже была схвачена. Жители поселка избили ее сына, а ей плеснули в лицо кислотой. В результате несчастная потеряла глаз и оказалась навсегда обезображена.

Элизабет похолодела.

— Какой кошмар!

Элизабет шла за женщиной, ужасаясь жестокости местных обычаев и одновременно восхищаясь волей к жизни и стойкостью этой индианки.

Женщина провела их через лабиринт узких кривых улочек, и они оказались в самом центре поселка. Здесь горел еще один костер. У деревянных столов, расставленных вокруг колодца, собрались люди, женщины сметали со столов опавшие листья и приносили блюда с едой. Повсюду бегали босоногие, полуодетые ребятишки.

Когда Элизабет проходила мимо жителей поселка, многие мужчины почтительно склоняли головы, а некоторые даже кланялись ей в пояс — по всей видимости, в знак уважения к ее отцу. А ведь она даже не знала, что он здесь был и тем более чем занимался.