Зарубежный детектив - 87 - Лайош Грандпьер

помощника министра, и даже тот обязан был посоветоваться с министром внутренних дел. Таковы правила, хотя и у них было достаточно исключений.

Поняв, что за ним следят, Стрейндж внезапно ощутил всю враждебность окружающей природы. Он никого не видит, а его, беспомощного, уязвимого, видят все. Невольно вспомнился слепой, заблудившийся в тумане неподалеку от станции метро «Вестминстер».

Он добрался до дома и, щелкнув замком, открыл ворота. Побывал ли кто-нибудь здесь, пока он делал покупки? Его собственность выглядела уже чужой. На сухом крыльце он вывалил бакалейные товары, обошел дом и заглянул в каждое окно. В гавани по-прежнему с криком носились чайки, а ветер раскачивал тамариск, но дом все равно напоминал проходной двор. Он прошел в сад, мимо лужайки с травой, огрубевшей от морской соли, и, стоя на краю утеса, устремил взгляд вдаль, заслонив глаза от солнца. Фургон по-прежнему находился на стоянке. Он вернулся на крыльцо, отомкнул дверь и вошел в дом.

Холодное молчание напомнило ему о дне смерти матери. Откуда-то донесся шум. Он резко повернулся. Когда прекратился бой дедовских часов в конце темного холла, он медленно направился в кухню, останавливаясь и осматривая все комнаты. Внизу — порядок. Но чем больше Стрейндж размышлял, тем больше опасений стала вызывать у него лестница, ведущая наверх. Ее сосновые ступеньки мать, сколько он себя помнил, полировала почти каждый день. В детстве Стрейндж боялся ходить мимо часов, но те времена давно миновали. Теперь же из-за слежки знакомые тени снова приобрели угрожающий характер. Он медленно поднимался наверх, ступеньки скрипели.

Ванная, спальня, холодная пустая комната… Стрейндж стучал и тыкал палкой в пол, выискивая признаки вторжения. Кабинет, где хранились бумаги, был последней комнатой в конце короткого коридора. Он распахнул дверь, сердце неестественно стучало. Конверт с пометкой «служебное» — доклад Квитмена по делу Листера, лежал нераспечатанным на столе. Вдруг краем глаза уловил чье-то движение: удар палкой и от зеркала на высоком комоде полетели куски. Дверь резко заскрипела на петлях, и Стрейндж застыл, уставившись на свое отражение в разбитом зеркале. «Боишься, — признался он себе, — они следят, а ты боишься». Что они могут знать, пронеслось в его голове, что могут подслушать, увидеть или прочитать? Затем понял, что не знает этого и не узнает никогда. «Попался!» — сказал он вслух.

Приготовив на кухне легкий завтрак, он включил радио, потом, ощутив беспокойство, выключил его. Затем схватил дрожащими пальцами отвертку и развинтил телефон. Разобрав аппарат, он тут же сообразил, что если его подслушивают, то ему все равно этого не узнать. Тогда он сердито и поспешно собрал телефон.

Стрейндж уселся в любимом кресле рядом с холодным камином и посмотрел в потолок. Пусть себе слушают, читают письма, шпионят, повторил он себе. Вне дома они могут только следить. Он собирался пожить тут, дома, две или три недели на отдыхе, а затем, когда шумиха уляжется, заняться делом Листера.

Перспектива вернуться к работе заставила его быстрей шевелить мозгами. Вскоре он сидел за письменным столом, выбирая существенные бумаги, в которых нуждался. Закончив разборку, он с трудом поднялся и проковылял к окну. Фургон по-прежнему стоял на том же месте, один из людей, бездельничая и греясь на солнце, смотрел, как высокие волны разбиваются о волнорез, второй следил в бинокль за птицами, стремительно взмывавшими и пырявшими у скал перед коттеджем Стрейнджа.

Квитмен трудился на видеодисплее, проверяя статистические данные для доктора Мейера, когда на столе зазвонил телефон.

— Джеймс, — вкрадчивое мурлыканье Приса нельзя было ни с чем спутать, — сделайте отчет для Хейтера к пятнадцати ноль-ноль.

Квитмен повторил указание и собрался было повесить трубку, но Прис добавил:

— Слышал, вы были нездоровы. Но теперь-то, надеюсь, поправились?

— Да, благодарю. Обычная осенняя простуда. — Ему было не по себе, скорей потому, что мысль о Стрейндже не давала покоя.

После неприятной встречи с Хейтером и Дженксом он прежде всего надрался, а потом занемог. Вернувшись с Севера, Лиз увидела, как его выворачивает в туалете. Сочувствие сменилось гневом, стоило ей понять причину его недуга. Его рабская приверженность к Стрейнджу и несостоявшееся повышение задели ее за живое. Сказалось, впрочем, ее самолюбие, а не разочарование. Вскоре выяснилось — не в первый раз за годы их знакомства, что она завела нового любовника, какого-то захудалого литератора. А посему Квитмена оставили в одиночестве в Бэроне Корт с высокой температурой и беспокойством за их отношения. В понедельник он сообщил на работу, что болен, и весь день провалялся в постели с зашторенными окнами, слушая радио. Ночь он спал плохо, во вторник лучше не стало. Поняв в среду утром, что ни дня больше не высидит наедине с обидой и программами Би-би-си, он влез в холодный рабочий костюм и отправился на службу.

Управление под руководством Приса стало другим: административному персоналу вручили новые пропуска, ввели другой порядок доступа в комнату проверки данных и новый способ обеспечения безопасности. Квитмен пропустил инструктаж сотрудников относительно новой системы, и Ниву с покровительственным видом пришлось объяснять ему новые правила. Квитмен чувствовал себя новичком, пропустившим по болезни первые две педели семестра. Он печально подумал, что из-за соперничества пришел конец его дружбе с Нивом, что Чарлз вызнал про нагоняй Приса. Злые языки утверждали, что Нив из кожи вон лезет, чтобы войти в доверие к новому боссу. Впрочем, сама обстановка подозрительности, установившаяся в управлении, провоцировала подобные толки. Заведенная при Стрейндже доверительность исчезла навсегда.

К ленчу Квитмен понял, что к чему. Новые помещения оказались натопленными сильнее обычного, и он в одиночку вышел проветриться на набережную Виктории. Тело ныло, есть не хотелось. Холодный пыльный ветер рябил воду в реке, мешая пешеходам, спешившим по Хангердфордскому мосту. Размахивая лозунгами, по дороге к Вестминстеру медленно шли демонстранты. «Отшагай так три сотни миль и сам полезешь на стену», — подумал он, впервые почувствовав, что ему близок гнев безработных. Вернувшись на работу после обеда, он убедился, что попусту теряет время, пытаясь отыскать информацию о деятельности Стрейнджа: Квитмен утратил автоматическое право доступа к этому разделу на диске данных. Поэтому, как ни претили ему голословные обвинения в адрес бывшего начальника, он ушел из управления рано, ссылаясь на недомогание. Каждый ему сочувствовал, но от этого легче не стало.

На следующий день, несмотря на итоговую сводку Мейера, сосредоточиться все еще не удавалось. Он сидел в одиночестве перед дисплеем, безучастно уставившись на экран. В портфеле у него лежала одна из скучных, по выражению Лиз, средневековых книжек, и время от времени он окунался в нее, чтобы обрести здравый смысл.