Переворот - Джон Апдайк

— Он призывает к насилию! — произнес белый мужчина за спиной Эллелу.

— Он, наверно, шутит, — успокоил его сотрудник по связи с общественностью. И поднял три пальца так, чтобы Эллелу мог их видеть, показывая оратору, что по непонятным законам техники у него осталось всего три минуты.

— Находящийся за мной зверь, который пьет священную черную кровь нашей земли, выбрасывает дым и синее пламя и очищает побочные продукты нефти, так же смертен, как и любое другое существо, — объявил в микрофон Эллелу, — и я советую моим солдатам послать первые пули в яремную вену, а именно: в голый трубопровод, выводящий пары бензина из башни, где происходит деление, ниже шара конденсатора. — Он сам удивился, как это он сумел изложить. Это все равно как держать горячие уголья во рту — нужно только иметь слюну и веру.

Однако солдаты не стреляли. Они стояли в своей серой униформе среди пестрой толпы, наивные, озадаченные мальчишки из палаток пастухов и травяных хижин, и ждали появления кого-то, кто мог отдать им приказ.

Эллелу пытался стать этим кем-то с помощью всего лишь своего голоса и двух электрических минут, которые могли возвысить его над массами. А толпа, по-прежнему добродушно настроенная и, возможно, жаждущая потрогать сказочное электронное оборудование, на котором все еще стояло написанное осыпающимся золотом имя ныне распущенной, погубленной наркотиками рок-группы «Ле Фазз», или «Пушинка», придвинулась ближе, опасно близко. Пытаясь собраться с силами, чтобы говорить дальше, Эллелу почувствовал, как за его спиной сотрудник по связи с общественностью и белый инженер обмениваются наспех написанными планами чрезвычайных мер, «сценариями», а кроме того, в его носовых пазухах появился, перекрывая химическое промышленное зловоние, какой-то непонятный запах. У этого запаха была пронизывающая сладость, напоминавшая о шерстяных вещах, и опавшей листве, и розовых щеках людей кавказской расы, и — да, безусловно, — о свежих, покрытых глазурью пончиках в закусочной вне студенческого городка, которыми кормили студентов, искавших прибежища от минусового холода висконсинского утра между занятиями. Пончики лежали на вощеной бумаге, еще теплые, только что вынутые из печи, тесто в них было такое пушистое, что прямо таяло во рту, оставляя сладкий вкус и чешуйки глазури на губах, — как этот запах, предвестник вкуса, мог появиться здесь и так живо напомнить все Эллелу в промежутке между его ораторствованиями, что рот его наполнился слюной? Никакой тележки с едой для рабочих не было видно, однако запах не исчезал из его носа. А в ушах стоял скрип карандашей врагов. Эти отвлекающие факторы поколебали хрупкую чашу с перегонкой его обращения к народу, с концентратом его космического возмущения и, пожалуй, помешали ему произнести эту свою последнюю публичную речь так хорошо, как следовало. Низким голосом, деловым тоном он вновь заговорил о производимых из нефти продуктах.

— Вы можете спросить, что капиталист-неверный делает из бесценной черной крови Куша. Он получает из нее, конечно, горючее, которое позволяет ему и его разжиревшей, сварливой семейке, до того перебравшей сахара и крахмала, что все лица в прыщах, раскатывать без надобности на машинах и посещать друзей, которые им вовсе не рады. Вместо того чтобы жить и работать, как мы, в одной деревне с близкими, американцы разбрасывают родных по всей стране, которую они похоронили под гудроном и камнем. Они потребляют также нашу кровь на своих заводах и в небоскребах, где свет горит всю ночь и стоит жара, как в полдень в низине Хулюль! Народ мой, в моих странствиях, которые я совершал только из любви к вам, чтобы лучше нести ваше бремя, я был в этой стране дьяволов и могу вам сообщить, что они делают из вашей священной крови скользкие зеленые мешки, в которые складывают свои отбросы и даже листья, падающие с деревьев! Они делают из нефти игрушки, которые ломают их дети, и бигуди для завивки волос, в которых, как по глупости считают их толстые жены, они будут красивее выглядеть, когда отправятся в супермаркеты покупать еду, упакованную в прозрачную бумагу, сделанную из нефти и выращенную с помощью удобрений, полученных на основе вашей крови! Из вашей крови они делают дезодоранты, чтобы скрыть данные Богом запахи тела, и воск для спичек, с помощью которых они раскуривают свои смертоносные сигареты, а также воск для чистки обуви, тогда как народ Куша ходит по обжигающему песку босиком!

Появился новый запах, тоже сладкий, но острый. Эллелу пытался определить его, переходя на более общие и более духовные темы.

— Таковы безумства, творимые расой, которая презирает и Маркса, и Аллаха. Мир стонет от алчной вульгарности этих неверных. Они досуха высасывают обширные слабые государства во имя своего изобилия и извращенного вкуса. Земля, ставшая поставщицей мелких удобств и искусственных радостей, может лишь превратиться в пепелище, в обглоданную кость, вращающуюся в пространстве. Приблизьте Судный День, благословенные солдаты нашей патриотической армии, и расстреляйте этого гиганта, раба взяточничества, пошлите ему милосердную пулю в горло и восстановите на этом древнем хребте исконную пустоту, столь милую Аллаху, мудрому и всезнающему!

Эллелу наконец определил запах: так пахло розовое дезинфицирующее, похожее на мыло средство, которое прикрепляют под нижний край писсуаров в мужских уборных некоторых американских заправочных станций и ресторанов и которое всегда вызывало недоумение у юного Феликса, пока он не привык к этому настолько, что перестал удивляться.

— Вы можете сказать, что эти колодцы принесли воду. А я скажу вам, что Всевышний мог бы заставить реку течь по хребту. Вы говорите: здесь теперь растет трава, так что появилась пища для овец, растут фиговые и апельсиновые деревья, а то, что не растет, можно купить. А я говорю: Сахара некогда была вся зеленая, и Всемилостивый дал ей высшую красоту, красоту самого малого, неизменную, незагрязненную, необходимую. Сейчас в мире идет сражение между армиями тех, кто довольствуется необходимым, и тех, кто живет в условиях переизбытка. Присоединяйтесь к этому сражению. Господь дал вам сегодня в руки возможность разгромить и испепелить это зловредное явление на нашей земле, это зловонное вторжение!

Но понял ли он, интуитивно или как-то иначе, суть происходящего? Непонятное розовое вещество, несомненно, имеющее в основе нефть, находилось в выемке фарфоровых писсуаров, по которым стекала моча, — для чего его туда прилепляли? В качестве талисмана, джю-джю, жертвоприношения чистоте.

— Вы говорите, — выкрикнул он в микрофон, который казался ему сейчас узким горлом большой гулкой трубы из тыквы, — что здесь тяжело жить и что засуха сделала жизнь еще тяжелее. А я говорю: безоблачное небо является отражением безоблачной души Куша, души, освободившейся от тирании материального мира. «Восхваляй своего Владыку, сохраняй одежду в чистоте и держись в стороне от всякой грязи».

Дьяволы, стоявшие позади него, продолжали совещаться. А толпа, размеров и протяженности которой он не мог видеть, была подобна парусу на далеком озере Тиммебаго, который ждет, когда подует ветер и натянет парус или же, если направление неверно рассчитано, парус изменит угол наклона.

— Народ мой, ваш президент тяжело переживает засуху, она чуть меня не сломала, пока я не понял: засуха — это явившийся нам Свет, и то, что мы при этом чувствуем себя несчастными, — богохульство. Книга книг порицает: «Ваши души с колыбели и до могилы полны мирской корысти». Книга книг обещает: «Скоро вы узнаете. Если вы будете со всею несомненностью знать правду, вы увидите огонь Ада, — увидите собственными глазами». Народ мой, давайте разожжем большой костер. Белые дьяволы с их машинами проникли к нам через дверь нашей слабости, наших блужданий и нетвердой приверженности идеалам исламского марксизма, красоте Рождения, славе Куша, которой завидовали фараоны и которую проклинали христиане Аксума! Перестань блуждать, народ мой! Разрушь этот гнусный храм Маммону! Солдаты, стреляйте! Эллелу приказывает вам стрелять!