Любовник ее высочества - Хейвуд Смит

Когда Анну-Марию удобно уложили в заботливые руки Сюзанны, Филипп оттолкнул лодку от берега и вскарабкался в нее сам. Сена текла медленно и лениво, почти не оказывая сопротивления, когда весла погружались в воду, поднимая лодку вверх по течению. Они плавно скользили по реке, знакомый смутный силуэт собора Парижской Богоматери становился все меньше и меньше. Может быть, он видел его в последний раз.

Он сильнее налег на весла, чтобы прогнать тоскливые мысли, и стал вспоминать, что же хорошего было сегодня.

Ему было за что благодарить судьбу. Стоило ему найти лодку, все остальное пошло как по маслу. Лодочник, не задав ни единого вопроса, положил в карман неожиданно свалившиеся деньги и передал Филиппу свой ялик. Удачно получилось и то, что никто не остановил Филиппа, никто его не окликнул, когда он возвращался, чтобы забрать женщин. И ни единой живой души не встретилось на темных улицах, когда они шли от дома к реке.

Река повернула, и исчезли последние огоньки столицы. Теперь на берегах Сены уже не горели костры военных лагерей. Не слышно было ни лошадиного топота, ни ржания, ни громыхания повозок. Лишь хор лягушек, звон комаров да ритмичный плеск весел по воде. Если руки не подведут, они доберутся к месту встречи с Жаком примерно через час.

К тому времени, когда Филипп пристал к берегу и днище лодки заскребло о речную траву, он от усталости уже не чувствовал ни ног, ни рук. Он выпрыгнул в прибрежное мелководье и, вытащив нос лодки на отмель, шепотом позвал:

– Жак? Ты здесь?

Из кустов ответил знакомый скрипучий голос:

– Да, ваша милость. Наверху.

Филипп попытался говорить и дальше так же тихо, но голос не слушался. Усталость заставила, забыв об осторожности, заговорить громко:

– Спустись и помоги. У меня нет сил, чтобы поднять герцогиню.

Из кустов поспешно появились две фигуры. Мари спустилась в воду, чтобы помочь Филиппу, и Жак вместе с Сюзанной вынесли на берег Анну-Марию.

Повозка и привязанный к ней Балтус были спрятаны неподалеку в молодом лесу. Как ни устал Филипп, он оценил старания Жака. Жак сделал на повозке деревянную крышу и загородил парусиновыми занавесями широкое ложе. Рядом были уложены сундуки с провиантом. Еще осталось место для толстой груды матрасов. Бочонки с вином и другие продукты были привязаны снаружи. Если бы не красавец-жеребец Филиппа, маленький караван напоминал бы возвращение крестьянина из поездки за покупками в столицу.

Промокшие сапоги тянули вниз, словно свинцовые. Филипп прислонился к повозке и как в оцепенении смотрел, не шелохнувшись, как слуги кладут Анну-Марию на матрас у ног ее горничной. Когда они окончательно устроили ее, он поманил Жака.

– Ты все сделал отлично. – Он перешел на прерывистый шепот: – Куда ты положил золото?

Жак прошептал в ответ:

– У бочонка с репой я сделал двойное дно. Большая часть золота там. – Даже в темноте Филиппу было видно, что Жак довольно улыбается. – Поверх хорошей репы я положил несколько штук гнилых, чтобы обмануть любого, кто проявит любопытство. Остальные деньги лежат под доской, которую я прибил к настилу на полу.

Филипп несколько успокоился.

– Вот и хорошо. Теперь осталось только вытолкнуть лодку на течение, и мы можем спокойно двигаться.

– Да, ваша милость. – Жак поспешил к реке и, вернувшись, уселся с Сюзанной на козлы.

Повозка покачнулась, и Мари, отведя взгляд от искалеченной руки своей госпожи, спросила:

– А вы, ваша милость, поскачете рядом?

Филипп внезапно ощутил в голове невероятную легкость и услышал, будто издалека, собственный горький смешок:

– Нет. У меня нет сил даже на то, чтобы вскарабкаться в повозку. – С этими словами он почувствовал, что куда-то проваливается.

Филиппа разбудили жажда и зверский голод. Он открыл глаза и в ярком свете дня увидел совсем рядом лицо спящей жены. Ее щеки слегка порозовели, значит, ей стало получше. В конце повозки сладко посапывала Мари, ее голова подпрыгивала в такт неровному движению.

Филипп не спеша, осторожно потянулся, чтобы не потревожить двух женщин, и приподнялся на локте. Согнув свободную руку, он почувствовал, что едва способен сжать ее в кулак. Это, должно быть, из-за гребли прошлой ночью. Он подался вперед и ткнул в одну из обширных задниц, свисающих со скамьи кучера.

Сюзанна, завизжав от неожиданности, круто обернулась.

– О господи, ваша милость! Вы меня до смерти напугали.

– Извини. Я просто хотел дать знать, что уже вполне оправился и готов управлять лошадьми.

Сюзанна погладила руку мужа.

– Тогда Жак мог бы хоть немного передохнуть. За эти два дня он лишь на пару часов передал вожжи мне.

– Два дня! – Филипп выпрямился в удивлении, но тут повозка подпрыгнула на ухабе, и он стукнулся головой о деревянную крышу. – Ох! Где мы находимся?

Осунувшееся лицо Жака показалось в проеме.

– Недалеко от Дижона, всего день езды, господин. Мы останавливались в случае крайней необходимости да изредка давали лошадям отдохнуть. – Он устало улыбнулся. – Рад видеть, что ваша милость пришли в себя. Я боялся, что вы, как хозяйка, впадете в беспамятство, но решил, что лучше всего дать вам выспаться.

Филипп потер онемевшие мышцы спины. Ничего удивительного, что он чувствует себя онемевшим. Два дня!

– Останови лошадей. Вам обоим нужно немного передохнуть, а мне – прогуляться в кустики. И немного поесть.

Жак направил упряжку в небольшой лесок и остановился возле чистого ручья с плавным течением. Филипп вылез из повозки и на негнущихся ногах направился в заросли.

Выбравшись обратно, он почувствовал себя намного лучше. Взяв два ведра, он спустился к ручью, наполнил их, напился чистой холодной воды и умылся.

Появилась Сюзанна, неся чистую одежду.

– Я подумала, ваша милость захочет переодеться. – Она передала ему вещи. – Жак уже спит. Я достану какую-нибудь еду.

Филипп шагнул за ближайшее дерево и переоделся. Несмотря на гнетущую жару, было очень приятно надеть свое. Когда он вернулся, Сюзанна уже поджидала его с деревянной миской, полной изюма, сыра и сушеного мяса. Поев, Филипп встал на обод колеса и, подняв занавеску, увидел, что в дальнем углу лежанки теперь спит Жак, а Мари из маленькой фляжки терпеливо вливает по капельке жидкость в уголок рта своей госпожи.

Горничная улыбнулась с надеждой:

– Я заставила ее проглотить совсем чуть-чуть. Думаю, это пошло ей на пользу.

Их прервал деловитый голос Сюзанны:

– Уберите с лица это печальное выражение. Ее милость не приходила в себя, потому что все ее силы идут на выздоровление, а на остальное их нет. Но с каждым днем цвет лица у нее улучшается. Нам нужно запастись терпением, вот и все. А теперь пропустите меня поближе к Жаку. Сейчас моя очередь немного вздремнуть.