Терпение (сборник) - Юрий Маркович Нагибин

паспорт женщине с ребенком, спящим на ее плече. Но егошинский, вернее, булдаковский паспорт она развернула, забегала по нему глазами, не переставая при этом пикироваться с крутящимся поблизости лейтенантом милиции.

«Может, признаться во всем?» – подумал Егошин, и тут из-за его спины раздался железный голос Борского:

– Девушка, договоритесь с лейтенантом, когда мы пройдем!

«Он что – с ума сошел? Нарочно натравливает ее на меня?..» Лейтенант с покрасневшими ушами поспешно шагнул в сторону, контролерша, сделав вид, будто не расслышала дерзости, так и впилась глазами в просторное молодецкое лицо нечерноземного Булдакова, столь непохожее на узкое старое и несчастное лицо стоящего перед ней человека. Но то ли мысли ее витали далеко, то ли смущение и злость туманили взор, то ли прав Борский – не простое это дело: соотнести фотографию с живым образом, но она спокойно вернула паспорт Егошину, проштемпелевала билет, вручила посадочный талончик и с подчеркнутой деловитостью объявила:

– Следующий!..

Следующий был Борский, и тут у контролерши мелькнула возможность реванша.

– Почему не сдали в багаж? – кивнула она на громадный рюкзак.

– Потому что там взрывчатка, – последовал хладнокровный ответ. – И я не хочу, чтобы ее разворовали, – рюкзак, как известно, не запирается. – И, засовывая на ходу паспорт в карман кожаной куртки, Борский нагнал Егошина.

– Путевка – тоже на имя Булдакова? – спросил тот.

– Успокойтесь. Вы вновь на легальном положении. Верните мне Сашин паспорт.

– А как мы доберемся до Соловков, если опоздали на теплоход?

– Откуда мне знать? Самолетом.

– Я надеялся увидеть Белое море.

– Тогда катером.

– Каким катером?

– Милицейским. На котором ловят контрабандистов. «На правом борту, что над пропастью вырос, Янаки, Ставраки, Папа Сатырос».

– Багрицкий тут ни при чем. Сейчас не двадцатые годы.

– Ну так нам дадут лайнер, нефтевоз, китобойное судно, крейсер. Какая вам разница? Мы будем на Соловках, как Бог свят.

– Я не думал, что наше путешествие окажется таким сложным. Я все-таки – старый человек.

– Вы нудный человек. Я моложе вас всего на три или четыре года Вы же убедились, что мне можно верить. Я за вас отвечаю. Доверьтесь мне, и все будет как надо. Иначе мы сорвем друг другу нервы.

– Вы правы, – сказал Егошин. – Не сердитесь на меня. Просто я слишком засиделся, и мне все представляется неимоверно сложным, мучительным, непреодолимым. Это пройдет. Считайте, уже прошло.

– Я принимаю ваши слова к сведению, – сказал Борский как-то чересчур серьезно, и Егошин понял, что тот уже давно злится, но не показывает виду. – Давайте наслаждаться жизнью, – и осторожно подтолкнул Егошина к трапу самолета…

Первый в жизни полет не произвел на Егошина значительного впечатления, ни на миг не почувствовал он себя птицей, парящей в поднебесье. Было лишь ощущение некоторого дискомфорта; от пробок, забивших уши, надсадмы неутомимо «благодарим» и на нижних этажах жизни, причем здесь благодарность носит не устный, а сугубо материальный характер. «Благодарим» продавцов, парикмахеров, жэковских полупьяных слесарей и водопроводчиков, вконец зажравшихся механиков авторемонтных мастерских, портных, сапожников, таксистов, секретарш, кассирш, администраторов всех рангов, зубных техников. Без «дачи», как называли взятку в старой России, не обходится прием в хороший институт… Я не добряк, равно и не мстительный по природе человек, но я с наслаждением давлю этих гадов, где только могу. К сожалению, поодиночке их не передавишь. Нужно что-то другое… Я знаю, вас это не интересует. Вы придумали по-своему удобный способ жить – ничего не хотеть, от всего отказываться, свести свои потребности до минимума, в духе святого Франциска Ассизского. Что ж, каждый спасается как может… Ну, а я, к примеру, не святой Франциск, я тот, каким он был до своего обращения, власяницы и прочей мути, то есть нормальный кровяной мужик, «любящий баб да блюда», хорошую одежду и все удобства, я вашу философию отвергаю. Да и с чего я должен нищенствовать Христа ради, когда другие уплетают, аж треск стоит? Нас употребляют буквально на каждом шагу. А мы молчим. Гражданское чувство захирело. Может быть, всем честным людям, без исключения, надо выдать красные книжечки для поднятия духа и самосознания?.. – Он вдруг резко оборвал себя. – А ведь это я для вас распинаюсь. Хочу обратить вас в свою веру.

Егошин, внимательно слушавший непривычно длинное рассуждение Борского, промямлил что-то уклончиво-невразумительное.

Незадолго перед отлетом Борский вдруг вспомнил, что они так и не зарегистрировали билеты. Егошин всполошился: не поздно ли?

– Нет. Пошли. Держите ваш билет и паспорт, теперь вы – Булдаков Александр Степанович.

– Что за шутки?

– У меня не было вашего паспорта, когда я брал билеты. Выручил приятель – журналист Сашок Булдаков – певец Нечерноземья. Он кончает книжку, ушел на дно, и паспорт ему ни к чему.

Все еще ничего не понимая, Егошин раскрыл паспорт; на него глядело крупное челюстное лицо человека лет под сорок со лбом на полтемени – рано облысел приятель Борского на своей нервной работе.

– Да вы что – смеетесь? – Егошину трудно давалось возмущение, в голосе его появились плаксивые нотки. – Между нами ничего общего.

– Отыскать вашу копию было не так просто, – сухо отозвался Борский.

– Перестаньте острить! Я не поеду с этим паспортом. Меня примут за диверсанта.

– Хорошее у вас представление о диверсантах!.. Никто и внимания не обратит. Вы, наверное, никогда не летали.

– И не полечу. Давайте сдадим билет.

– И что дальше?

– Я куплю его на себя – Егошина. Потеряю пятерку или сколько там – не важно.

– Ас чего вы взяли, что билет достанется вам? Там же очередь. На ваш билет претендует по меньшей мере человек двадцать.

– Откуда вы знаете?

– Билетов не было уже, когда я брал. Мне сняли с брони. Послушайте, Егошин, да будет вам известно, что надо очень долго вглядываться в карточку и лицо человека, чтобы обнаружить их несоответствие.

– Что за чепуха!

– Нет, не чепуха. Хотите пари, что контролерша ничего не заметит?

– Это невероятно!..

– Но – факт! Это же не зарубежный рейс. Там сидят специально натасканные ребята, и знаете, сколько минутного гула моторов и неприятно-резинового запаха. Зато поразила и восхитила быстрота, с какой они перенеслись в далекий северный мир, на родину дивного холмогорскою мальчика.

В Архангельске их ждали. Прямо к трапу был подан синий милицейский «джип» с красной полосой, и сероглазый капитан в юбке, туго облегавшей спелые рубенсовские формы, браво и сердечно приветствовал консультанта по эстетике и его друга Гостям было предложено откушать в ресторане «Приморский», славящемся блюдами из лососины, после чего их доставят на борт рейсового пассажирского парохода «Беломорск», курсирующего между Архангельском и Соловками. Каюта уже зарезервирована.

– Умеют ценить в милиции