Плач домбры - Ахияр Хасанович Хакимов

тебе здоровья, а твоим войскам победы. Страна башкир не встанет преградой на твоем державном пути.

Как только Хабрау перевел слова Юлыша, заколыхались тюрбаны приближенных, сдержанный шепот одобрения прошел по шатру.

Лицо эмира прояснилось.

— Расскажи, как живет твоя страна.

— От насилия Тохтамыша вконец обнищали, великий хазрет. Лучшие наши пастбища в руках у ногаев, от непосильного ясака и разных податей страна разогнуться не может. Иссякло наше терпение. Все надежды на тебя, великий эмир. Помоги нам скинуть ордынское ярмо.

— Знаю, — сказал Хромой Тимур, вдруг потемнев лицом. — В вере ищите опору, у аллаха! Государство без твердых законов и религии — то же, что дом без крыши, без запора. Каждый вор может вломиться в него. Тохтамыш — один из них, вор, изживший веру, разбойник… Я освобожу вас от этого нечестивца. Впредь будете жить как вольные птицы, по своему усмотрению и ясак будете платить меньше. Есть еще какие просьбы?

— Мы, башкиры, хотим поднять ханом Богару-бея и зажить своим собственным государством, Пусть же твои войска обойдут нас, пусть не принесут новых тягот и без того разоренной земле.

Спокойно, приветливо беседовавший Тимур хмыкнул, взгляд его метнулся от Юлыша к Хабрау и обратно. Брови взлетели на лоб, лицо потемнело еще больше. Вельможи его, что сидели рядом, то ли в испуге, то ли, как и эмир, разгневавшись, уткнулись взглядом в ковер. Звенящая тишина тетивой натянулась в шатре. Глаза эмира, блестя в свете свечи, уставились в какую-то только ему самому видимую точку над головами двух послов. Кулаки сжались так, что суставы пальцев побелели, словно он сгреб и стиснул свой гнев, не дал ему воли. Юлыш и Хабрау невольно втянули головы в плечи. Однако, кажется, пронесло. Тимур, словно бы в улыбке, сморщил нос:

— Чтобы пройти с одного конца Мавераннахра до другого, — тусклым голосом заговорил он, — нужно целый месяц скакать. Войско мое видели. По воле аллаха половина мира в моих руках, и все же я не хан, а всего лишь эмир… Так насколько же у Богары богатства и войска больше моего? И что, дед, отец его, тоже были ханами?..

— Великий царь! Хоть и получит ханство, все равно он останется твоим сурой, у твоего стремени будет шагать, — вставил слово Юлыш.

— Нет! — отрезал Тимур. — Бейства в самый раз. А защитить — я сам защищу вас, надейтесь. Войско же, какой путь ему определен, тем и пойдет… — Давая понять, что беседа закончилась, устало закрыл глаза. — Богаре-бею, всем турэ башкирским передайте мой привет. Об остальном договоритесь с эмиром ставки.

Встреча, занявшая всего четверть часа, на этом закончилась… Послы, пятясь и кланяясь, как их учил провожатый, отступили к дверям. Оба хмуры, во взглядах удивление и разочарование. Но даже словом перекинуться не успели, появился сардар охранного тумена и вывел их за пределы ставки.

Шатер, к которому они вышли, был намного меньше эмирского. Сардар раскинул руки и широким жестом пригласил послов войти. Пока рассаживались, вошли еще четыре человека. Два охранника расстелили скатерть, выставили сушеные фрукты и чай. И беседа возобновилась.

Хотя официальность беседы сохранялась, той скованности в жестах, сдержанности в речах, что в шатре у Тимура, уже не было. Сардар, источая гостеприимную ласку из маслено поблескивающих глаз, то и дело прикасаясь рукой к груди, словно встретил самых близких родственников, радушно угощал гостей, рассказывал смешные истории и сам же вперед всех заливисто смеялся. Трое из пришедших следом кивали каждому слову хозяина, хихикали вслед за его смехом — вот и весь их разговор. Четвертый сидел поодаль и молчал. Но странное это веселье протянулось недолго. Сардар вдруг посерьезнел и стал подробно расспрашивать о житье-бытье башкир, об их истории. Ко всему проявил трезвый интерес: чем богата их земля, какими заняты промыслами, как народ относится к Орде. Юлыш, скрыв разочарование, на все вопросы отвечал не спеша, с видом степенным. Он, хоть и на самую малость, но еще верил, что посольство кончится благополучно.

Хабрау же, переводя ответы Юлыша, дополнял их подробностями, расцвечивал. И незаметно поглядывал на сидящего в темном углу молодого чиновника с усами подковкой и маленькой бородкой. Лицо его было таким белым, что и в глубокой тени светлело молочным пятном. Среди собравшихся в шатре вельмож он был самый молодой — в разговор не вступил ни разу, только, войдя, сказал несколько слов приветствия, и голос его показался Хабрау знакомым. Ни подумать, ни вспомнить у Хабрау не было времени.

— Велик ли ясак? — спросил сардар.

Теперь разговор шел на фарси. Хабрау перевел слова сардара и, не дожидаясь ответа Юлыша, начал перечислять:

— По закону, а лучше сказать — беззаконию Орды из десяти голов скота мы должны отдать одну, но на деле забирают две и даже три. Еще с каждого очага по семь-восемь шкур, два батмана меда, одного сокола. Еще сверх того и подводы им дай, и на постой прими. Да только ли это!.. Эх, мужи почтенные, башкир даже вздохнуть не может! Случись война, от каждых десяти очагов четырех мужчин забирают в войско, табунами угоняют коней, стадами коров и овец… Никакого уважения к нашим аксакалам нет, самых красивых девушек забирают на позор и глумление!’..

— Участь вашей страны нам известна. Но волею аллаха самозваный хан Тохтамыш будет разбит, и великий наш повелитель, эмир Тимур-Гураган, возьмет своих башкирских братьев под свое крыло, уважаемый Юлыш-бай, уважаемый Хабрау-сэсэн. И ясак будете платить только вполовину того, что перечислили сейчас.

— Аминь, пусть будет так! — сказали остальные вельможи.

— Нет, уважаемый сардар, не поднять башкирской земле такого ясака! Дотла, до нитки обнищали мы. На первых порах будем давать четверть того, что перечислил сэсэн. У царя Тимура и так богатства выше головы, — возразил Юлыш.

Хозяин его слова пропустил мимо ушей. Улыбаясь еще шире, еще приветливей, он продолжил:

— Войско наше бессчетно, Юлыш-бай, сам видел, и его кормить надо… — Сардар каждый раз к имени Юлыша прибавлял «бай». Хабрау не понял, хотел ли он этим выказать особое к послу уважение или же намекал на его молодость, но в душе с этим не согласился и, когда переводил, эту «добавку» пропускал. А сладкие слова сардара текли, что вода: — Мы, Юлыш-бай, с самой весны уже в пути. Сам знаешь, уменьши прокорм — и у войска убавится мощи, силы не останется саблей махать. Враг у нас общий… На этот год повелитель от ясака вас освобождает. Но в счет будущего года сейчас же поставите пятнадцать тысяч овец на убой и тысячу лошадей. От прочей же подати свободны.