Крутой мэн и железная леди - Елена Арсеньева

Боже ты мой, любимая музыка… сколько же времени Алёна ее неслышала? У нее когда-то была пластинка – да, не диск, не магнитофонная запись,а именно черная граммофонная пластинка со всеми этими потрясающими танго:«Cumparsita», «Jalousie», «Santa Monica», «Chitarra Romana», «Adios pampa mio»– эту мелодию Алёна практически не могла слушать, потому что сразу начиналаплакать от ее невероятной красоты, – но самым любимым все же оставались«Champagne splаsh». Пластинка разбилась… разбилась при переезде с дачи. Точно:на даче Алёна ее часто слушала. Танцевала под нее и…

Она замерла, неловко придерживая полурасстегнутые брюки иглядя на стоящего перед ней парня. У него было размалеванное лицо, да, но кожана груди – гладкая, чуть загорелая без единого волоска. Мрамор. Даже не касаясьего, чувствуешь, что этот мрамор теплый. Алёна хрипло вздохнула, ощутив, чтострах отпустил ее.

Ничто вроде бы не изменилось: Юрий неподвижно лежал на полу,и Инна жалась в углу, прижимая к животу окровавленную руку, а где-то на кухнеумирал Ваня, а между тем Алёной вдруг овладело удивительное спокойствие. Этотпарень со страшным, черно-лиловым лицом не причинит ей зла. Потому что… потомучто когда-то, много лет назад, она тоже не причинила зла ему.

Было такое чувство, что кто-то нашептал ей в ухо этооткрытие. Закружилась голова от ощущения власти над ним!

Но он не должен догадаться, что она узнала его.

«Champagne splаsh»… Олег! Нарцисс!

Алёна медленно спустила на пол брюки и переступила черезних. Она знала, как выглядит сейчас: серый короткий свитерок, отливающийсеребром, черные стринги и черные гольфы до колен. Медленно потянула свитероквверх.

И тут он бросился к ней.

Бедный мальчишка… Да, все-таки она испортила ему жизнь, нокакое счастье, что он этого не понимает!

Он вообще сейчас ничего не понимал. Он прижимал ее к себетак, что она не могла дышать. Он был чуть выше ростом, и голову Алёны до болиприжал к своему загорелому плечу. Она чувствовала слабый горьковатый запах еготела, видела россыпь меленьких родинок под ключицей.

Эти родинки она тогда целовала – каждую по отдельности. А онпотом целовал все ее родинки.

Господи, что это с ними произошло? Зачем?!

– Прости меня, – бормотал он, – прости меня!

– Это ты меня прости, Олег, – выдохнула Алёна. – Я понимаю,я все понимаю…

Его руки скользнули по спине вниз, к бедрам. «Champagnesplаsh»! Наверное, это останется с ними навсегда. Может быть, музыка ихоколдовывает? Может быть, если бы он не поставил эту мелодию, между ними стоялабы его злость? А сейчас между ними не было ничего, кроме какой-то ненужнойодежды…

Не было ничего и никого. Правда, в комнате Юрий, но он безсознания, а Инка не в себе. Да, телефон включен, но это чепуха, даже есликто-то что-то слушает, он вряд ли что-нибудь слышит и уж точно – ничего невидит! Поэтому можно… можно всё… Его пальцы все сильнее впивались в ее тело, иона тоже обнимала его все крепче, ощущая его окаменевшие от напряжения мышцы,его запаленное дыхание… И вдруг он дернулся, охнул и поник в ее руках.

Поник – и медленно выскользнул из ее объятий на пол.

Алёна смотрела помутившимися глазами и не понимала, кто этостоит над Олегом… какой-то маленький, широкоплечий, бледный… на нем смятыйбелый халат, а на запястьях и щиколотках обрывки скотча… на щеке налиппластырь… Руки стиснуты в замок. Да, таким «замком» и голову человеку проломитьможно, не то что с ног сбить.

– Ваня?! – прошептала Алёна, не веря глазам.

Ну да, это был он.

Схватившись за голову, он покачнулся, наклонился над Олегоми вдруг что было силы пнул его в бок раз и другой.

– Не надо! – хрипло выкрикнула Алёна, хватая его за руку, иахнула, подняла эту руку, разглядывая запястье, потом другое. Там, под полосамискотча, – никаких ран.

Что говорил Олег? У «санитара» взрезаны вены. Ну и где онивзрезаны?

Он врал? Зачем?!

– Что с тобой было? – пробормотала Алёна.

– Сам не знаю! – Ваня ощупал голову. – Кто-то ударил поголове. Очнулся на полу, связанный. Сбросил со стола нож, кое-как пристроилего, смог перерезать… – Он тяжело выругался и снова пнул неподвижного Олега.

– Не надо, погоди, – слабыми руками оттолкнула его Алёна. –Не надо. Посмотри лучше, что с Юрием.

– Нормально, – прозвучало чуть слышно. – Я в порядке… Ох,Ванька, помоги встать…

Ваня, заплетая ногу за ногу, поплелся к нему, помогподняться на колени, потом выпрямиться. Теперь они стояли, цепляясь друг задруга, чуть покачиваясь.

– Пара хромых, запряженных с зарею, – процедил Юрий сквозьзубы. – Ничего, сейчас оклемаемся. А с этим что? Ну ты и приложил его, Ванька!

– Мне до лампочки, что с ним, – буркнул фельдшер.

– Он без сознания! – выдохнула Алёна, неловко натягиваябрюки, как вдруг в дверях показался Пак.

Алёна замерла, полуодетая, глядя на него недоверчиво: раньшеглаза у него были узкими, а теперь стали круглыми.

– Что тут? Что?.. – причитал он своим тонким голосом,который звучал еще пронзительней, чем прежде.

– Пошли вон! – раздался пронзительный крик, и Инна, с этимремнем на шее, в боевой раскраске похожая не на человека, а на какое-тодиковинное существо, сбежавшее из зоопарка, выскочила из своего угла. Все этовремя она стояла неподвижно, так что Алёна даже забыла о ее присутствии. Ну,теперь пришлось вспомнить! – Пошли вон!

– Да ты что? – возмущенно сказал Юрий. – Мы ж приехали тебяспасать!

– Это от нее спасаться нужно, да поскорей! – пробормоталВаня.

Да уж! Инна размахивала кулаками, визжала, и было видно, чтоникакого ранения – ни колющего, ни режущего, ни проникающего – у нее на бокунет, только жирные мазки краски.

– Психдом! – пробормотал Юрий. – Натуральный психдом! Такоеощущение, что здесь мы и не нужны никому. Нет, хватит с нас этих разборок.Ребята, уходим!

– Погодите! – Алёна, наконец-то одевшись, обувшись и поднявкуртку с сумкой, наклонилась над лежащим Олегом. – Ему надо помочь!

Юрий ловким движением прижал пальцы к шее парня, напряженносвел брови, потом усмехнулся:

– Жив, ничего, очухается. Сумасшедший, идиот! Крепко ты его,Ванька!