Россия — всадник без головы - Юрий Мухин

В архиве расстрелянного в 1938 г. «любимца партии» Н. И. Бухарина, который после революции был главным редактором главной газеты большевиков «Правды», было найдено такое вот неопубликованное письмо в газету, которое я дам с некоторым сокращением для иллюстрации нравов окружения Троцкого, поскольку все упомянутые в письме деятели именно оттуда.

«Центральному Комитету Р.К.П.

Копия: т. Ленину, Московскому Комитету, Редакции «Правда», всем Райкомам, Петроградскому Губкому.

Уважаемые товарищи! Я, раненый красный командир, немного подлечился и на днях снова уезжаю на Южный фронт. Прожив в Москве 3 месяца, я видел то, о чем никогда и не догадывался.

Видел разврат среди наших ответственных работников-коммунистов и видел поощрения творимого ими произвола со стороны ЦЕКА. Видел, как мещанство делается преобладающим элементом в жизни семейных коммунистов.

Вот характерный пример бессилия ЦЕКА против разыгравшихся аппетитов отдельных своих членов.

Находясь в Москве, я состоял в резерве Московского Окружного Штаба и жил на квартире у рабочего завода «Мотор», своего старого товарища. Там же жил сотрудник, один из близко стоящих к Окрвоенкому Бурдукову. И вот из разговоров с ним и после проверки у ответственного товарища я выяснил следующее.

Рабочие завода «Мотор» взяли себе для коллективной обработки одно имение с хорошим дворцом, в котором они думали устроить колонию для своих детей. Но на их беду, это же имение понравилось Коменданту гор. Москвы «коммунисту» Ганшину, «коммунисту» Бурдукову и «коммунисту» Аюблину, и они стали отнимать у рабочих имение, которое те не отдавали — дело перешло в Совнарком и… Рабоче-крестьянская власть, отняв имение у рабочих (которые по своей сознательности не протестовали с оружием в руках, что, по моему мнению, они должны были бы сделать), передала его нескольким «зубрам от революции», которые, как, например, Бурдуков, и в Москве занимают особняки.

…Мне сказали, что Ильич ответил одному товарищу, рассказывавшему о положении, что «еще не слышно голоса организованного пролетариата».

Дорогой Владимир Ильич, хоть ты и очень чуток, но, смотри, не ошибись. Не будет ли слишком поздно, когда услышим голос организованного пролетариата? Ведь если раздастся этот голос, то это будет голос свинца и железа. Я всю старую войну и всю гражданскую был на фронте, командовал батальоном и полком, имею очень много товарищей, как на фронте, так и в Москве. Мне, как Антону Власову — рабочему, масса верит, и я, как кровно заинтересованный (а не как интеллигент) в сохранении завоеваний Революции, говорю: да, будет поздно, ибо в сердце у каждого сознательного товарища-фронтовика, привыкшего на фронте к почти полному равенству, отвыкшего от холопства, разврата и роскоши, чем окружают себя наши самые лучшие партийные товарищи, кипит ненависть и негодование, когда он, раненый, бредет с одного конца города в другой, в то время как жены склянских, бурдуковых, каменевых, стекловых, аванесовых, таратути и прочей ниже и вышестоящей «коммунистической» публики едут на дачи в трехаршинных, с перьями райских птиц шляпах, едут в разные «Архангельские», «Тарасовки» и прочие, отнятые рабочим классом у буржуазии особняки и дворцы, и мимо которых этим же рабочим не дают пройти, уж не говоря о пользовании, как хотели сделать товарищи с завода «Мотор». Рабочие запачкают дворец — лучше отдать его Ганшину, Бурдукову или наркомам, как «Тарасовку» которую зовут теперь «Царским Селом», и правильно — смотрите, как живут там наркомы. Один Таратути занимает 12 комнат и его охраняют 4 милиционера. Чем хуже министра старых времен! И это представители Коммунистической партии, представители Интернационала — позор! И что всего позорней — Комитеты Партии Цека и Московский знают это и бессильны что-либо сделать.

А вы, сидящие в Кремле! Думаете, масса не знает ваших дел — все знает. Каждый день тысячами уст разносится, как ведут себя стекловы, крыленки, ездящие в автомобилях на охоту, и жены склянских и троцких, рядящиеся в шелка и бриллианты.

Вы думаете, масса этим не возмущается, разве нам не все равно, кто занимается бонапартизмом — Керенский или Рыков с Троцким. Вы думаете, что мы не знаем, что как какой-нибудь товарищ поднял голос, так его ссылают на окраину. Вы думаете, мы не знаем, что большинство ответственных должностей занимаются бездарностями, по знакомству. Смотрите в Главполитпуть — ведь там Розенгольц, этот научившийся кричать и командовать торговец, разогнал всех лучших товарищей. А Склянский — ведь это ничтожество в квадрате! А жены Каменева, Троцкого, Луначарского — ведь это карикатуры на общественных работниц; они только мешают работе, а их держат, потому что их мужья имеют силу и власть.

…Я от имени всех фронтовиков, куда я сейчас еду и которым откровенно расскажу о вашей работе, обращаюсь в Центральный Комитет Р. К. П. как к руководящему органу, к тебе, дорогой товарищ Ленин, к тебе, единственно настоящему революционеру — спартанцу по жизни — подумай, помоги, одерни, кого следует, не справишься сам — нам скажи — поможем. Скорей, пока не поздно, скоро зима, армия разута, раздета, побежит — восставать будет. Спеши, Ильич!

… С коммунистическим приветом.

Красный Командир, рабочий-металлист Антон ВЛАСОВ,

сентябрь 1920 г.».

Кстати, письмо это не было опубликовано — уже тогда ушлые «партийцы» знали, что публиковать, а что»— нет.

Надо сказать, что Сталин, один из старейших членов Политбюро ВКП(б) — высшего органа партии, состоявшего из пяти-шести человек, — до середины Гражданской войны вообще не имел в Москве даже комнаты; в свои возвращения в Москву с фронта он жил у знакомых или в гостинице. Никогда ни Сталин, ни его соратники не лечились и не отдыхали за границей. Но будущие «жертвы сталинизма» предпочитали лечиться только на заграничных курортах. К примеру, Н. Крестинский, выехав в 1922 г. за границу расширять воздушные проходы в носу, несколько месяцев провел на немецких курортах и Рижском взморье, привезя чемоданы барахла и разом израсходовав всю сумму, предназначавшуюся десяткам действительно больных революционеров. В том же году за границу ездил и И. Смилга, тоже в будущем «Жертва сталинизма».

Вернувшись, не смог отчитаться за 2 тыс. рублей золотом, поэтому написал просто: «Не экономил на еде».

В этом плане интересна стенограмма судебного заседания по делу так называемого «правотроцкистского блока», проходившего 2-12 марта 1938 г. Из допросов подсудимых (и на это не обращается никакого внимания) следует, что они, сторонники Троцкого, практически все, включая личных врачей, свои отпуска проводили за границей, естественно, за государственный счет. Это, кстати, интересный момент, который показывает, как и с помощью чего троцкисты вербовали себе сторонников.

Один из подсудимых, М. А. Чернов, работал в наркомате торговли Украины. Летом 1928 г. его по служебным делам вызывает находящийся на отдыхе в Крыму нарком внешней торговли СССР, в те годы соратник Сталина, А. И. Микоян. Заметьте: нарком СССР отдыхает всего лишь в Крыму. Здесь Чернову посчастливилось встретиться с тогдашним главой СССР — А. И. Рыковым. А. И. Рыков, который также был подсудимым на упомянутом процессе, в перекрестном допросе с Черновым по этой встрече показывал: «Я с Черновым виделся и старался убедить его в правильности моей тогдашней контрреволюционной деятельности, собирался сделать его своим сторонником, но нашел готового сторонника в лице Чернова». Материальный результат вербовки лично для Чернова был практически немедленным: его тут же переводят на работу в Москву и почти сразу направляют «на лечение» в Германию за государственный счет и валюту. Заметьте, это сразу после 1927 г., когда в СССР был голод, а единственным источником валюты был экспорт зерна. И тем не менее валюта для Чернова немедленно нашлась. Но ему мало, и он сообщает: «Я позвонил секретарю Рыкова Нестерову о том, что я еду за границу и мне по валютным делам, по вопросу повышения валюты, нужно поговорить с Рыковым…» Глава СССР нахала, но уже своего сторонника-троцкиста, естественно, принимает, дает вадюту и задание антисталинского толка. То есть быть антисталинистом было материально очень выгодно даже тогда, когда Троцкий был выслан за границу.